— Нам нужно продезинфицировать это, — он встает и направляется в ванную, возвращаясь с небольшой аптечкой.
Он смачивает марлю в дезинфицирующем средстве и начинает промакивать ее вокруг моей плоти.
— Ай, — вздрагиваю я от внезапного жжения, но потом его горячее дыхание обдает мою кожу, ослабляя боль.
— Это случалось раньше? — тихо спрашивает он, его пальцы обрабатывают мою маленькую ранку.
— Ничего такого, с чем бы я не справилась, — отвечаю я, поворачивая голову в сторону. Мне не нужно, чтобы он сражался за меня. Не тогда, когда я способна защитить себя сама.
— Аллегра… — он откидывается назад, испуская глубокий вздох, — просто… в следующий раз, когда случится что-то подобное, скажи мне.
— И что ты можешь сделать?
— Отправить мою мать обратно в Италию, — отвечает он, выражение его лица серьезно.
Мои глаза немного расширились от его ответа, но я решила сменить тему, не желая быть причиной разрыва между матерью и сыном.
— Твоя мать и Джианна…. были подружками в течение долгого времени? — спрашиваю я, пытаясь понять гнев его матери по отношению ко мне.
— Мама и Джианна? — Энцо поднимает бровь, забавляясь. — Никогда. Раньше они терпеть друг друга не могли. Мама всегда ругала Джианну. Пока не появилась ты, то есть.
— Понятно.
Она поступает по старинке: «Враг моего врага — мой друг», — и все для того, чтобы заставить меня страдать. Но почему?
— Ну вот, все готово, — говорит он после того, как накладывает пластырь на мое колено.
— Спасибо. — Я опускаю юбку, внезапно чувствуя себя немного неловко. Наверное, это первый раз, когда мы нормально поговорили, не ссорясь.
— А теперь иди переоденься. Нам нужно кое-куда съездить.
— Куда?
— Навестить мою сестру.

Я смотрю в окно машины, рассматривая чужие дома. Энцо не произнес ни слова с тех пор, как мы выехали из дома, и почему-то тишина становится оглушительной.
— Почему твоя сестра в монастыре? — наконец спрашиваю я.
Мне известно, что у него есть взрослые сестры, которые уже замужем, поэтому я была удивлена, услышав о сестре, живущей в монастыре.
Его черты лица напряглись от моего вопроса, а руки крепче вцепились в руль.
— Она воспитывает там свою дочь, — его ответ короткий и отрывистый, но это только усиливает мое любопытство.
— А как насчет отца? Она не замужем?
Он не отвечает. Вместо этого нажимает ногой на тормоз, останавливая машину на обочине.
— Она не замужем. И я не хочу слышать, как ты говоришь об этом при ней, — я хмурюсь, ошеломленная его реакцией.
— Но…
— Она была изнасилована. Два года назад. Так она забеременела. Мой отец не мог терпеть такой позор в своем доме, поэтому он отправил ее в церковь Сакре-Кер. — Невозможно ошибиться в том, что Энцо глубоко переживает за свою сестру, но только не по тому, как он едва держит себя в руках, объясняя обстоятельства ее изгнания.
— Я ничего не скажу, — отвечаю я, и он вынужденно кивает, так что я чувствую себя обязанной объясниться. — Я не смотрю на нее свысока, знаешь ли. Нет ничего позорного в том, что она захотела оставить своего ребенка. — Он бросает на меня взгляд, прежде чем резко ответить.
— Скажи это всем тем людям, которые распинали ее за этот выбор.
— Я удивлена, что твой отец не сделал больше. Он не кажется мне склонным к компромиссам.
Энцо усмехается, направляя машину по дороге.
— Нет. Мне пришлось с ним договариваться. Ты поймешь, Аллегра, что мой отец не заботится ни о ком, кроме себя — и денег.
— Что ты сделал? — мне страшно спрашивать, особенно видя, как его лицо застыло, а вены на руках выделяются, когда он держит руль.
— Я заплатил ему то, что, по его мнению, он потерял с ней, — говорит он загадочно, и я хмурюсь.
— Я не понимаю.
— Он собирался отобрать у нее ребенка, а потом продать ее по самой высокой цене — единственное, что он еще мог для нее сделать. Поэтому я нашел способ сделать его счастливым.
Я не думаю, что он дает мне полную картину, и когда он не говорит больше подробностей, я оставляю эту тему. Мне кажется, это первый раз, когда я вижу такую реакцию Энцо… столько эмоций, излучаемых им.
Мы едем еще некоторое время, пока наконец не достигаем места назначения.
Сакре-Кёр — внушительный, окруженный крепкими стенами. Он больше похож на тюрьму, чем на монастырь. У меня почти возникает искушение спросить, правильно ли мы доехали, но мне не кажется, что Энцо воспримет такую шутку.
Он берет меня за руку и ведет к входу. Сначала мы проходим через охрану, а затем нас встречает сестра, которая проводит нас в одно из общежитий.
Снаружи все здание кажется немного обветшалым, и это подтверждается, когда мы входим внутрь и поднимаемся по лестнице в маленькую комнату в конце первого этажа.
Энцо тихонько стучит, и дверь открывает красивая женщина с ребенком на руках. Ее глаза — идентичные глазам Энцо, — расширяются, прежде чем она обнимает нас, не забывая о младенце, который спит в ее объятиях.
— Энцо! — восклицает она, и на ее лице появляется выражение чистого счастья. — Я скучала по тебе.
— Лина, а как поживает моя любимая племянница? — его голос полностью меняется, когда он обращается к сестре, и я вдруг чувствую себя незваным гостем в этой идеальной семейной сцене.
— Наконец-то спит. Пойдемте, — она приглашает нас войти внутрь.
Комната крошечная, в ней только кровать и комод. Повсюду разбросаны детские вещи, и я удивляюсь, как она справляется в таких стесненных условиях.
Я захожу внутрь и наблюдаю, как Энцо берет ребенка из рук сестры, прижимая ее к своей груди.
— Клянусь, она становится все больше и больше с каждым разом, когда я ее вижу.
— Она так быстро растет… — Лина качает головой, на ее губах играет улыбка.
— И… — она прервалась, повернувшись ко мне, и нахмурила лоб.
У семьи Энцо, должно быть, потрясающие гены.
Я заметила это даже в Рокко и Лючии. Если бы не лишние килограммы на животе, Рокко не выглядел бы таким пузатым и старым. Но даже в этом случае я поняла, откуда Энцо, должно быть, взял некоторые из его черт. А еще есть Лючия, и, как бы мне ни хотелось признать, она очень яркая женщина.
Но Каталина… Несмотря на то, что она унаследовала внешность своей матери, в ее чертах нет и следа злобы. Есть только спокойствие, которое подчеркивает ее красоту.
— Это моя жена, Аллегра. — Энцо наклоняет голову в мою сторону, но его внимание полностью сосредоточено на племяннице.
— Приятно познакомиться, — я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в обе щеки, и удивляюсь, когда она обнимает меня.
— Добро пожаловать в семью, — ласково похлопывает она меня по спине. В этот момент ребенок начинает плакать на руках у Энцо, и Каталина быстро забирает ее у него.
— А эта маленькая нарушительница спокойствия — моя дочь, Клаудия.
Она с любовью смотрит на свою дочь, воркуя, чтобы та перестала плакать. И она перестает. Как только она чувствует себя комфортно на руках Каталины, на ее лице появляется умиротворенное выражение, и она снова засыпает.
— Это не ты, Энцо, — шепчет Лина брату, видя его угрюмое выражение лица, — она не привыкла, чтобы ее держали другие люди.
Лина осторожно присаживается на кровать, держа дочь на руках.
— Расскажите мне поподробнее, — смотрит она на нас. — Как это произошло? Когда вы поженились?
Я открываю рот, чтобы ответить, но Энцо начинает первым, рассказывая о нашей встрече, но искажая все, что произошло потом. Лина внимательно слушает, на ее лице мечтательное выражение, пока Энцо сквозь зубы врет о нашей большой истории любви.
— О, Энцо! Я так счастлива за тебя. Ты не представляешь, как я хотела увидеть, как ты остепенишься с любимым человеком. — Каталина продолжает восторгаться выдуманной историей, а Энцо продолжает уловку, рассказывая ей дополнительные подробности о нашей свадьбе.