Он фыркнул и рассмеялся — он любил, когда женщина давала ясную обратную связь, — и, проведя пальцем по клитору, снова вызвал в ней жгучее желание.

— Я не могу, — простонала она, ее ноги дрожали, щеки раскраснелись. — Перестань.

Ах, сабочкам не стоит пытаться командовать, потому что искушение доказать их неправоту слишком велико. Он удерживал ее взгляд, намеренно замедляя движения и сосредоточившись на клиторе, наблюдая, как ее разум затуманивается, глаза закрываются.

Она красиво изогнула спину, а затем ее влагалище начало резко сокращаться вокруг члена. В ее крике было столько же удивления, сколько и удовлетворения.

Господи, она такая красивая. Он провел руками по ее телу, чувствуя как бешено колотится ее сердце, какие мягкие у нее груди. А затем он заставил ее поднять колени, чтобы проникнуть в нее еще глубже, и с силой вошел.

Она обхватила ручками его руки, вцепившись в него с той же силой, с какой он в нее входил. Пыталась поднять бедра, подмахивая ему. Да, такая чудесная.

В нижней части тела нарастало давление. Его собственный оргазм сжал яйца, и затем он перестал себя контролировать, и член долго, горячо, умопомрачительно извергал семя.

Господи, она способна его убить.

Он обвил ее ноги вокруг своей талии и наклонился вперед, чтобы ткнуться носом в ее шею, ощутить на ней вкус легкого пота, поцеловать ее. Ее губы были мягкими, отзывчивыми и зовущими.

Она обняла его, обхватила ногами за талию. Ее лоно было уютным и теплым, и она целовалась как ангел.

Похоже, он попал.

****

Джин проснулся на рассвете и не сразу поняла где она. Спиной она чувствовала чье-то тепло и дыхание — пса? Но ее голова лежала на чем-то гораздо более твердом, чем подушка. Ее сзади согревал не Триггер, а Аттикус, который, на удивление, притянул ее к себе, чтобы обнять. Или, может быть, не столько обнять, сколько заявить на нее права. Прижавшись сзади, он обхватил ее руками, положив одну на талию, а другую на грудь.

Может, она и проснулась, но тело не хотело двигаться. Не после того, как он разбудил ее посреди ночи, проигнорировав ее полусонные протесты, сжал ее руки над головой, возбудил в ней безумное желание с помощью рта, зубов и пальцев. Пока она не начала умолять его взять ее.

И он так и сделал, сначала убедившись, что она кончила, затем получив удовольствие сам, причем в такой позе, которую, как она думала, люди в жизни не используют. Если бы он думал только о себе, она смущалась бы меньше. Но он наблюдал за ней во время секса так же внимательно, как во время связывания. Аттикус раньше Джин понимал, какой угол или поза возбудят ее сильнее… улыбался и работал над этим, пока она не впивалась ногтями в одеяло или в него.

— Не можешь уснуть? — услышала она, его голос был как рокот грозы, теплое дыхание касалось ее волос. Рука, обхватившая ее грудь, слегка сжалась, а большой палец погладил ее все еще набухший сосок, вызвав покалывание.

— Сколько времени?

Он поднял голову.

— Около семи. Но сегодня воскресенье. Нам нужно попасть в большой дом не раньше девяти.

Она замерла.

— Большой дом. Но… — она слышала, что Ханты говорили про завтрак.

Он отвел ее волосы в сторону и ущипнул за затылок.

— Тебе надо забрать одежду, да?

— Эм. Да, — прийти в комнату, полную людей, видевших, как она с ним ушла? Она повернулась к нему лицом. — Аттикус, я тут никого толком не знаю. Это было бы неудобно.

Он приподнялся на локте, и ее опалило жаром, как когда он играл с ней тогда в павильоне. Он гладил ее грудь, проводя пальцем по ключице, по губам.

— Детка, это может быть неудобно, но большинство новых ситуаций именно такие. Я тут тоже не местный. Я знаком тут только с Джейком и Логаном, год или около того.

— Я думала, ты тут живешь много лет. На ранчо. Сойер говорил об этом.

— Это ранчо в Айдахо.

— Господи, что же привело тебя в Калифорнию?

Он провел пальцем по ее щеке, отодвигая пряди волос. В неярком утреннем свете на его лице падали тени, а линию подбородка окаймляла темнота.

— Сойер. Он был здесь в гостях у приятеля, попал в аварию, получил здесь приговор. В тюрьме ему было плохо, так что я переехал поближе.

Он уехал из дома, чтобы оказать брату моральную поддержку. Она растаяла.

— О. И твоя семья нормально отнеслась к твоему отъезду?

— Мой второй брат хорошо отнесся. Мама умерла вскоре после того, как Сойер демобилизовался из морпехов — я думаю, отчасти из-за этого он попал в беду.

— А папа?

— Умер, когда мне было семь лет.

— Прости, — она погладила его по бороде, думая о его матери. Тридцать лет одна? — Твоя мама так и не вышла замуж?

Подбородок под ее пальцами окаменел.

— Вышла. Через несколько лет ее мужа посадили в тюрьму за то, что он ее избивал. У него были проблемы с гневом.

И у Аттикуса до сих пор проблемы с этим. Он такой гиперопекающий.

— Прости. Думаю, нам с тобой не повезло с отцами. Мой бросил нас, когда мне было семь лет.

— Ради другой женщины? — на его прозаичный вопрос было легко ответить.

— Думаю, в итоге, да. Но в основном потому, что он хотел больше того, что я и мама могли ему предложить, — она скривила рот. Мама делала все, чтобы его удержать, и она сама тоже. Изысканная еда, чистый дом, подавала ему выпивку и газеты. Он все равно ушел.

«Папочка, пожалуйста. Я буду очень стараться».

Взгляд Аттикуса смягчился, когда он посмотрел ей в лицо.

— Похоже, что…

Зазвонил телефон, прервав его, и он откатился в сторону, раздраженно застонав. Взглянув на дисплей, ответил на вызов:

— Вэр.

С минуту послушал, что ему говорят.

— Тут у меня Джин, — сказал Аттикус. — После того, как я верну ее в «Серенити», встречусь с тобой в начале тропы.

Он послушал и криво улыбнулся.

— Черт, да, она моя, — он взглянул на нее улыбнулся и четко произнес: — Такой красивой попки очень-очень давно не было у меня в кровати.

Джин приоткрыла рот.

Отбросив телефон в сторону, он перекатился и придавил ее своим весом.

— Ты назвал меня?

— Красивой попкой? Мммммгм. И если бы мне не надо было уехать, я бы воспользовался этой попкой.

Его ухмылка говорила, что он намеренно пытается вывести ее из себя. Она видела это по его лицу. Для безжалостного циничного копа у него отличное чувство юмора. У нее вырвался смешок, когда она попыталась придумать, как отомстить.

Он поцеловал ее, и она потеряла способность думать.

В конце концов, он поднял голову и нежно потерся бородой о ее щеку.

— Ты такая чудесная, — сказал он низким хриплым голосом, и она растаяла.

Она не могла назвать его чудесным. Скорее, доминирующим… и опасным.

— Мне охрененно не хочется с тобой расставаться, — он улыбнулся и прижался к ней эрегированным членом, — особенно сейчас.

— О, милый, как жаль, что ты пропустишь утренний секс, — она пыталась говорить строгим тоном, но он, конечно, слышал смех в ее голосе.

— Хреново быть мной. Я, похоже, многое упускаю. Утренний секс. Обнимашки после секса. Секс в душе. Завтрак. Секс после завтрака, — он улыбнулся. — Конечно, после этого у такого старикашки как я случился бы сердечный приступ, и я бы умер еще до обеда.

Старикашка. Ну, конечно. Ему, наверное, тридцать с чем-то. И ни грамма лишнего жира, сплошные мускулы.

— О боже, мы не можем допустить, чтобы ты погиб. Я попрошу доктора посадить тебя на диету без жирного, без сладкого, без пива и без секса.

— После дождичка в четверг. Попробуй только и я тебя выпорю… снова, — он прикусил ее за шею, и она почувствовала, что возбудилась.

Она провела пальцами по курчавым волосам на его груди. Почувствовала твердые, как камень, мышцы груди и затаила дыхание. Черт возьми, у него, наверное и пальцы ног накачанные.

— Куда ты собрался?

— В поисково-спасательный отряд, — он легко поцеловал ее и вылез из кровати. — Звонил Джейк. Какой-то ребенок убежал из дома в горы. Собаки потеряли его след после ночного дождя. Они надеются, я смогу что-нибудь заметить.