Площадь всё так же беззаботно бурлила, но обстановка изменилась.

— Тэк-с… Костя, оттаскивай в сторону Игоря и Марата, оставляй им револьверы. Так оно надёжней будет. Проинструктируй, тебе видней, как. Проклятье, я бы вообще никогда у русских стволы не забирал! Так ведь не положено, инструкция — другие пассажиры возмутятся… Что ещё? Надо бы диспетчеров взбодрить, пусть созваниваются с полиционерами, не знаю, готовят патруль на всякий случай. А то всё проспят.

— Уже взбодрил, — невесело вздохнул комсталк.

— Тогда пошли принимать пассажиров вместе. Да и с нашими парнями поговорить нужно.

Здесь гораздо живописней, чем на западном участке международной магистрали. Появились зелёные перелески, окружающий пейзаж стал более разнообразным, вдалеке показались горы, воздух заметно посвежел. Встречаются деревеньки до десятка домов.

Удивительно, но на дороге попадаются и пешие путники. Время дня такое, что все они торопятся назад, в город. Эти люди окраин в принципе не избалованы транспортом, а в перелесках есть ягода, грибы и дикоросы. Собирают в основном целебные растения, а весь сбор высушивают и за копейки реализуют в городе. Но не травками едиными… Мужчины ставят самоловы всех видов, боровой дичи хватает, ловят на реках и озерах рыбу.

Ёлки, хорошо, что вспомнил!

— Костя, нужно будет добыть трёх цесарок.

— О-па! Жарить на ходу будем? — вскинулся напарник.

— Хорош прикалываться.

Пришлось повторить объяснение, рассказанное в замковом подземелье Гонте.

— Возьми мой полуавтомат и положи рядом с собой, я скажу, когда изготовиться. Открою переднюю дверь, пальнешь раза три и поедем дальше.

— Что, вот так всё просто? — изумился сталкер.

— Так просто. Подмени меня, кости ломит, размять надо, пока сильней не заболело. На погоду, что ли?

— Ну ладно… — качнул головой Лунёв и тут же перевёл моё внимание на дорогу. — Смотри-ка, ещё один с мешком тащится!

Торопятся путники, торопятся! Рассчитывают дойти до ближних домов засветло. Но этот точно не успеет. Обычно я подхватываю таких бедолаг на последнем участке перед городом. Пешеходы благодарят, суют в руки ягоды, какие-то корешки. Однажды вручили мне огромную деликатесную лягушку. Но сейчас ничем не могу помочь, мне в другую сторону.

Если добраться домой до темноты путник уже не успевает, он заранее подыскивает убежище. Вдоль дорог стоят эдакие хлипкие общественные шалаши, улетающие после первого урагана. Ну, не знаю… Я бы не рискнул. В шалаше если и спокойней, то весьма относительно, очень неоднозначны результаты таких ночёвок на дорогах, знаете ли. Я и косточки возле таких шалашей находил, и пятна крови. Потому что в этом, всё ещё свободном от людей огромном мире Платформы-5, только вдоль дорог да в городах-посёлках всё и происходит. И хорошее, и плохое.

Как тут не подобрать? А вот ночью водители случайных пассажиров брать остерегаются.

— Газку подбавь, Костя, впереди у тебя ещё километров десять хорошей дороги до первой реки, а потом начнутся предгорья.

Кивнув, Лунев вжал педаль, и постепенно разогнался аж до сорока пяти. Отвыкшие от адских скоростей пассажиры схватились за подлокотники.

— Всем пристегнутся, господа! — скомандовал я.

Ремни здесь не трёхточечные, а двухточечные, но они есть, и это уже очень круто.

— Огонь! — с восторгом объявил Кастет и включил новенькую магнитолу, недавно купленную мной в Берлине с рук, где на единственной кассете записаны два лучших альбома Creedence Clearwater Revival — Cosmo’s Factory и Pendulum. На проспекте Черчилля я приобрёл ещё пару кассет, но там записана какая-то индийская нудятина, надо будет перезаписать.

Другое дело!

Мимо пролетали валуны, одинокие деревца, кусты и поднятые «желтопузиком» в воздух птахи.

Публика в салоне начала по-своему, на национальный лад подпевать песням, переведённым или перепетым на разных языках. Сначала тихо, затем всё громче, и вскоре народ почувствовал себя спаянной бандой молодых шалопаев, несущихся в фольксвагеновском «хиппимобиле» на Вудстокский фестиваль. «Криденсы», кстати, на нём были одними из хедлайнеров, но из-за упрямства Джона Фоггерти в знаменитый фильм не попали.

Вот это, я понимаю, интернационал!

Сухопутный крейсер ПАЗ-3206 набирал скорость.

— А в Базеле где остановимся? — уставший сидеть Кастет поёрзал на водительском сиденье, затем склонился к стеклу, вглядываясь вдаль так, словно город уже показался вдалеке.

— На Банхофштрассе, это главная улица, променад, — я стоял, схватившись рукой за хромированную стойку, кочки это вам не асфальт, действительно устаёшь. Хреновый участок.

— Там есть отличная таверна «Балтазар» с гостевыми комнатами на втором этаже. Неформальный «Русский клуб», что ли, почти все наши там останавливаются, — я охотно делился знаниями и опытом. — Хозяйку зовут Моника Амманн, замечательная женщина! Точку пробил ещё Федя Потапов, он же оказался первым русским, который начал у неё столоваться. С тех пор так и повелось, Моника стала экспертом по русскому вопросу… Ей я привожу в подарок пару цесарок, получается не всегда, конечно, но стараюсь. За это имею особое отношение и пучок преференций. И вот, что я скажу тебе, на всякий случай, мало ли: рекомендую сдавать попутную добычу именно ей.

— Хитёр! Обязательно учту. А третью кому?

— Отдаю Дино, малолетнему итальянскому хулигану пятнадцати лет от роду, предводителю уличной банды. У него мать больная, а бульон ей помогает… В общем, это мой спецназ, ха-ха!

Кастет посмотрел на меня пристально и странно, задумчиво сказав:

— Похоже, Макс, и тебя Сотников заберёт на повышение.

Скоро появится первый мост. В отрогах горного хребта, расположенного к югу от дороги, находятся истоки двух рек, впадающих в группу больших озёр севернее Аддис-Абебы. Как всегда бывает в таких случаях, наши кураторы любезно перекинули через потоки два основательных каменных моста, археологический возраст которых определить невозможно.

А пока, пользуясь спокойной обстановкой на дороге и в салоне, мы просто разговариваем.

— Ты прав, отпуск нужен… Настоящий, а не на две недели возле рации. Сам знаешь, брат, бывают дни, которые в край изматывают нервы. Все жизненные силы высасывают, трахома, душу иссушают, да что я тебе говорю… Тогда хочется пораньше вернуться из рейда домой, отогреться на печи, поесть домашнего борща, а не варева из меню котлового питания или сухпая, выпить хорошо очищенной самогоночки, залезть в сосновую бочку с горячей водой и завалиться спать — пусть организм теперь сам восстанавливает сожжённые нервные клетки и нарушенный обмен веществ… Воды налить?

Я кивнул, принял из его рук стакан, и напарник продолжил:

— Но трахома-то в том, что такие дни имеют привычку растягиваться до недель, а то и месяцев. Будто кто-то там, наверху, и не в кабинетах Замка или в логове Смотрящих, а ещё выше, где по недавним моим атеистическим представлениям не существовало ничего, кроме космического холода, специально не дает расслабиться… Наказывает за грехи наши, совершенные на Земле по глупости и лени, либо вынужденно, в угоду кому-либо. Заставляет нас здесь по-настоящему служить правильному завтрашнему дню — с чистым сердцем, и не жалея живота своего… Ну, с животами пока более-менее благополучно: если не поймаешь ту самую пулю или клык, то можно отскочить гастритом или язвой, что позволяет кое-как доживать на пенсии… А вот с сердцами действительно скверный расклад: чем дольше стаж на оперативной работе, тем выше процент смертей от инфарктов и ниже возраст, в котором они случаются. Слышал, недавно хороший опер у Уксусникова умер?

— Я его помню, кошмарное дело, молодой совсем, — откликнулся я.

Тут Костя взорвался.

— Сорок шесть лет пацану! Сердечный приступ прямо на выезде в адрес, на пыльной грунтовке! И никого вокруг, конечно!

Что можно на это сказать?