— Узнает постфактум.

— А если… Не приведи Господь, — перекрестился Дмитрий.

— Да ладно. Нормально всё будет. Кстати, попроси Василия Егоровича использовать на тебя «Восстановление», — не стал я откровенничать насчёт своих талантов.

— Не. Я слышал после него есть жутко хочется, и хоть немного вздремнуть нужно. Перебьюсь.

Драться на дуэли в пределах городских стен считается моветоном, поэтому мы направились наружу, хотя и не собирались отдаляться от Орла. Едва отъехав на сотню сажен, свернули на один из просёлков и двинулись вдоль стены. А ещё через полверсты оказались на полянке близ заполненного водой рва.

Дмитрий рассчитал всё тютелька в тютельку. Мы подъехали к месту ровно в семь часов. Одновременно с нами на полянку выехал и экипаж с моим противником. Разве только с противоположной стороны. По правилам приличий мы не могли выезжать через одни городские ворота, и этот момент был оговорён секундантами.

— Господа, предлагаю вам решить дело миром, — произнёс Дмитрий.

Не то, чтобы он и впрямь ратовал за то, чтобы мы разошлись. Но дуэльный кодекс требует, предоставить дерущимся последнюю возможность примириться.

— Меня не устроят извинения, господина Ртищева, — вздёрнув подбородок, пафосно произнёс Даудов.

— Не теряйте понапрасну время, судари, — ответил я, слегка склонив голову на бок.

Согласно дуэльного кодекса перед началом схватки мы должны выпить по дозе блокирующего зелья. Это заставляет одарённых нервничать, потому что к хорошему привыкаешь быстро и без доступа к магии начинаешь чувствовать себя неуютно. Некоторые так и до дурноты. А тут стоит пенёк, который ни разу не участвовал в смертельной схватке и излучает излишнюю самоуверенность. Вон как лихо опрокинул в себя склянку.

В том, что это зелье, сомнений никаких. Ведь наши медики проверят нас на предмет активности вместилищ с помощью «Распознавания». Рубль против сотни, что Даудов принял усиливающие зелья. Так-то они на нас не действуют, но это пока активно вместилище. А как только погаснет и мы временно превратимся в обычных людей, то очень даже.

Разозлился ли я на него? Да с чего бы. Я ведь и сам мухлюю. Способность-то мою заблокировать не получится. Так что, каждый крутится как может. Хотя оно вроде как и не по чести, но если никому не говорить, то никто и не узнает. А я и не стану.

Сразу в атаку бросаться не стали. Сошлись и начали кружить делая лёгкие выпады, в готовности уйти в оборону, или разорвать дистанцию. Погибнуть шансы конечно не столь уж и велики, но приятного ведь мало, когда тебя полосует отточенная сталь. Тем паче, что имеющие преимущество предпочитают не спешить наносить решающий удар, шинкуя противника по кусочкам. Так оно больнее и поучительней.

Наконец Даудов ринулся в атаку. Да так резво, что мне едва удалось среагировать. В смысле, я предвидел эту атаку, но он и впрямь был быстр, а потому пришлось приложить усилия, чтобы парировать удар. Опять же, сказывалась пока ещё недостаточная практика работы с умением.

А Даудов-то удивился тому, что не смог меня достать. Нехороший человек, редиска который. Всё же он принял как минимум зелье «Быстроты» и «Ловкости». По сути предъявить ему нечего, их использование попросту не определить. Во всяком случае, низкоранговым алхимикам это не по зубам.

Он ещё трижды переходил в стремительные атаки, и всякий раз, я едва сдерживал их, парируя выпады и разрывая дистанцию всеми возможными способами. Пару раз порывался врезать ему ногой, уж больно хорошо тот подставлялся, но дуэльный кодекс недвусмысленно указывает на то, что драться следует только шпагой, или рукой в которой она находится. Всё остальное считается неприемлемым и ведёт к урону чести. Дурдом! Но таковы правила.

Наконец я посчитал, что в достаточной мере изучил своего противника и сам пошёл в атаку. Сделав пару ложных выпадов, я ударил всерьёз. Правда в последний момент изменил траекторию клинка. Вместо удара в грудь, сделал лишний подшаг, максимально сократив дистанцию и направил остриё сверху вниз. Парирующий блок Даудова не смог помешать моей шпаге скользнуть по его клинку и впиться в живот.

Я не хотел наносить ему именно эту рану. Смертельную и мучительную. Просто, когда подвернулся удобный момент, который я сумел предречь, воспользовался им. А Даудову не позавидуешь. Умереть ему не дали, но лечение предстоит болезненное…

— Здравствуй, дедушка, — княжна Зарецкая вошла в кабинет патриарха рода, и сделала книксен.

— Здравствуй, Оленька, — всё ещё крепкий старик за восемьдесят, протянул ей руку, приглашая в объятия.

Юная прелестница скользнула к деду, и прильнув к груди звонко чмокнула в гладко выбритую морщинистую щёку. После чего с довольным вздохом положила головку ему на плечо. Он сначала погладил её волосы, а потом потрепал.

— Я соскучился. Ты стала редко навещать старика.

— Прости, дедушка. Я слишком занята в университете.

— Только не говори, что всё твоё время посвящено учёбе и только учёбе. Иначе я разочаруюсь в молодёжи, и прокляну сегодняшних студентов, позорящих это славное звание. Мы в бытность свою знали, как использовать время с пользой.

— Ты всё понимаешь, дедушка, — хмыкнула она.

— Потому что воспитывать тебя, это обязанность твоих родителей, моя же просто любить и баловать.

— Дедушка, я… — начало было княжна, и осеклась.

— Говори, внучка. Ты не сможешь меня расстроить или разочаровать.

— Не уверена, — буркнула она.

— Мы этого не узнаем, если ты мне ничего не скажешь.

— Я влюбилась дедушка. Но боюсь, что тебе не понравится тот, кого я считаю своим суженным.

— Список тех кто мне был бы неугоден слишком велик. Нельзя ли поконкретней?

— Это княжич Каменецкий.

— Который из них? — глухо спросил дед.

— Михаил.

— Не скажу, что мне нравится твой выбор, н-но… Что сказал отец?

— Он считает, что пришла пора положить конец вековой вражде между нашими родами, и что брак его младшей дочери с младшим отпрыском рода Каменецких может стать для этого хорошим фундаментом.

— Но сам он не решился прийти ко мне с этой вестью.

— Я на коленях молила его, чтобы он позволил мне рассказать тебе лично. Ведь это я сама сделала первый шаг, без ведома батюшки и матушки.

— Платон стоит во главе рода. Я сам уступил ему княжеские регалии, право принимать решения и нести бремя ответственности за род. Если он решил, что старые обиды ничего не стоят, то так тому и быть. Мне же остаётся только порадоваться за тебя.

— Правда? — не веря в происходящее спросила девушка.

— А как же иначе, если в твоих глазах столько любви и нежности. Кстати, а ты бабушке-то уже рассказала об этом?

— Ты первый.

— Тогда поспеши, иначе она из ревности мне всю плешь проест. А после мы вместе поговорим за чаем.

— Хорошо дедушка.

Она вновь чмокнула его в щёку и выскочила из кабинета, на поиске той, кто оспаривал у деда право быть самым любимым человеком в мире. И пока проигрывала, потому что старик неизменно оказывался в плюсе.

— Позвольте, ваша светлость? — заглянул в приоткрытую дверь дьяк, ровесник хозяина кабинета.

— Входи Аристарх.

— Ваша светлость, прошу прощения за то, что недоглядел за вашей внучкой, — понурив голову, с виноватым видом произнёс он.

— Семья моего сына уже давно не твоя ответственность, — покачал головой старый князь.

— Но Лука…

— Не вини его за то, что он верой и правдой служит не мне, а Платону. Он не мой дьяк, а главы рода, которому лично присягал на верность. Ты воспитал достойного сына, и можешь по праву им гордиться.

— Благодарю, ваша светлость.

— Но теперь Оленька твоя ответственность. Ты должен знать всё. Каждый её шаг и каждый вздох.

— Вы хотите расстроить этот брак? — спросил дьяк, который уже давно был куда больше, чем слуга.

— Заманчиво конечно задушить всё в самом зародыше. Но полагаю, что к этому приложил руку старый лис, князь Андрей. Всё только начинается, Архип. И нам стоит хорошенько подумать над тем, как ответить.