По расписанию у меня тренировка со средней группой. Проходит она так себе — настроение ниже плинтуса, я быстро раздражаюсь и больше ору на учеников, чем что-то нормально показываю и объясняю. Сама виновата: обещала научить их крутым фигурам и приемам, а вместо этого грызем базу: физуха, растяжка… Кованым сапогом давлю раздражение, и все равно неумолимо нарастает чувство, что я откусила кусок, который не могу проглотить. Ну какой из меня, нах, педагог? Почему я вообще вообразила, что способна управиться с толпой трудных подростков?

После тренировки одна из девочек задерживается. В глазах у нее стоят слезы. Подхожу к ней:

— Что случилось? Ты потянула связку? Болит где-нибудь?

— Это из-за Ежика, ять… — шепчет девочка, втянув голову в плечи. — Он не у всех отбирал, многие сами ему отдавали бабки.

— Почему? Что случилось?

Девочка тревожно оглядывается:

— Он… Ежик… проценты торчит Мяснику. Не он брал — папаша его еще, и теперь Мясник на Ежа долг повесил. Только об этом, нах, нельзя говорить…

Прикрываю глаза. Да, внутри Дома можно создавать самые мудрые, добрые и справедливые правила — но что толку, если окружающий мир по ним не живет…

Вечером дома спрашиваю Ленни:

— Кто такой Мясник, что о нем известно?

— Ты можешь хотя бы в это не лезть? Эру Илюватаром прошу, — бурчит Ленни, не отрываясь от компа. — Не знаешь — значит, тебе и не надо.

— Мне надо.

— Ну, авторитет это. Из снага… единственный в своем роде, на Кочке таких больше нет, да и во всей Империи — по пальцам одной руки пересчитать можно. Сейчас все мясо в городе под ним. Нет-нет, мясо — в смысле еда. Ну, официально. Так-то много чего еще, но он берега не путает. Дядя Борхес его… по широкой дуге обходит. Так всем спокойнее. Слышь, Солька, нам же вроде не настолько пока деньги нужны, ага? Лучше в любой блудняк вписаться, чем у Мясника брать!

— Не переживай, никто у него ничего не собирается брать.

— Вот и держись от него подальше.

— Обязательно. А откуда конкретно подальше? Где его можно найти?

Ленни тяжко вздыхает:

— Дурища ты, Солька, но все-таки я привык к тебе уже, что ли…

— Я все равно найду. Ты меня знаешь.

— Найдешь ты шишек на свою задницу, ага. А база у Мясника на складах, на въезде со стороны Южно-Сахалинского шоссе. Но правда, Соль, не ввязывайся ты в эти дела. Тебе своих проблем мало, с Домом и вообще?

— Проблемы, их никогда не бывает мало…

Утром тщательно подбираю одежду. Вместо шортов и майки надеваю джинсы и ковбойку с длинным рукавом. Нет, я могу постоять за себя, но лучше вот так с порога конфликт не провоцировать. Тем более что день для меня неудачный — солнечный. Я, конечно не вампир — кстати, они тут тоже есть, в смысле на Тверди, а не на Кочке, причем они даже не Хтонь, просто еще одна разумная раса — но на ярком свете чувствую себя ощутимо некомфортно. Тащиться к бандюганам на скотобазу тоже некомфортно, так что одно к одному.

Территория у въезда в город обнесена высоким бетонным заводом, щедро обтянутым колючкой. На воротах, к моему изумлению, пара снага с автоматами — до этого я видела огнестрел у гражданских только во время прорыва Хтони. Судя по тому, как открыто парни носят оружие, у них или есть разрешение, или на территории Мясника закон никому не писан.

— Чего надо, ска? — хмуро спрашивает один из парней.

— Дело к Мяснику. Меня зовут Соль.

— Обожди…

Говорит что-то в рацию — конструкция ее такова, что я не слышу его слова. Да уж, снага знают, как защищать информацию от снага…

Жду. Как назло, чертово солнце светит прямо в ворота, и я чувствую себя, словно в центре сковородки. Наконец рация у охранника оживает, и минуту спустя он обращается ко мне:

— Мясник сказал, чтобы ты уходила. И не приходила сюда никогда больше.

Что еще за зловещие предзнаменования… разве что черного ворона на воротах не хватает, чтобы трижды каркнул «невермор». Я, конечно, могу вернуться сюда в сумерках и войти через тень. Но мне все-таки нужен официальный прием, а не инфильтрация.

— Передайте Мяснику, он должен меня принять. Это касается выплаты долга.

Если я что-то в этом понимаю, эта формулировка не даст Мяснику права отказать мне в беседе. Видимо, понимаю я верно, потому что минут через десять калитка приоткрывается. Стройная беловолосая девушка-человек в черном спортивном костюме делает знак следовать за ней.

Изнутри база выглядит буднично, как самая обычная складская территория. Всюду люди и снага в комбинезонах — некоторые неспешно работают, но больше тех, кто курит по углам, сидя на пустых поддонах. Фуры и машины поменьше ожидают погрузки или разгрузки — из распахнутых дверей контейнеров-холодильников шибает волнами мороза. Пахнет сырым мясом — снова ощущаю, что этот запах не вызывает никакого отвращения, он даже приятен на каком-то уровне.

Подсознательно я ожидала, что Мясник будет агрессивным жирным гигантом — еще в окровавленном фартуке и с тесаком, ага; вот что штампы делают с нашим мышлением. Но девушка проводит меня к снага очень крепкого сложения, с резкими чертами лица — не поймешь сразу, отвращение оно вызывает или, наоборот, притягивает — и внимательными, подвижными глазами. Принимает Мясник не в дорогом-богатом офисе, а в углу одного из ангаров. Здесь пара продавленных диванов, покрытый вытертой клеенкой стол, тумба с ламповым телевизором и каким-то странным устройством под ним. Надрывно гудит древний холодильник, вдали шумят погрузочные автоматы. Сам Мясник носит белую майку с открытыми плечами и спортивные штаны. От этого всего за версту веет какой-то стилизацией, что ли. Будто кто-то сложный пытается закосить под что-то простое.

А впрочем, не так чтобы особо пытается. Приветствует меня Мясник цитатой:

— Что такая милая девушка, как ты, делает в таком месте, как это?

Надо же, на Тверди великий Скорсезе — или кто-то вместо него — тоже снял фильм с таким названием? Культурные параллели иногда настигают в самые неожиданные моменты.

— Я пришла решить вопрос с долгом моих подопечных.

Подопечных — потому что у Ежа три сестры-близнеца. Мясник окидывает меня с головы до ног таким взглядом, что я понимаю, как хорошо угадала с закрытой свободной одеждой. Однако тон его остается безупречно вежливым:

— Присаживайся, гроза жуков, раз уж зашла поболтать. Я знаю, о каком долге ты говоришь.

Мясник кивает на диван напротив себя — такой глубокий, что враз и не вскочишь, и вдобавок сидеть на нем придется спиной к воротам. Нашел лохушку… Присаживаюсь на край стола, отодвинув забитые окурками пепельницы.

— Должники несовершеннолетние. Им по четырнадцать. Нужно отложить выплату до того момента, пока они не вступят в наследство.

— Ты представляешь, какие проценты набегут за четыре года? Убогая квартира в панельном доме, которую они унаследуют, не покроет даже десятой доли этой суммы.

— Ты можешь заморозить проценты до их совершеннолетия.

Мясник подвигает к себе квадратную пачку, разминает папиросу, не спеша закуривает. Речь у него чистая — такого не ожидаешь ни от снага, ни от криминального авторитета. Пахнет от него крепким табаком и еще чем-то… кровью, похоже. Тонкая майка почти не скрывает рельефа мышц, и выглядят они удивительно твердыми. Интересно, на ощупь такие же?.. Стоп, не о том думаю.

Мясник смотрит на меня внимательно и спокойно:

— Вот поэтому я и не хотел тебя сюда пускать… Я знаю, кто ты, Соль. Твои поступки действительно вызывают некоторое уважение. Однако было бы ошибкой полагать, будто это дает тебе какие-то права на чужой территории, — Мясник почти дружелюбно улыбается краешком рта. — Будь осторожна. Я объясню тебе один раз, как обстоят дела. Твоя история — борьба с Хтонью, защита сироток — очень мила, однако я живу в другой системе ценностей, понимаешь? И она состоит в том, что долг должен быть выплачен. С процентами, до последней деньги. Для тех, кто по любым причинам не расплачивается, неизбежно наступают последствия. Никаких отсрочек, никаких исключений — даже для самых трогательных сироток. Ты поняла меня, Соль?