Назначив время и место встречи, я забегаю в магазин, чтобы переодеться и выглядеть более прилично.

Далее обмен происходит быстро. Как только я вижу, что обещанная сумма переведена на мой банковский счет, я отдаю кольцо, и мы расстаемся, любезничая. Покупатель пожелал остаться анонимным, поэтому вместо себя он прислал своего личного помощника.

Хотя мне было любопытно узнать о человеке, который с такой легкостью потратил шесть миллионов на простое кольцо, глубокая, непонятная тревога заставляет меня рассеянно просмотреть контракт, и мои мысли возвращаются к Аллегре. А когда речь идет о шести миллионах, мои мысли не должны быть нигде, кроме как здесь.

Даже после того, как я ухожу, меня не покидает ноющее чувство… чего-то.

Всю поездку на машине меня мучают видения того, как ею воспользовались, или она лежит мертвая в канаве. Ее невинные широко раскрытые глаза, ее безжизненное тело в луже крови…

— К черту! — бормочу я, тряся головой. Командую водителю немедленно развернуть машину и ехать обратно к паромному терминалу.

Я просто удостоверюсь, что она села на паром, а потом смогу продолжить свой «счастливый» путь. Страх, что я испытываю, иррационален, но как бы я ни старался, я не могу его подавить.

Это потому, что она такая защищенная… такая наивная. Она напоминает мне мою сестру, Каталину. И как старший брат, я бы не хотел, чтобы с ней что-то случилось. Особенно когда переживание этой вины давит на мою совесть.

Да, в этом всё дело. Она просто взывает к моим братским инстинктам. Аллегра может быть моей маленькой тигрицей, но для всех остальных она просто ягненок, который умоляет зарезать ее. Ее наивность — как свет маяка для каждой развращенной души… и моей в том числе.

После того, как я буду убежден, что она благополучно добралась до дома, я смогу оставить весь этот эпизод позади и жить дальше.

Когда мы возвращаемся в порт, вся территория пуста. Я осматриваю окрестности, но ее и след простыл.

— Проклятье, — громко ругаюсь я, прислушиваясь к любому движению. Наматываю круги некоторое время, прежде чем решаю, что мне следует просто пойти домой. Но шум из одного барака неподалеку останавливает меня. Я поворачиваюсь, прислушиваясь.

Чем ближе подхожу, тем больше слышно, что кто-то дерется. Я открываю дверь как раз вовремя, чтобы увидеть, как мужчина пинает Аллегру на пол, и она ударяться лбом о мебель.

Вернув взгляд к мужчинам, я сжимаю кулаки по бокам.

Они трупы.

Шагнув внутрь, один мужчина бросается на меня, но я легко отклоняю удары и несколькими ударами отправляю его в нокаут.

Легко задирать маленькую девочку. Не так-то просто с кем-то их размера.

Второй мужчина, тот, что осмелился поднять на нее руки, делает шаг вперед и наносит удар прямо мне в лицо. Я легко уклоняюсь, смещаясь вправо, а затем ногой нарушаю его равновесие, ломая ему колено. Он падает на землю, его лицо искажено от боли.

Не колеблясь, я снова бью его ногой, моя голень соприкасается с его нижней челюстью. От удара он отлетает назад, кровь брызжет на пол.

Я быстро поднимаю Аллегру на ноги.

— Иди сюда, маленькая тигрица.

Она слегка дезориентированна, прищуривает на меня глаза.

— Ты в порядке? — я хочу спросить ее, что случилось до моего прихода, но она, кажется, не готова к любым расспросам.

Она кивает, и я перемещаю пальцы к ее голове, где образовалось красное пятно.

— Ты сильно ударилась головой, — я держу себя в руках, не желая еще больше напугать ее убийством мужчин. Прижимая ее ближе к себе, я пытаюсь взять ее на руки.

— Я в порядке. Я могу идти, — тут же отвечает она и делает несколько шагов, чтобы показать мне, что она способна сделать это сама. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но качаю головой.

Не сейчас!

Взяв ее за руку, веду на улицу.

— Куда мы идем? — ее голос едва выше шепота, и я не сомневаюсь, что ей больно. С ее известной хрупкостью, и тем, что она выдержала накануне вечером, удивительно, что она вообще стоит на ногах.

Я оглядываю ее с ног до головы и чувствую, как растет мое уважение к ней. Она отнеслась ко всему спокойно, даже не жалуется.

— К моей машине. — Я стараюсь перенять на себя столько ее веса, сколько она позволяет, как будто ее независимая жилка обижается, если ей помогают.

Открывая дверь машины, я слегка отодвигаюсь назад, чтобы она могла забраться первой.

Она не забирается.

Она останавливается, поднимает глаза и смотрит на меня. Отводит голову в сторону, смотрит позади нас, а затем толкает меня так сильно, что я врезаюсь в дверь.

Ее рот складывается в букву «О», и с ее губ срывается леденящий кровь крик, когда она падает в мои объятия; на поверхности ее рубашки образуется красное мокрое пятно. Мои глаза расширяются, но я уже привык к подобным сценариям.

Безопасность превыше всего!

Я беру ее на руки и заталкиваю нас на заднее сиденье, быстро подавая сигнал водителю, чтобы он ускорился.

Ее глаза блестят, открыто глядя на меня, почти не узнавая. Видение, которое было у меня до этого, внезапно воплотилось в реальность.

— Зачем? — хриплю я, понимая, что она приняла пулю, предназначенную мне.

Она не отвечает, даже хныканья от боли, что были раньше, теперь приглушены.

Я провожу рукой по ее уже блестящему лбу, и в груди поселяется неприятная тяжесть. Моя вторая рука покрыта кровью — ее кровью.

И мне это не нравится.

— Шш, я с тобой. — Я продолжаю надавливать на рану, одновременно отдавая команды своему водителю.

Нам нужен врач. Срочно.

Пуля, похоже, попала ей в плечо, но не прошла сквозь него, значит, она всё еще внутри. Значит, мне нужен кто-то, чтобы прооперировать ее.

Черт!

Те люди еще на свободе, и, если их попытки покушения на мою жизнь до сих пор были показательны, они не остановятся. У меня есть возможность отвезти ее в мой особняк на Гоцо, но, боюсь, она не выживет, пока мы доберемся до острова. Нет… это не вариант.

Сделав несколько телефонных звонков, я получаю хирурга, который встретит нас в другом порту, на готовой к отплытию лодке. Особняк сейчас самое безопасное место.

Меня редко волнует, выживет кто-то или умрет, но, когда я смотрю на крошечную фигурку в моих руках, уже бледную от потери крови, я не могу представить ее умирающей.

— Ты не можешь умереть у меня на руках, — приказываю я ей, даже, если она меня не слышит. Но если она не послушается, то сильно пожалеет.

Я едва дышу — мое сердце подскочило к горлу и застряло там — пока мы пробираемся к другой части острова. Когда мы наконец останавливаемся, я открываю дверь и, крепко держа Аллегру, бросаюсь к ожидающему меня судну.

Только ступив на борт, я направляюсь прямо в одну из комнат внизу. Спихнув всё со стола, я осторожно кладу ее туда.

Она тихонько стонет, и я тяжело сглатываю, будто чувствую ее боль. Но я стараюсь прогнать все мысли из головы. Нужно действовать быстро.

Развернувшись, я подготавливаю большую миску с водой и смачиваю тряпку, проводя ею по ее ране и впитывая кровь.

— Где этот гребаный хирург? — кричу я мужчине, ожидающему за дверью.

— Он скоро будет.

Одной рукой продолжаю давить на рану, а другой проверяю ее пульс.

— Маленькая тигрица, если ты посмеешь покинуть меня, я найду тебя в загробном мире и буду мучить вечно. Даю слово.

Ее маленькое, изможденное от боли лицо, смотрит на меня, но ответа не последовало.

Проходит, кажется, целая вечность, прежде чем наконец появляется доктор, и запускают двигатели яхты. Он просит меня отойти в сторону и начинает осматривать пациента.

— Нужно извлечь пулю. Похоже, она застряла внутри, — профессионально комментирует он, осматривая хрупкое тело Аллегры. — Она маленькая. Вероятно, у нее сильный дефицит веса.

— Это будет проблемой?

— Зависит от обстоятельств. Это может замедлить выздоровление. Если ее организм выдержит.