***

Мои планы дойти до сада и выпытать у Александры всё разбились о суровую реальность. Всё же зимний сад галереи располагался не так далеко, как мне бы хотелось в свете разговора, на который я настроилась. Александра усадила меня в кресло среди зарослей экзотических растений, принесла откуда-то чашку крепкого чая, настолько темного, что еще немного, и в нем откроются врата в бездну, и плед, вдруг ценной посетительнице станет холодно и неудобно.

— Да не суетитесь вы так, — успокоила я женщину, — мне уже намного лучше. Но я буду очень признательна, если вы составите мне компанию. И мы мило побеседуем. Или это будет для вас затруднительно?

— Не слишком, — отмахнулась Александра, — помимо меня на выставке есть и другие распорядители, вдруг кто-то еще захочет купить понравившуюся картину, так что я вполне могу уделить вам все свое время. Рабочее, — она интонационно подчеркнула последнее слово, и я понимающе покачала головой.

— Думаю, вас интересует смерть Юлии Вагнер, — уточнила Александра. Мне оставалось только вздохнуть:— Судя по всему, уже все в курсе моего интереса к этому делу, — вопрос был риторический и по большому счёту не требовал ответа, но тем не менее я его получила. Моя собеседница довольно улыбнулась, немного задрала напудренный носик и, кажется, став чуть-чуть выше, заявила:

— Когда мы рассылали приглашения, — весьма обтекаемо ответили мне, — мы рассматривали вариант вашего визита и, соответственно, озаботились необходимостью собрать небольшое досье на возможного нового покупателя.Мне оставалось только восхититься тому, как поставлена работа в галерее Энтони Морозова. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Морозовы — фамилия старая, которая почти всегда занималась торговлей и даже числилась в поставщиках Императорского двора уже добрых полтора столетия. Так что построить работу с аристократами они умели.

— Юля была девочкой тихой, — начала свой рассказ Александра, — поступила в училище на полный пансион, там ее и заметила Энтони, и сделал некоторую протекцию, как я уже говорила, в его интересе к ней не было ничего… этакого, — женщина некоторое время замялась, пытаясь подобрать слова, но в результате, просто махнула рукой— я бы сказала, чистое восхищение талантом. Вагнер была действительно хороша в своих работах, она могла передать чувства, эмоции лучше, чем многие, и очень неплохо владела живописными техниками. Разумеется, такой бриллиант требовал огранки. Энтони хотел послать её в Италию, но вы понимаете, тогда слухи об их связи стали бы сильно громче. Именно тогда Морозов и утвердил Грант, придумал эту выставку, по итогам весьма строгого подбора целой комиссии подбирались молодые авторы. Вы не подумайте, что всё это было сделано исключительно под Юлю, нет, как я уже говорила, была целая комиссия. И если бы у Вагнер не было таланта, её бы не взяли, как бы хорошо к ней не относился Энтони. Ирина, как вы понимаете, тоже претендовала на участие в выставке, она талантливая девочка, очень талантливая, экспрессивная, которая пробует себя в различных художественных направлениях, и работы ее не соответствуют теме. А точнее, они не соответствовали стилю, в котором должны были выполняться работы, не каждый может оценить квадратного князя Зиму или треугольную, прости господи, княгиню Вьюгу.

— Но какой бы талантливой она ни была, мне кажется, её поведение, к тому же по отношению к уже умершей знакомой, несколько выходит за рамки приличия, — осторожно уточнила я.

— Да,да, разумеется, — затараторила Александра. — Меня подобное поведение тоже удивило. Хотя Ирина темпераментная девушка, она понимает границы дозволенного и раньше волю своему темпераменту на людях или там, где они могут появиться в разгар ссоры, не давала, а сейчас она как будто с цепи сорвалась. Понимаете, хоть Ира и Юля не были близкими подругами, их вполне можно было назвать приятельницами. Хотя Ира и довольно быстро обзавелась влиятельной покровительницей, и между ними, разумеется, вспыхивали трения. До недавнего времени всё было нормально, я имею в виду, что никто не пытался облить картину краской, порезать холст. Знаете, художники натуры творческие, им свойственно порой перегибать палку.

— Я далека от художественных кругов, — осторожно заметила я и, задумавшись, отхлебнула порядком подостывший чай, моментально закашлявшись. Боже, он такой сладкий! Туда что, сахарницу высыпали? — возмутилась я про себя и одновременно с этим отметила, что Ярославу бы понравилось. Жестом успокоив встревожившуюся женщину, поставила чашку, на низенький столик и чуть хрипловатым голосом заметила:

— Боюсь, о подобном поведении художников я раньше наслышана не была, — призналась я, а Александра хохотнула:

— Ну хуже нас, художников, отжигают только артисты и балетные. Так вот, незадолго до смерти Юлии они с Ириной сильно повздорили. Как раз были объявлены результаты работы комиссии, и стало известно, что именно Вагнер в составе группы поедет на стажировку в Италии. Для Иры это стало настоящим ударом, она абсолютно уверена в том, что Вагнер использовала не самые благородные методы для того, чтобы добиться победы. Они поссорились здесь, в галерее, потом Ирину забрала барышня Мышкина, а Юля отправилась к себе домой. Она снимала небольшую квартирку практически под самой крышей, говорила, что оттуда открывается чудесный вид на город. А на следующий день или через день, простите, я сейчас уже не вспомню точно, нам сообщили о её смерти. Разумеется, всех начали таскать на допрос. Ирину, наверное, допрашивали раза два или три, а то и все четыре. Она потом долго разорялась, что из-за их допросов так и не смогла закончить картины к выставке. Она была уверена, что после смерти Юли место на выставке освободится для неё. — Звучит прямо как мотив для убийства, — хмыкнула я.

— Думаю, в полиции считали так же, — отозвалась Александра. — Но, как вы понимаете…

—Если Ирина не арестована и ей не предъявлено обвинение, то, скорее всего, от неё как от предполагаемой убийцы отказались в пользу других версий. — покивала я головой

—Скажите, вы действительно хотите организовать посмертную выставку Юлии? — Осторожно уточнил Александра, понимая, что подобное я могла сказать в заполиные эмоциях.

— Да., — подтвердила я,— Как и выкупить все её картины. Возможно, часть потом передам в дар императорскому музею. Ну или открою свой, — улыбнулась я.

— Видите ли, несмотря на то, что Юля была молодым художником часть ее работ уже было продано, и на их выкуп понадобится время. Да и не так много этих работ, чтобы организовать музей. Юлия очень скрупулезно подходила к работе и, как правило, тратила на написание много времени. Сейчас практически на всё, что осталось после неё, есть права у нашей галереи.

— А как же её родители, близкие, семья?

— Насколько мне известно, у Юли никого не было, — вздохнул Александра. — Разве что только наш небольшой кружок. С выставки я уходила с тяжёлым сердцем. Мне до слёз было жалко молодую талантливую девушку. Так получилось, что о жертвах я всё узнавала из рассказов, но, столкнувшись с картинами Юлии, мне показалось, что я смогла немножечко заглянуть в глубь неё, возможно, стать к ней немножечко ближе. А то, что я обнаружила её тело, вызывала ещё больший эмоциональный отклик. Пока мы ехали в машине домой, дед что-то рассказывал, а я смотрела в окно и пыталась успокоить бушевавшие эмоции, среди которых ярко выделялось желание прибить того, кто виновен в этих убийствах, как бы непрофессионально это ни было.

— Слишком много трупов, — вздохнула я, развалившись на кровати.

Сашка, в кои-то веки занявшая место на полу, скрестив ноги по-турецки и опершись локтями на кровать, посмотрела на меня и уточнила:

— Ты о чем?

— Слишком много трупов вокруг Маши Мышкиной, ты не находишь? — Я резко села, а потом, поморщившись, потрясла головой, пытаясь разогнать черные мушки, запрыгавшие перед глазами.