Узкая полоса вытащенных на берег рыбачьих посудин, лодочных «сейфов» и дыряво-плетёных сарайчиков оставались позади, это жилой район бедноты, откуда начинаются главные переулочки Шанхая.

Порог нищеты начинается в пятидесяти метрах от ближайшего сейфа, где берег уже не заливает в половодье, возле бесплатной столовой «Чэнмай», где есть собранная из жердей высокая буква «П». Эта арка ведёт во дворик, где каждый день, в девять утра собираются бомжи, несчастные человеческие особи, которых отрыгнул даже бедный пригород южного Шанхая.

Их всегда не менее трёх десятков, как правило, пожилых, с испитыми лицами, обвисшими складками морщинистой кожи, воспалёнными коленями, неуверенными рваными движениями и хриплыми кашляющими голосами.

Нищета только со стороны представляется однозначным феноменом. Стоит пройти под аркой и оказаться в «Кормушке», как убеждаешься, что и среди бомжей имеется «элита». Кормятся здесь в основном обладатели бесплатных талонов Храма Дели и особо ценных карточек, дающих право на увеличенную порцию от швейцарского Красного Креста.

Где и за какие заслуги выдаются последние, для большинства бомжей загадка. «Карточники» кучкуются вместе, это свой круг интересов, разговоров и взглядов на окружающий мир. Те, кто вообще без талонов, жмутся к стенке в живой очереди и ждут, когда отобедают главные клиенты, чтобы доесть всё, что осталось в котлах.

— Какого чёрта их вообще надо кормить… — подал было голос Дино, собираясь, видимо, выразить своё отношение к происходящему, но мой взгляд приказал ему заткнуться.

Путь шёл в гору, уклон небольшой, но всё же:

— Давай ружьё, понесу. Рюкзак-то зачем взял?

— На всякий случай… Чёрт! — выругался Дино, споткнувшись на обломке доски. Здесь нужно постоянно смотреть под ноги, потому что в Шанхае есть всё, кроме брусчатки и асфальта.

— Исходя из напутствия Герески, магазины в центре могут и не работать… Хотелось кое-что приобрести, — с сожалением молвила Селезнёва.

— Костюмы дипломатов нам с падре? — предположил Дино.

— И это тоже. Рюкзак же есть.

— И галстук в горошек?

— О, господи…

Теперь мы шли через колоритный Старый Город, место, где обосновались первые поселенцы. Появились характерные домики с причудливыми китайскими завитушками — настоящий музей колониальной эстетики девятнадцатого века. Здесь нет ничего от строгого Берлина или опрятного двухэтажного Базеля, но этому муравейнику из ЮВА хватает своей, непередаваемой прелести. Маленький отряд шагал по улочке удивительного города, не заброшенного на Платформу заранее, а выстроенного самими людьми уже здесь. Из того, что они смогли найти.

Редкие прохожие, серая пыль проезжей, если можно так сказать, части, дощатые стены жилищ со щелями, замазанными глиной, мешанина запахов и отрешённые лица стариков на скамейках.

На крышах встречаются солнечные панели и баки для нагрева воды с насосом, это уже не редкость. Обязательный атрибут каждой семьи — большая бочка или ванна для воды. Здесь нет центрального водоснабжения, да и откуда ему взяться, если хижины строятся самими жильцами из подручных материалов? Поэтому люди набирают дождевую и привозную воду впрок. Много антенн, в Шанхае работает своя FM-станция. Слабенькая, конечно.

Тянулись лабиринты крошечных домиков, архитектурный коктейль пристроек, сараев, крылец и крыш — чаще плетёных и крытых грубо сделанной черепицей или кусочками крашенной на два-три раза фанеры. Но встречаются кровли из длинных листьев, а у счастливчиков есть пластик и даже шифер.

Уличное электричество отсутствует напрочь, маленькие светодиодные лампочки висят лишь под навесами крыльцев наиболее зажиточных домов, но жидкостные светильники на стенах висят у многих. Ночью тут интересно, я как-то забрёл. Но жутковато.

Прохожие одеты, кто во что горазд. Национальных юго-восточных одежд немного, они в основном на женщинах. Чаще встречаются люди в европейской одежде: футболки, рубашки с короткими рукавами навыпуск, тонкие джинсы или шорты. Много велосипедов, прикованных к стенам домов, есть скутеры.

Гнилостные миазмы исчезли, на смену им пришли восточные ароматы: пряные, сладкие, дымные шашлычные и жареные рыбные.

— Между прочим, мы так и не пообедали, голодный дипломат хуже разбойника, — проворчал я, сглотнув слюну. Сейчас, чувствую, личный состав готов пообедать даже в «Кормушке».

Дино то же самое бубнил на итальянском.

— Мальчики, давайте сначала сделаем дело, ну потерпите! — уговаривала нас Селезнёва.

Вот и центральная улица, о чём свидетельствует первая табличка с надписью на трёх языках: «南京路», «Nánjīng Lù» и «Nanjing Road». Рядом из земли торчит самый высокий флагшток с развевающимся многозвёздным флагом Свободной Территории Шанхай.

Начались национальные районы.

В конце таиландского квартала я зацепился взглядом за вывеску харчевни с названием «Dim Sum» и невольно сбавил ход — ох, какие запахи! В Шанхае точно не проголодаешься, если есть деньги в кармане, причём совсем небольшие. И добрая начальница в придачу.

Бирманский район отличается от тайского одеждой жителей и домами. В этом районе люди чаще всего обращаются к традиционному костюму, тогда как в остальных районах города царит полный микс. Бегают чёрные курицы и босоногие дети. Возле знаменитой бирманской «Стоматологии», с трудом втиснувшись в закуток между домами, спряталась уродливая самоделка, собранная из разных авто.

Старики Новой Мьянмы сидят возле глиняных стен на низких скамейках в характерных куртках с застежками. Женщины хлопочут по хозяйству в юбках-лонджах, завязанных спереди узлом. Головные уборы местных тоже приметны — повязки с узлом на боку или красные шапочки на каркасе. Внимания на нас никто не обращал.

Кроме индусов тут имеются китайцы, имеющие большое культурное влияние, и даже вьетнамцы, по тем или иным причинам оказавшиеся в составе монокластеров. Игры Смотрящих порой таковы, что среди потеряшек определённых национальных анклавов вдруг оказываются люди других национальностей. Так, в Дели может объявиться голландец, а в Замке Россия — бразилец. Говорят, что вокруг городка Форт-Росс вообще полная мешанина рас и народов.

Главная мечта любого шанхайского лоста — когда-нибудь влиться в состав какого-либо монокластера, получить ту самую «прописку». И не временную, а постоянную, чтобы попасть под благословенный дождь ништяков из канала поставки. Согласно соглашению, каждая община должна держать численность в пятьдесят человек. Так что, все в живую очередь.

Соответственно, число привилегированных акционеров всегда постоянно и равняется шестистам.

— Долго ещё топать, Макс? — нетерпеливо спросила уставшая Екатерина.

Я огляделся.

— Вот этот переулок, до Укан-роуд всего метров двести. Там спокойное место. Только…

— Что только? — в голосе Селезнёвой кроме усталости всё явственней чувствовалось напряжение.

— Автомобилей что-то не видно, и очень мало рикш. Да и прохожих тоже. Даже странно.

— Выходит, капитан был прав?

— А с чего ему врать-то, Катя? — невесело хмыкнул я. — Пошли-ка побыстрей.

Усадьба русского консульства небольшая, но основательная, капитальная. Высокий кирпичный забор, территория с деревьями, массивные деревянные ворота, двухэтажное здание за ними с европейской двухскатной крышей под черепицей, реет российский флаг. На знакомом флагштоке установлен фаловый подъёмный механизм с синтетическим тросом и кнехтом, их централизованно изготавливают на мехзаводе, везде стоят. Видны солнечные панели и две антенны.

Возил я сюда строителей… А вот внутри побывать не довелось.

Справа на заборе висит большая латунная табличка, указывающая, что это за здание, рядом — солидные ворота с дверью. Квадратный глазок со шторкой, тяжелое бронзовое кольцо, сбоку кнопка электрического звонка. Мы ещё не успели остановиться, как я вжал красный пластик до упора. Ничего не произошло, звонок внутри дома. И ещё раз.