Она кивнула, прежде чем успела открыть рот и ответить «нет».

— На этот раз у тебя будет стоп-слово — «красный», — пока она обдумывала эти слова, Аттикус поднял ее, и через секунду она лежала животом на его мускулистых бедрах. Прохладный воздух начал ласкать ее ягодицы, когда он задрал ее короткую кожаную юбочку, а затем… прямо там, где уже было больно… каменная рука шлепнула ее по попе.

— Оу! — Она толкалась, брыкалась, ерзала. Пыталась прикрыть попу правой рукой.

Он заломил ей руку за спину, прижал правое запястье к пояснице и удерживал, продолжая. Шлеп, шлеп, шлеп.

Жжение усиливалось, в этот раз оно было знакомо, и каждый удар подталкивал ее к краю. Слезы навернулись на глаза и полились ручьем, она сдерживала всхлипы. Контролировать себя было тяжелее, чем выдержать порку.

Он остановился и потер ее ягодицы. Положил на нее вторую руку, пока она изо всех сил пыталась держать себя в руках. Мысленно она произносила стоп-слово, но слишком сильно сжимала зубы, чтобы сказать его вслух.

— Милая, — нежно сказал он, — расслабься. Доверься мне настолько, чтобы расплакаться.

Но расплакаться означало бы… открыться. Она чувствовала темные, непроницаемые стены, защищавшие ее. Скрывавшие ее эмоции.

К ее ужасу, он продолжил. Жгучие, болезненные шлепки обрушивались на ее попку, на бедра. Было больно… Боль нарастала, наполняя, сметая все на своем пути.

В груди рос ком рыданий, ломая барьеры, разбивая их, и она не сдержалась. Она зарыдала и продолжила рыдать, громко всхлипывая.

— Вот так, детка, — он обнял ее за талию, поднял, повернул и усадил к себе на колени. Притянул ее ближе, запустил руку ей в волосы и прижал ее к широкой груди.

Она плакала.

Рыдания лились рекой, с корнем вырывая эмоции. Гнев и разочарование, и горечь, и печаль смывались широким потоком.

Вечность спустя она поняла, что успокоилась и только прерывисто дышит. Она прижималась щекой к его рубашке, промокшей от слез.

От Аттикуса исходило тепло. Его объятия удерживали ее словно веревки, крепкие, безопасные, нерушимые. С рычащими, успокаивающими звуками он гладил ее по плечам.

Она все выплакала.

Конечно, она должна была бы чувствовать смущение, но ощущала только… покой. Ее разум и душа были опустошены, как будто свежий ветер с высоких ледников унес все, оставив после себя только свежий, чистый воздух. Она глубоко вдохнула и почувствовала, как его рука замерла.

— Ты снова тут? — спросил он.

Это заняло целую целую вечность, но в конце концов она подняла голову.

Он улыбался одним уголком рта, разглядывая ее лицо. О господи, у нее, наверное, макияж размазался. Он повернул ее так, чтобы дотянуться до коробки с салфетками, стоящей на стоге сена.

— На стогах растут коробки с салфетками? — хрипло спросила она.

— Саймон ее тут оставил, — он проигнорировал ее руку и вытер щеки и нижние веки.

— Спасибо, — никто из любовников Джин… не заботился… о ней. Так не заботился. Ее никогда в жизни так не лелеяли. — Прости за… — за то, что обрыдала тебя всего, как маленькая. Что делала это так долго, очень долго. Что…

— Милая, это я заставил тебя разрыдаться, — он положил руку ей на щеку и провел большим пальцем по подбородку, по губам. А затем коснулся ртом ее рта и спокойно сказал: — Если бы ты не заплакала, я бы шлепал тебя и дальше.

Его твердый взгляд говорил, что он не врет. Он на самом деле хотел, чтобы она зарыдала — и Саймон тоже.

— Н-но почему?

Он наклонил голову.

— Что ты чувствуешь сейчас? Ты в стрессе? Ты расстроена? Конфликтуешь с кем-то?

Это все смыто.

— О.

Он улыбнулся и взъерошил ее волосы.

— Пора тебе попить и поесть.

Он поставил ее на ноги, и у нее подогнулись колени. Он изучающе смотрел на нее, обнимая за талию… и она чуть не разрыдалась снова.

Когда они вышли на открытое место, она заметила нескольких женщин неподалеку, старательно не пялящихся на них, но бросающих на Аттикуса кокетливые взгляды.

Джин прикусила губу. Судя по тому, как он выглядит и какой он охрененный Доминант, можно поспорить, он невероятно популярен.

— Эм. Я могу… могу сама справиться. Тебе не нужно об этом беспокоиться.

— Не нужно, да? — он остановился на полпути, — детка, что у тебя такое в голове?

— Я понимаю, что тебе, наверное, есть с кем увидеться, — резонно парировала она, — Саймон не оставил тебе выбора, но сейчас я уже в полном порядке.

Услышав слова Джин, им плавно преградила дорогу двадцатилетняя брюнетка. Ее обтягивающий сетчатый наряд не скрывал роскошные груди и бритую киску.

— Аттикус, для тебя я всегда свободна.

Джин напряглась. Вот то, чего она боялась. Теперь все понятно. Она начала отстраняться от Аттикуса.

Твою мать. Аттикус крепче обнял сабочку, которую отпускать не собирался, и взглянул на ту, с которой отлично провел время прошлой зимой. Только отлично провел время — не совсем подходящее выражение, если вспомнить все ее требования и хотелки. Таня только брала, ничего не отдавая взамен.

Он нахмурился.

Слева от него раздался фыркающий смех. Это Логан с Джейком откровенно подслушивали.

Аттикус бросил на них раздраженный взгляд. Господи, он ненавидел, когда эти ублюдки были правы. А сейчас они правы. Он довольствовался малым… Правда, ему нравилось отдавать, но совершенно нетребовательный Дом никому не нужен. А такое поведение сабы просто отвратительно.

Он переключился на Таню, которая улыбалась, притворяясь милой.

— Я тебя звал? — спросил он ледяным тоном и почувствовал, как вздрогнула Джин.

— Эм, — Таня осторожно отступила на шаг, — нет.

— Ты меня перебила?

— Нет. Я хочу сказать, д-да. П-простите, Сэр.

— Перебивать в любом случае грубо. Сабе влезать в разговор Дома непростительно. Кто, черт возьми, тебя учил?

Кто-то прочистил горло. Это Ксавье присоединился к Логану и Джейку.

Увидев его, Таня побледнела, как полотно, и упала на колени.

— Таня из «Темных Небес», — сказал Ксавье. — Если ты хочешь наказать ее, я могу пока присмотреть за второй. — Он кивнул на Джин, и та прижалась к Аттикусу так сильно, что он почувствовал каждый изгиб ее тела.

Смех заплясал в глазах Ксавье, и Аттикус подавил улыбку.

Ксавье закончил:

— Или я могу отдать Таню кому-нибудь, кто с удовольствием займется ее обучением.

Аттикус поцеловал Джин в макушку, вдыхая ее нежный аромат.

— Эта моя. Со второй делай, что хочешь.

— Я так и думал, что ты это скажешь, — Дом из «Темных Небес» схватил Таню за волосы, заставил встать на ноги — не грубо, но безжалостно — и они ушли.

Ну, хорошо. Аттикус с минуту обнимал Джин, прокручивая в голове события последних нескольких минут. Красивая женщина, неуверенная в своей привлекательности это что-то новенькое, и все же это никуда не годится.

— Вирджиния.

Он подождал, пока она поднимет взгляд.

— Просто чтобы ты знала, Саймон был в курсе, что я хочу с тобой замутить. Он просто мне помог.

Она моргнула. А потом он увидел то, на что надеялся. Восторг.

Господи, он обожал видеть ее счастливой.

Потеревшись щекой о ее мягкую щеку, он прошептал:

— Пойдем поедим, и, если ты захочешь защитить меня от других назойливых саб, я тебе это разрешу.

Когда она хрипло рассмеялась, он наградил ее — и себя — медленным, долгим, глубоким поцелуем.

****

Джин не сразу заметила — в конце концов, плач отнял у нее много сил, — но за этот вечер атмосфера в амбаре изменилась. Несколько сцен еще шли, но прежнее ощущение предвкушения исчезло. В зоне общения блестевшие от пота сабы сидели на одеялах или ковриках у ног Домов. К удивлению Джин, оказалось… приятным… быть одной из них. Кто бы мог подумать, что Мисс Деловитость понравится сидеть на земле между коленями мужчины, пока он кормит ее вкусненьким со своей тарелки. Как странно.

Хммм. Может, подчинение удовлетворяет какую-то внутреннюю потребность в женщине? Или, может … Она покачала головой. Не лучшее время для психологической экспертизы, хватит изучать происходящее.