— Я теперь племенная кобыла, если верить первому опусу. Кто хоть автор? — заинтересовалась я будущим адресатом свежеиспеченных булочек по самому сомнительному рецепту из сети. Так извратить простую в принципе выпечку, как известная ведущая кулинарного шоу, надо суметь. Подозреваю, популярной она стала именно потому, что люди хотят своими глазами увидеть, насколько можно испортить простые в принципе блюда. А еще говорят, у меня кулинария темная! По крайней мере, в моем исполнении вяленые помидоры действительно получаются вялеными, а не сгоревшими угольками. Да, ядовитыми, но ведь вялеными! Плохо, что после пробуждения парадокс только усилился, токсины в приготовленных блюдах стали сильнее и распадались медленнее.

— Некто “Анонимный”,— развела руками Сашка. Не удивлена: - в “Сплетнике” это самое популярное имя авторов. Все-таки брызгать ядом на аристократию под своим именем боязно.

— А ты сама разве не про помолвку читаешь?

Под внимательным взглядом подруги я развела руками и отрицательно покачала головой. Мне и на самом торжестве было дико скучно. Единственное светлое пятно - поближе рассмотрела императора с императрицей, да немного побеседовала с главой специального отделения жандармерии. Вот это действительно был приятный разговор. Смирившись с тем, что окончательно потеряла нить рассуждений в статье господина Б.Р. Езгливова о недопустимости чего-то там на полторы полосы, явно же доплатил за публикацию,— перешла на другую, сильно меня заинтересовавшую. Причем настолько, что Сашке я ответила спустя минут десять.

— Нет.

Подруга чуть приподняла брови, — от деда, что ли, нахваталась? — и, сделав подзывающий жест ладонью, безмолвно предложила продолжить:

—Если тебе так интересно, что написано в “Хронике” про помолвку, то это — один абзац, который можно уложить в два слова: “она случилась”. Странно, что такую статью вообще взяли в верстку. О, а вот это гораздо интереснее. Слушай: “В реке “М” выловили тело Анастасии Зосимовой, с явными признаками насильственной смерти. Госпожа Зосимова, дочь барона Вульфрика Радгера Зосимова, по заявлениям родителей…”— процитировала я часть статьи. Сашка недоумевающе посмотрела на меня:

— И?

— Я с этой Зосимовой была знакома. Ну как знакома, представлена кем-то на одном из приемов. Очень тихая девочка, ее вроде фрейлиной собирались определить к царевне.

— Не самая звучная фамилия, — неожиданно заинтересовалась Сашка. — Ну, для фрейлины.

— Не звучностью единой, — развела я руками.

— А что тебя вообще так заинтересовало? В реке “М”, — передразнила Сашка газетную статью, — много кого вылавливают.

— Вот как раз в реке “М” — передразнила уже я Сашку.— мало кого вылавливают. Просто последний раз уж громкое дело вышло. Импозантный историк-граф, бедная студентка-мещанка удивительной красоты, которая младше его на много лет. Трагичная и ужасная история, вот и раструбили.

— Так все-таки, — не унималась Сашка, — что тебя так заинтересовало в рядовом случае?

— А то, Сашка, что таких девушек убивают редко. А еще реже их тела, со следами насильственной смерти, вылавливают в реке в центре города. Прятать тела в воде — вообще плохая идея.

— Почему?— покладисто поинтересовалась Сашка.

— Всплывают.— буркнула я. — Журналисты, конечно, могли упустить. Например, вскрытый живот или наличие утяжелителя какого-нибудь, но вряд ли. Они, скорее всего, подобную подробность со всем смаком обсосали бы. Преподнесли бы таким образом, чтобы всем жутко стало и страшно.

Сашка закатила глаза и вздохнула, а потом на некоторое время задумалась. Как мне показалось, она собралась что-то спросить, а потом резко тряхнула головой — передумала. А зря, я бы еще порассуждала на тему, так сказать.

Честно говоря, помолвка принесла мне кучу проблем. Ну, как кучу. Одну, но очень большую. Такое громкое событие, прогремевшее во всех СМИ и всеми обмусоленное со всех сторон, поставило жирный крест на моем инкогнито в академии, и, как следствие, буквально отовсюду повылазили они. Ухажеры! Я не очень понимала, что перемкнуло в головах отдельных людей, которые рьяно принялись ухаживать за чужой девушкой.

***

—Мира!

Услышав за спиной незнакомый мужской голос, с придыханием зовущий меня, я ускорилась.

— Мира! Мира Огнева, ну постойте же!

Шустрый, если судить по звуку шагов. Когда меня схватили за плечо, сработал рефлекс.

— Ой, простите, — склонилась над лежавшим на асфальте парнем.— Я вас не сильно уронила?

Надеюсь, что сильно, но в голос все же добавила максимум участия. Вокруг крутились люди, и вроде уже начинали перешептываться. Мне бы уйти поскорее, да вот, судя по количеству народа с телефонами, сегодня я снова проснусь знаменитой. Минимизировать ущерб можно, здесь есть и городские камеры, так что совсем откровенную ложь клепать не рискнут. Так что продолжаем строить из себя святую простоту и наивность.

— Нет, что вы! — молодой человек откровенно возрадовался моему вниманию. — Я пал к вашим ногам и готов продолжать падать! Мира! Я люблю вас! Вы прекрасны, как Луна!

Огромный булыжник с кратерами по всей поверхности? Ну такой себе комплимент. А вообще, он не думает подняться, что ли? А то такое себе признание, лежа на спине на грязном асфальте. Детям такое точно не расскажешь. Хотя при правильной подаче получится красивая история любви. Она швырнула меня через плечо, а потом посмотрела в мои небесно-синие, или какие там у него глаза, и влюбилась с первого взгляда. Кстати, возможно, так и раскрутят. Помолвка будет с треском разорвана, репутация моя рухнет в тартарары, Огневым придется давать объяснения по поводу плохого воспитания экс-наследницы, и, непременно, монастырь. Только не такой, в котором содержится Елена, больше похожий на курорт, а где-нибудь на севере. Кстати, что он там несет, пока я в своих мыслях витаю?

— Я люблю вас! Люблю трепетно и нежно.

Сказала бы, что врет. Беспардонно врет, но нет. Уровень лжи: восемьдесят пять процентов, уровень симпатии — пятнадцать. Так что некоторый интерес к моей персоне у него имеется. Хорошо, а теперь удачно вспоминаем, что камеры на площади еще и звук пишут, и включаемся в концерт по заявкам.

Так, а теперь вспоминаем самый трогательный фильм, например, про ждущего песика и… А нет, не подойдет. Я при попытке выглядеть трогательно и мило обычно выгляжу глупо. В шестнадцать лет это еще работало, в двадцать с хвостиком уже почему-то нет. Тогда лучше за образец кого-то другого взять.

— Тц.

Монолог прекратился на полуслове. Парень растерянно замер, потом сел и заозирался. А я поднесла ладонь к губам, склонила голову к плечу и, вспомнив самое мерзкое, что могла, окатила его взглядом.

— Любите? Вы? Боже, что за бред!

Тяжелый вздох только подкреплял мои слова.

— Ваши рассуждения смешны, право слово. Вы ко мне не то что любви, малейшего уважения не испытываете.

— Нет! Я… Вы...

— Хватит! — Холодно оборвала потерявшего реплики и настрой парня.— Кто дал вам право прикасаться ко мне? Это домогательство. Подсудное дело, если рассматривать с точки зрения закона, или оскорбление клана, если вам так угодно, даже двух.

Ну надо же, как побледнел, кажется, даже губы посинели. Сердечник, что ли? Не хватало мне еще приступа тут! Ладно, снижаем градус. Дальше я говорила уже тише и спокойнее, но с теми же холодными интонациями.

— Вы бесстыдно пристаете к обрученной девушке и говорите, что любите ее…

— Я понял!

Парень резко подорвался и исчез в неизвестном направлении. А неплохая у него скорость, — подивилась я и холодно посмотрела на зевак. Толпа медленно рассасывалась.

— Любое искажение реальности будет рассматриваться кланом Огневых, как злонамеренная клевета и будет решаться в суде, — не глядя ни на кого, проинформировала я. Надеюсь, сегодняшняя сцена не станет вирусной в сети.

— Мира Александровна! Я люблю вас. Станьте моей женой!