Вытерев ей подбородок, я даю еще супа. На этот раз я не удивляюсь, когда он оказывается больше на ее лице, чем во рту. Я не останавливаюсь. Еще одна ложка, и еще больше супа стекает по ее подбородку.

Немного отстранившись, я наблюдаю, как она уж очень сильно старается притвориться спящей. Тогда я решаю раскрыть ее блеф. Поставив миску обратно на поднос и, наклонившись, я ловлю языком капельки супа, стекающие по ее подбородку. Смыкаю губы на коже прямо под ее губами, всасывая жидкость.

Она задыхается и пытается отстраниться, но морщится от боли в плече.

Я немного отодвигаюсь и вижу, что она смотрит на меня, в ее глазах горит тот же огонь, что и раньше.

Я должен был знать, что никакое огнестрельное ранение не сможет погасить в ней эту искру. Мои губы растягиваются в томную улыбку.

— Что, по-твоему, ты делаешь? — спрашивает она сквозь стиснутые зубы, и даже истощенная, она собирается бороться со мной.

— А на что это похоже? — я поднимаю руку, чтобы погладить ее по щеке. Аллегра пытается оттолкнуть меня, но ее состояние не позволяет ей двигаться.

Она поймана.

— Тебе больно. Не напрягайся. — В ее глазах столько враждебности, будто она бросает мне вызов, чтобы я продолжал нажимать на ее кнопки.

А я никогда не могу пройти мимо хорошего вызова.

— Беззащитная… ты даже не можешь ударить меня, — тяну я, и она откидывает свое тело назад, гримасничая. — Будь хорошей девочкой и не сопротивляйся, — говорю я, перед тем как опустить голову ниже так, чтобы мой рот написал над ее ртом.

— Я укушу, — шепчет она, вероятно, надеясь, что это отпугнет меня.

— Может быть, я и хочу, чтобы ты укусила меня, — отвечаю я и ухмыляюсь, дразня ее губы своими, прежде чем внезапно встать.

— Я рад, что тебе лучше. Теперь ты можешь есть сама. Я бы не хотел, чтобы мне пришлось выхаживать тебя.

— И чья это вина, придурок? — отвечает Аллегра, в ее голосе больше энергии, чем раньше. Она показывает на свое перевязанное плечо, а я просто пожимаю плечами.

— Разве я просил тебя принимать пулю?

Браво, Энцо. Ты должен был подмаслить ее, чтобы она вышла за тебя замуж, а не злить ее еще больше.

— Ты мог бы хотя бы сказать «Спасибо», — бормочет она себе под нос, перекидывая ноги через кровать и устраиваясь возле прикроватной тумбочке. Используя свою здоровую руку, она начинает есть суп.

— Полегче, — говорю я, видя, с какой скоростью она ест.

— О, прости. Ты хотел, чтобы я пялилась на нее? — закатив глаза, она продолжает есть.

Думаю, всё ясно. Она не умрет.

Когда чуть позже я ее проверяю, она снова спит, с безмятежным выражением лица. Ох, если бы она всегда была такой…

При этой мысли я качаю головой — в этом не было бы ничего веселого.

Занявшись своими делам, я трачу большую часть времени на телефонные разговоры со своими связями из Нью-Йорка и с Сицилии, и мне удается узнать, что Маркези запланировали для Аллегры. Свадьба, что состоится через десять дней, является кульминацией десятилетнего стремления Маркези выйти на рынки Северной Европы. При нынешнем руководстве я удивлен, что это вообще возможно. Леонардо Маркези известен своими расточительными привычками, а не дальновидностью. А тщательное планирование бракосочетания наводит меня на мысль, что за операцией может стоять скрытый игрок — мозговой центр.

Легко понять, что они сделали, даже без отчета Аллегры. Они должны были знать о склонности Франзе к детям, и решили сохранить ее внешность, ограничив потребление пищи. И предполагаю, что они также пытались держать ее в изоляции.

Когда я расспрашивал об Аллегре, он даже не знал, кто она такая. Он встречал только ее сестру, Киару, которую, по его словам, родители берегли, как зеницу ока.

Похоже, я не ошибся в своей догадке — она просто девочка для битья.

Но, как говорится, для одного мусор — для другого клад. Мне просто придется вытравить из ее сознания ошибочное чувство долга по отношению к своей семье. И самый простой способ? Заставить ее пропустить собственную свадьбу.

— Как она, доктор? — спрашиваю я, когда мужчина выходит из ее комнаты. Я нашел другого врача, готового присматривать за ней в течение всего нашего пребывания здесь, в основном потому, что мне нужен был более неэтичный врач.

— Рана заживает лучше, чем я ожидал. Она должна быть в порядке, пока заботится о себе.

— А как насчет того, о чем я спрашивал вас ранее? — постукиваю ногой, желая услышать его мнение.

— Это не должно быть слишком вредно. Сон полезен в данный момент, так как помогает ей исцелиться. — Я киваю и благодарю его. Теперь мой план может официально реализоваться.

В комнату я возвращаюсь поздно вечером. Аллегра уже глубоко спит. Подойдя ближе к кровати, я опускаю простыню на ее тело и провожу рукой по ее лбу.

Теплая… Слишком теплая.

Издав тихий стон, она вытягивает свое тело так, что простыня полностью спадает. Вся кровать промокла, а влажная одежда прилипает к коже. Она слегка вздрагивает, когда ветерок касается ее кожи, и дрожь охватывает ее тело.

Черт!

Это именно то, от чего предостерегал доктор. Я открываю ящик с лекарствами и беру таблетки, что он прописал.

— Полегче, маленькая тигрица, — шепчу я, помогая ей подняться, чтобы она могла проглотить их. На этот раз она не протестует, и когда ее глаза открываются, они тусклые от боли.

— Холодно, — хнычет она, и это разбивает мне сердце. Я быстро беру ножницы и срезаю рубашку с ее тела, по возможности избегая раненого места. Затем снимаю с нее брюки, оставляя на ней только нижнее белье.

Направляясь в ванную, я наполняю таз водой и подношу его к ней, используя тряпку, чтобы аккуратно вытереть пот с ее кожи.

— Нет… нет, пожалуйста, нет, — толкает меня рукой, а кожа покрывается мурашками от холода. Мой взгляд скользит по ее красивым грудям, ее соски напряжены.

Черт…

Я сглатываю. С трудом.

— Пожалуйста… — я ставлю тазик на пол, оставляя ткань внутри. Встав, я раздеваюсь, оставаясь в одних трусах, и присоединяюсь к ней на кровати.

Контакт кожа к коже — лучший способ согреть кого-либо, по идее. В данном случае я приму это за истину.

Повернув ее на здоровый бок, прижимаю к себе. Рукой обхватываю талию, чтобы держать ее вровень со мной. Соски Аллегры касаются моей обнаженной груди, и я закрываю глаза, желая успокоиться.

— Ох, — тихо стонет она, всё еще дрожа. Теснее прижимается ко мне и закидывает на меня ногу.

Блядь!

От этого резкого движения ее клитор соприкоснулся с моим уже твердым членом, и мне приходится стиснуть зубы от разочарования.

Вот что я получаю за попытку быть полезным.

Кажется, она нашла удобную позу, и вскоре крепко заснула. Прижавшись к ней, в какой-то момент я тоже засыпаю.

Уже утром меня будит женский крик. Открыв глаза, я вижу испуганную Аллегру, прижимающую простыню к груди, ее глаза полны слез.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не… — она прерывается, и все мои попытки пошутить быстро забываются. Она выглядит такой убитой горем, что я не могу найти в себе силы дразнить ее еще больше.

— Ничего не было, — встаю я, — у тебя был жар, и я согрел тебя.

— Голый? — она вскидывает бровь, но я пропускаю то, как ее взгляд опускается ниже по моему телу, а затем поднимается вверх.

— Конечно, что может исцелить лучше, чем мое божественное тело? — я одариваю ее кривой улыбкой, и печаль, кажется, исчезает из ее глаз, сменяясь чистым гневом.

Думаю, гнев мне нравится больше.

— Убирайся! — кричит она, бросая подушку в мою удаляющуюся фигуру.

Кажется, она наконец-то на пути к выздоровлению. И это лучшее время, чтобы привести мой план в действие.

Глава 7

Аллегра

Наверное, я недооценила дьявола. Может, он чувствует себя виноватым, за то, что я встала под пулю, предназначенную для него, но он вел себя наилучшим образом.

Вскоре боль в руке утихла, до терпимой. Я даже набрался смелости посмотреть на рану, и хотя врач хорошо наложил швы, шрам останется.