Поначалу я опасалась, что Токс, раз уж взялась за мое духовное развитие, продолжит читать мне проповеди об очищении кармы, заставит обнимать деревья и медитировать на звездное небо; но высокая госпожа вообще особо не обращала на меня внимания, полностью погрузившись в работу. Собственно мастерскую с множеством станков, инструментов и разноцветных колбочек оккупировала в основном Токс. Насколько я поняла, она занималась какими-то сложным не то ювелирным, не то алхимическим промыслом. Не совсем то, чего ожидаешь от очаровательной сисястой эльфийки… хотя алкоголизм тоже вроде как не к лицу дамочке с именем, которое в три дня не выучишь. А поди ж ты — до невменоза Токс больше не напивается, но разит спиртным от нее постоянно, ближе к вечеру конкретно так.
Ленни тоже погрузился в свой компьютерный угол, повернувшись к жестокому миру курчавым затылком и метая в него время от времени пустые пакеты из-под чипсов. Единственное, что могло его выдернуть из кресла — суровые окрики мамы, которая каждый раз точно знала, хочет сыночка-корзиночка есть, замерз он или ему нужно прямо сейчас ложиться спать. В мастерскую мадам Кляушвиц никогда не поднималась: покойный отец Ленни умудрился каким-то образом убедить ее, что это — дурная примета, и так отвоевал себе немного личного пространства. Однако спать здесь Ленни не разрешалось, на ночь он уходил в дом.
Первым делом я перерыла доставшуюся мне в наследство сумку. С оружием Соль я познакомиться успела, а прочие вещи сообщили немного: довольно простая одежда из недорогого магазина и базовый гигиенический набор. В нем лежала початая пачка тампонов — значит, повторно переживать половое созревание со всеми его прыщами и истериками на ровном месте не придется. Честно говоря, при осмотре тела в этом возникали сомнения — фигурой Соль смахивала скорее на подростка, чем на взрослую женщину. Я заметила, что одежда и белье в сумке новые, с этикетками и в магазинной упаковке. Видимо, Сто Тринадцатая то ли не считала нужным, то ли не умела стирать, а попросту выбрасывала ношеную одежду и покупала либо воровала новую.
Главное — не нашлось ни документов, ни банковских карт, ни хотя бы самого простого мобильника. Деньги, впрочем, были — в виде пары сотен мелких монет из желтого металла в холщовом мешочке. Наверное, Сто Тринадцатой проще было добывать их по мере надобности, чем особо затяжеляться.
Самой полезной вещью в багаже оказалась черная вязаная шапочка, подшитая изнутри кожей. Ее можно было носить как оставляя уши торчать наружу, так и прикрывая раковины. В последнем случае звуковой фон сглаживался. Это, конечно, снижало безопасность, но буквально спасало от того, чтобы слышать постоянно все, что делают у себя в спальнях или в ванных жители окрестных домов. Шапочка мне так понравилась, что я стала носить ее постоянно, натягивая на уши всякий раз, когда чувствовала себя в безопасности. Так же кстати оказались кожаные перчатки без пальцев — они не стесняли движений и при том защищали суставы, а то после той драки под окном пальцы побаливали от ребер кастета. Натягивание перчаток занимало время, потому я старалась всегда носить их вне дома.
Погуляла немного по городу, благо хулиганов мне теперь опасаться не приходилось. Если нападут — сами виноваты, пусть спасаются как знают, рядом же не будет Токс с ее «сильные не убивают». А я — девушка нервная и не чувствую себя пока сильной.
Типовые хрущобы, только здесь в четыре этажа, чередовались с частными домами за деревянными заборами. В одном из таких мы и жили — участок Кляушвицов располагался на углу, потому мастерская и сам дом выходили окнами на разные улицы. Между ними помещался небольшой крытый дворик, такое здесь называли «сибирским двором» — зимой его крыша спасала от необходимости ежедневно разгребать снег. Тротуары, светофоры, облупившиеся скамейки, магазинчики, учреждения, прилавки с фруктами… С некоторых точек внезапно открывался вид на море и порт. О том, что я в другом мире, напоминала внешность некоторых прохожих, а еще вывески — отчего-то русские слова здесь писали латиницей, как в интернете древности, когда еще не на каждом компе были установлены русификаторы.
Зашла в супермаркет, прошлась между полками — естественно, ни одного знакомого бренда, но ассортимент плюс-минус привычный. Судя по ценам, моих денег хватит от силы на неделю самостоятельной жизни; это даже к лучшему — некогда распускать сопли, надо как-то устраиваться. Купила для Ленни чипсы, а себе — новую зубную щетку. Пользоваться той щеткой, что нашлась в сумке, иррационально казалось мне негигиеничным — хотя ею чистили те же зубы, но все-таки делал это другой человек… нет — другая снага. Надо привыкать.
Соблазнительно потрясая пакетами с чипсами, упросила Ленни подключить для меня один из его запасных пузатых мониторов к любой машине с выходом в интернет. Дефолотовая поисковая система там называлась янгел… дурацкое какое название, не то что яндекс или гугл. Кое-какую полезную информацию она выдала, но, с другой стороны, еще по своему миру я хорошо знала, что не все, написанное в интернете — правда. Ну и на вопросы вроде «где я и что это за дурдом вокруг» поисковики отвечают так себе.
Поэтому самым ценным источником живой и актуальной информации об окружающем оказалась мадам Кляушвиц, которая счастлива была заполучить в моем лице одновременно и едока, и слушателя.
Находились мы на острове Сахалин, в портовом городе Поронайск; море, которое я видела по время прогулки — залив Терпения. Россия здесь оказалась Империей, однако нельзя сказать, что все поголовно хрустели французской булкой. Если все эти балы, красавицы, лакеи и прочие юнкера где-то и существовали, то явно не в пролетарских портовых кварталах. А главное, в высшем обществе никто не рад не то что снага, но даже и кхазадам — так тут называют себя гномы. По закону в Российской Империи у всех разумных права вроде как равные, но на практике, как водится, есть нюансы. Орки — и мощные уруки, и мелкие снага — по факту оказались кем-то вроде низшего класса, им редко удавалось добиться хоть какого-то успеха в жизни. Значит, на идеях бурного романа с властным аристократом или возрождения древнего рода ставим жирный крест. Надо, наверно, устроиться в цирк. Гимнасткой, а по совместительству — грустным клоуном. Буду выступать с номером «попаданчество: ожидание и реальность».
Жили здесь в среднем по больнице несколько беднее, чем в моем мире, хотя совсем уж не голодали. Например, все дети были обязаны посещать школу, но по факту многие на это забивали безо всяких последствий. Существовали приюты для сирот и беспризорников — правда, они считались рассадником криминала. Централизованные водопровод и электричество в принципе имелись, но не так чтобы стабильно работали — всякое крепкое хозяйство держало колодец и генератор.
Магия здесь была реальностью, но ее мощные проявления оставались уделом избранных — в основном аристократов, хотя изредка и простолюдинам везло. Шик-блеск, очередная сраная элита… Обыватели вроде семейства Кляушвиц ограничивались покупкой снадобий у знахарок, что по существу могло быть примерно тем же, что наша гомеопатия.
Я старалась не раскрывать всех глубин своей неосведомленности, но добрая мадам Кляушвиц многое мне прощала, как материканке — то есть понаехавшей с материка. Ну, что поделать, дикие мы, материкане — элементарных вещей не понимаем. Про местные дела я расспрашивала смело, но некоторые вещи мадам Кляушвиц озвучивала таким тоном, что делалось ясно: этого невозможно не знать. Что такое, например, «Хтонь», «прорывы», «аномалии»? Я сделала себе мысленную пометочку загуглить… то есть, конечно же, янгельнуть.
Платой за все эти бесценные сведения была необходимость непрерывно, в немыслимых количествах поглощать еду. Поэтому сейчас я сижу за накрытым столом в гостиной мадам Кляушвиц, вяло ковыряю ложкой айнтопф и с тоской смотрю на покрытое накрахмаленным полотенцем блюдо с расстегаями. На Ленни надежды мало, а пока расстегаи не уничтожены, из этой гостиной нас не выпустят.
