Закатываю глаза:

— Сколько?

Мясник приподнимает бровь:

— Момент…

С полминуты роется в смартфоне, потом сообщает:

— На сегодня — четыре тысячи триста двадцать две деньги.

Закусываю губу. Это реально много. Лично у меня сейчас столько и нет, а брать из сиротского бюджета нельзя — нам же жертвуют, у нас отчетность, не для того горожане от сердца отрывают, чтобы их деньги доставались мутным бандюганам на мясоторговой базе…

Мясник дружелюбно улыбается и решает меня добить:

— И это долг только одной семьи. Ты понимаешь, что почти все твои подопечные кому-то должны? Кто больше, кто меньше… Точной суммы сразу не назову, но я бы на твоем месте ориентировался приблизительно на семьдесят-восемьдесят тысяч. И счетчик тикает, проценты начисляются каждый день.

Чувство такое, словно я проглотила ледышку. Ужас в том, что, скорее всего, он мне не врет. В Поронайске нет микрокредитных организаций, вместо них — такие вот мясники.

Смогу ли я в одиночку перебить всех на этой базе? Вряд ли. Это не жуки, у них тут автоматы…

А потом — у меня нет проблем забрать то, что не принадлежит мне, но только пока речь не идет о жизнях. Сильные не убивают.

Смотрю Мяснику прямо в глаза:

— У меня есть решение. Ты смотрел видео с жуками и знаешь, что я — ловкая девочка. Там далеко не все, что я могу.

— Догадываюсь… Ты, должно быть, полна сюрпризов. Не всякий сможет бегать и прыгать через час после перелома позвоночника, который совершенно четко опознается в записи.

Мясник — второй разумный после Токс, кто обратил на это внимание.

— Ограничение одно: я не убиваю. Ты даешь мне работу. Я выполняю ее. Ты списываешь долги всех моих подопечных. Все в выигрыше.

Мясник вальяжно тянется в мою сторону. Инстинктивно группируюсь для драки, но он всего лишь гасит окурок в пепельнице.

— А ведь ты даже нравишься мне, Соль, — в голосе Мясника прорезается что-то, отдаленно напоминающее печаль. — Сама-то хоть понимаешь, что после такой заявки просто так ты отсюда не выйдешь?

Тот момент, когда страшно настолько, что уже даже не страшно. Закидываю ногу на ногу и улыбаюсь:

— Давай рассмотрим, какая у тебя есть альтернатива? Убей меня. Разори приют. Продай детей, я не знаю, на органы — иначе малыши долг не отработают. Это соответствует твоей системе ценностей?

Мясник рассеянно барабанит пальцами по грязной клеенке:

— А ведь я пытался тебя предупредить, глупая девочка… Но ты ступила на территорию, где слова равнозначны поступку. Теперь слушай, как все произойдет. Я дам тебе работу. Она не подразумевает убийств… напрямую. Если ты ее исполняешь в недельный срок — это закрывает все долги твоих подопечных. Ты не оговорила этого, но я не стану пользоваться твоей наивностью — их родители задолжали не только мне, и это я тоже возьму на себя. А вот если ты не справляешься с этой работой… — взгляд Мясника становится тяжелым, как бетонная плита. — Ты верно угадала, твои сопляки мне ни за чем не нужны. А вот тебе я применение найду. Ты сделаешься моим ресурсом — со всеми своими явными и скрытыми талантами. Оставишь друзей, оставишь свою игру в спасительницу сироток и станешь… не работать на меня, нет — служить мне. Пожизненно. И безо всяких ограничений.

Похоже, моего согласия на сделку Мясник не ждет — я дала его, выдвинув требование. Правильно ли я поступила? Может, стоило попытаться все же выплатить деньгами?.. Меня предупреждали, что это не игрушки… Но теперь уже не важно, дело сделано. Снявши голову, по волосам не плачут.

А потом, при всей жестокости этих условий они по-своему честные. Если я проиграю, жаловаться будет некому. Потому что не на что.

Но я не проиграю.

— Я поняла тебя, Мясник. В чем состоит работа?

Мясник расслабляется, откидывается на спинку дивана, закуривает. Да, получается, только что он был напряжен. Готовился к драке? Или к убийству? Но я же не дура, чтобы на него нападать — проблему долгов это не решило бы.

— Для начала — немного контекста. Стоит понимать, с чем имеешь дело. Видишь ли, в последние семь-восемь лет я, извини за кальку с авалонского, держу низкий профиль. Не выхожу слишком далеко за рамки… не буквы закона, разумеется, но неписаного общественного договора. Твой приятель Борхес мог бы подтвердить… но ты, разумеется, не будешь этого с ним обсуждать, ты ведь не самоубийца. Однако не всегда дела обстояли таким образом. И от некоторых… скажем так, эксцессов периода первоначального накопления капитала остались свидетельства, которые могут попортить немало крови, если попадут в неправильные руки. К сожалению, обстоятельства сложились так, что сейчас некий архив находится… у не самого надежного хранителя.

Мясник докуривает очередную папиросу, тянется к тумбочке, на которой стоят телевизор и странная коробочка, выдвигает ящик и роется в нем. Достает пластиковый прямоугольник размером с небольшую книжку и фломастер. Предмет выглядит странно знакомым, причем не по Тверди — по прошлой жизни, но очень давно… Это же видеокассета! А прибор под телевизором… как эта штука называется… видеомагнитофон, вот. Такой был у бабушки на даче, хотя на моей памяти уже не работал. Зато коричневую пленку из таких кассет мы использовали, чтобы подвязывать кусты малины.

Надо же, на Тверди эти устройства до сих пор в ходу! Странно тут вообще с технологиями. Я видела в Сети фотографии киборгов с искусственными конечностями и встроенными в мозг нейрошунтами — принимала их за кадры из фантастических фильмов, пока Ленни не упомянул между делом, что на материке таких чудиков изрядно. А тут, смотри-ка, босс мафии пользуется пленочными кассетами…

Мясник пишет что-то на кассете и протягивает ее мне. От удивления чуть не роняю ее: на форзаце надпись «Его первый поцелуй».

— Вот так и выглядит оригинал… — Мне кажется или в улыбке Мясника мелькает что-то вроде смущения? — Не обращай внимания, у меня в те времена было несколько своеобразное представление об иронии. Работа состоит вот в чем: пробраться туда, где хранится видеоархив, найти его, заменить кассету с такой же надписью этой пустышкой и принести оригинал мне; все остальное сжечь — можно вместе с домом, можно вместе с его владельцем и домочадцами… да хоть со всем городом — мне без разницы. Главное — чтобы погиб архив, а нужная кассета оказалась у меня. Пустышку подкинь, чтобы по числу деталей корпусов никто не смог установить, что одной кассеты не достает. И разумеется, ты выполняешь эту работу одна и остаешься неузнанной… это легко будет понять — если ты останешься жива, значит, тебя не опознали. Детали тебе сообщит моя ассистентка. Надеюсь, у тебя не возникнет глупых идей вроде попытки сбежать из города… для этого у тебя здесь слишком много друзей. Хорошо, что ты такая общительная, компанейская девочка. Суть ясна?

Сглатываю слюну. Главное, держать покерфейс глупо: Мясник снага, он слышит запах моего пота, чувствует мой страх… И все равно смотрю ему в глаза и улыбаюсь:

— Я поняла твои условия. А вот мое условие: ты выплачиваешь все долги моих подопечных. Если я справляюсь с твоим заданием, если поступаю к тебе на службу, если гибну в попытке. В любом случае.

Мясник глядит на меня с веселым любопытством и приподнимает бровь:

— В самом деле? И с чего бы мне такое делать? Благотворительность никогда не числилась среди моих увлечений, знаешь ли.

— С того, что таково мое условие. Не знаю, смогу ли я принести то, что тебе нужно. Но если не смогу я, едва ли сможет кто-то другой… не на Сахалине, по крайней мере. А если я откажусь, с чем ты останешься? С сотней бесполезных детей-должников и трупом снага?

Насчет трупа снага — это мы еще посмотрим, чьим конкретно он окажется. Газовая граната в левую руку, кастет на правую — половина секунды. Хорошо быть амбидекстром. Каждая мышца напряжена. Но пока выжидаю, глядя Мяснику прямо в глаза.

Он откидывается на спинку дивана и тихо смеется:

— Смотрю, у тебя есть хватка, Соль… Ладно, амебы мне и не нужны. Будь по-твоему. Все долги твоих сопляков я беру на себя. Жду тебя с кассетой в течение недели. Или ровно через неделю — с вещами. В свое нынешнее жилье ты уже не вернешься, так что сразу возьми все, что тебе нужно.