Цицерон обычно посвящал занятиям философией и литературой то время, когда политическая обстановка в Риме складывалась неблагоприятно для него и ему приходилось оставлять государственную деятельность. Первый раз это было между изгнанием (57 г. до н. э.) и проконсульством в Киликии (51 г. дон. э). По возвращении из ссылки Цицерон уже не смог занять сколько-нибудь значительного места в политической жизни. Обстановка в Риме была неспокойная. Сенатские разногласия вылились в уличные схватки. Нечего было и мечтать о consensus bonorum omnium — о том, к чему всю свою жизнь, лавируя между различными враждебными партиями и группировками, стремился Цицерон. Чувствуя разногласия между триумвирами — Цезарем и Помпеем, он решается стать на сторону Помпея и выступает с речью против проекта Цезаря о разделе капуанских земель. Выступление было некстати, так как вскоре после этого триумвиры вновь скрепили свой союз в Лукке (55 г. до н. э.). Отчаявшись в возможности сделать что-нибудь в этот момент на политической арене, Цицерон обращается к литературной деятельности, плодом которой явился трактат «Об ораторе».
Второй раз Цицерон обращается к обобщению своего богатейшего ораторского опыта во время диктатуры Цезаря (46–44 гг. до н. э.). Боясь, что он скомпрометировал себя в глазах Цезаря дружбой с Помпеем и относясь отрицательно вообще ко всякой диктатуре, несмотря на, казалось бы, вполне благосклонное к нему отношение Цезаря, Цицерон опять отходит от политической жизни и пытается найти утешение в занятиях литературой и философией. Риторическими плодами этого периода явились «Брут» и «Оратор». Правда, на этот раз он не целиком уходит в литературные занятия и три раза выступает перед Цезарем, ходатайствуя за своих единомышленников (Марцелла, Лигария и Дейотара). Политика, казалось, влекла его сильнее, чем литература, и во всех трех главных своих риторических сочинениях он неоднократно сетует на вынужденное политическое безделье, правда, в то же время высоко оценивая и свои теоретические занятия риторикой. В «Ораторе» он говорит, что считает эти занятия не менее важными, чем государственные («Оратор», 148).
Хронологически риторические трактаты Цицерона располагаются в таком порядке: «О нахождении», или «О подборе материала» («De inventione») — написан между 91 и 86 гг., «Об ораторе» («De oratore») — датируется приблизительно 55 г., «Подразделения риторики» («Partitiones oratoriae») также приблизительно относят к 54 г., «Брут» («Brutus»), «Оратор» («Orator») и «О лучшем роде ораторов» («De optimo genere oratorum») написаны в 46 г., последняя риторическая работа — «Топика» («Topica») — появилась, по-видимому, в 44 г.
О первом из своих теоретических трактатов — трактате «О подборе материала» — Цицерон отзывался неодобрительно и считал этот свой опыт в теории неудачным («Об ораторе», I, 5). Тем не менее трактат содержит в зачатке основные мысли Цицерона, касающиеся красноречия, которые он затем будет развивать в работах зрелых лет. Работа, задуманная, по-видимому, как общий курс риторики осталась незаконченной. В ее двух книгах всесторонне разобрана лишь первая, правда, наиболее важная из пяти задач оратора — inventio — нахождение, или подбор, материала. Трактат обстоятельно разбирает три рода красноречия, уделяя наибольшее внимание судебному, как самому разработанному (II, 14–154), четыре рода дел, систему статусов, части речи и т. п. Все это характерно для такого рода работ, если судить по похожей на него и современной ему «Риторике для Геренния». Особый интерес вызывает предисловие к книгам — к первой, пафос которого направлен на защиту красноречия, и особенно ко второй — где и проявляются в зачатке черты будущего теоретика красноречия, его интерес к философии, провозглашается эклектический принцип подхода к риторике.
Система статусов, как полагают, взята из Гермагора (Цицерон здесь, как и анонимный автор «Риторики для Геренния», употребляет термин «constitutio»). Гермагор сформулировал принципы этой системы, основываясь, главным образом, на стоической логике, и идеи стоиков ощущаются в трактате, хотя сами они не упоминаются. Помимо стоиков здесь чувствуются также и влияние перипатетиков, т. е. в основе трактата лежит сочетание гермагорейской и перипатетической доктрины. «Подразделения риторики» — сочинение типа школьной риторики, составленное в форме вопросов и ответов. Действующие лица — Цицерон и его сын Квинт. Сын задает вопросы о частях речи и ее задачах, отец отвечает. Так, в небольшом сочинении, состоящем из 40 глав (139 параграфов), изложены основные технические принципы ораторского искусства.
Самое короткое из сочинений Цицерона по теории ораторского искусства — «О лучшем роде ораторов» (7 глав, 23 параграфа) представляет собой, или, вернее, должно было представлять введение к латинскому переводу речей Демосфена «О венке» и Эсхина «Против Ксенофонта», который, по-видимому, никогда не был осуществлен. Во всяком случае, до нас он не дошел. Это введение к несуществующему переводу не было опубликовано при жизни Цицерона. Главный его пафос, так же, как и пафос «Брута» и «Оратора», написанных в том же 46 г., направлен против неоаттиков.
Введение интересно также своими замечаниями о методах перевода. Цель перевода, говорится в предисловии, показать, что истинно аттическое красноречие — это не просто чистота и правильность речи, которая была присуща Лисию, взятому за образец неоаттиками, а все богатство и все оттенки речи, от самой простой до самой возвышенной. Своим переводом Демосфена и Эсхила Цицерон, по его словам, хотел показать неоаттикам мерило аттического красноречия, не уставая повторять, что истинный оратор тот, кто одинаково хорошо владеет всеми тремя родами стиля. Принцип перевода, провозглашенный Цицероном в этом предисловии, вряд ли вызовет возражения и у современных переводчиков: по его мнению, переводить следует не слова, а мысли, не букву, но смысл, и в соответствии с условиями и духом своего языка (14 и 23).
О происхождении «Топики», которая имеет цель указать источники нахождения аргументов, Цицерон говорит в самом начале этой книги: он сообщает, что написал ее по просьбе известного юриста Требатия Теста, который, не разобравшись в сложной «Топике» Аристотеля, просил Цицерона помочь ему.
Содержание «Топики» шире вопроса об источниках нахождения аргументов, которого Цицерон уже касался в трактате «Об ораторе» (II, 162–173). Он повторяет здесь обычные для его риторических трактатов вещи: характеризует три рода речей, части речи, разбирает вопросы свидетельства. В «Топике» заметно сходство с 23-й главой II книги «Риторики» Аристотеля, зависимость от стоиков и позднеэллинистических трактатов, влияние Антиоха Аскадонского, Диодота.
Трактаты «О подборе материала», «Подразделения риторики» и «Топика» разъясняют технические секреты школьной риторики. Главными же риторическими сочинениями Цицерона являются трактаты «Об ораторе», «Брут» и «Оратор». Эти три трактата объединяет общая идея — идея необходимости широкой культуры для оратора. Цицерон проповедует в них свой идеал оратора: человека высокой культуры, постоянно духовно обогащающегося, знающего литературу, историю, философию, право; идеал оратора, одинаково хорошо владеющего и простым, и высоким стилем, понимающего влияние ритма на слух аудитории, умеющего заставить ее и смеяться, и плакать, могущего властвовать над ее душой. Технические вопросы, которые в этих работах занимают количественно много места, отступают на второй план перед этой страстно проповедуемой на все лады идеей необходимости общей культуры.
Трактат «Об ораторе», состоящий из трех книг, написан в форме диалога. Лица, участвующие в беседе, — государственные деятели и ораторы предшествующего Цицерону поколения: Луций Лициний Красс, Марк Антоний, Юлий Цезарь Страбон, Катул, юрист Квинт Муций, Котта и Сульпиций Руф. Действие беседы отнесено к 91 г. до н. э. Цицерон поместил беседу в исторические рамки: это дало ему возможность с большей свободой высказываться о политике, тем более, что, беседуя об ораторском искусстве, собеседники то и дело касаются политики. Например, в начале III книги (III, 8) Цицерон так выражает радость по поводу ранней смерти Красса: «Не увидел он ни Италии в пламени войны, ни сената, окруженного общей ненавистью, ни лучших граждан жертвами нечестивого обвинения, ни скорби дочери, ни изгнания зятя, ни душераздирающего бегства Гая Мария, ни повальных кровавых казней после его возвращения, ни, наконец, этого общества, где все извращено, общества, в котором он был столь видным человеком, когда оно еще было в расцвете».
