— Черт возьми, Мила, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы, и все, что я могу сделать, это улыбнуться, уткнувшись в его восхитительный член. Я не сдаюсь, просто продолжаю работать с ним сильнее и быстрее, пока он не может выносить это ни секундой дольше и не извергает горячие струи спермы мне в горло, выкрикивая мое имя.

Я кончаю вместе с ним, мой оргазм разрывает мое тело, когда он опустошает себя. Я вскрикиваю вокруг его члена, все мое тело извивается под ним, мои бедра дергаются от отчаяния. Затем, наконец, когда ему больше нечего дать, он медленно вынимает член из моего рта, и я демонстративно облизываю губы, пока он мягко проводит рукой по моему естеству, давая мне шанс расслабиться.

Ник падает на снег, увлекая меня за собой, так что моя спина больше не горит от холода, и он просто прижимает меня к своей груди, стук его сердца так идеально совпадает с моим, когда мы переводим дыхание.

— Я не знаю, как тебя ненавидеть, — говорю я ему, моя рука ложится на его грудь рядом с моим лицом.

— Тогда не надо, — просит он, опуская ладонь на мою задницу и описывая маленькие круги.

Я тяжело вздыхаю, желая каким-то образом просто забыть об этом, но я слишком упряма для этого.

— Это не так просто, — говорю я ему. — Это займет некоторое время.

— Я знаю, — говорит он. — Но все, о чем я прошу, это попытаться. Я знаю, что ты не хотела, чтобы все это произошло так, но у меня было мало времени, и я сделал то, что должен был сделать. Если бы я подождал еще минуту, взошло бы солнце, и меня не было бы еще год. Я не смог оставить тебя там. Только не снова.

Я просто киваю, не зная, что ответить, пока он, наконец, не усаживает нас.

— Давай, — бормочет он, убирая волосы с моего лица. — Давай вытащим тебя с холода, а потом ты сможешь игнорировать меня, пока я готовлю тебе ужин.

Мой желудок урчит при мысли о хорошей домашней еде, и я понимаю, что не ела больше суток.

— Хорошо, — говорю я ему. — Но просто чтобы ты знал, когда я настроена игнорировать кого-то, я действительно это делаю.

— Меньшего я и не ожидал, — говорит он и с этими словами вытаскивает меня из снега и отправляется в обратный путь, минуя любопытных северных оленей и, наконец, через совершенно новый боковой вход, любезно предоставленный красивым бежевым стулом, стоящим на снегу.

15

НИК

ФЕВРАЛЬ

В этом нет никаких сомнений. Когда Мила Морган берется за что-то, она действительно чертовски ответственна. Прошло шесть недель в этом году и семь недель в нашем новом жизненном соглашении, а из ее дьявольского рта не слетело ни единого гребаного слова.

Мы быстро научились находиться рядом друг с другом, не общаясь. Что ж, по крайней мере, один из нас пытается общаться, в то время как другая делает вид, что не слушает. Конечно, я понимаю, почему она это делает. Она хочет наказать меня за то, что я украл ее у той жизни, которая была у нее в Нью-Йорке, но я не сожалею. В тот момент, когда она, наконец, решит дать этому месту реальный шанс, она поймет, почему я это сделал.

Мила Морган принадлежит этому месту. Она принадлежит мне, и, несмотря на то, что она может думать прямо сейчас, она моя, а я принадлежу ей.

Наши дни в значительной степени состоят из того, что Мила притворяется спящей, когда я встаю на работу. Только это шутка с ее стороны, потому что большую часть ночей я не сплю, наблюдая, как она спит, и в тот момент, когда она погружается в глубокий сон, она сворачивается калачиком прямо в моих объятиях и остается в такой позе всю ночь.

Я отправляюсь на работу, обдумывая все тонкости новогодних подарков, пока Мила проводит свои дни с северными оленями. Она не стала сразу спрашивать, но хотела знать, как за ними ухаживать, поэтому я точно показал ей, что нужно делать, и ей это понравилось. Каждый день на ее лице появляется улыбка, но не остается незамеченным, что единственное, чего она не будет делать, так это убирать за стойлами. Она оставляет разбираться со всем этим дерьмом меня. Впрочем, это справедливо. Я не просил ее брать на себя такую ответственность. Она делает это, потому что сама хочет.

Как только я прихожу домой, то готовлю ужин и наблюдаю за тем, как она наблюдает за мной, в то время как она притворяется, что даже не замечает меня в доме. Она усвоила мой распорядок дня. Когда я предпочитаю есть. Какие продукты я люблю, вплоть до того, в какое время дня я люблю принимать душ. Также не остается незамеченным, что каждый раз, когда я заканчиваю принимать душ и захожу в свою гардеробную, чтобы одеться, она всегда тут как тут, сидит на нашей кровати, как будто ей больше нечем заняться. И в ту секунду, когда мое полотенце исчезает, ее глаза устремлены только на меня.

Каждый день одно и то же, и, несмотря на то, что она по-прежнему отказывается разговаривать со мной, я чувствую ее покой. Ей здесь нравится, и мне нравится, что она здесь. Мне нравится, когда она в моем пространстве. Мне нравится, когда она в моем доме. В моей постели. Но больше всего мне нравится просто видеть ее каждый гребаный день. Я прошел путь от многолетнего вожделения к тому, чтобы получать ее каждый день, даже если все, что она может предложить, — это ненамеренно обнимать меня, пока спит.

АПРЕЛЬ

Схватив свои вещи, я собираюсь уходить на день и замираю, увидев, как Мила преграждает мне выход. Обычно она каждое утро гуляет с северными оленями, и когда я ухожу, то наблюдаю за ней в поле, пока она учит их доверять ей.

Не буду врать, я начинаю чертовски завидовать тому вниманию, которое она им уделяет. Я бы все отдал, чтобы увидеть, как она улыбается мне так же, как им, но нищим выбирать не приходится, и в конце концов она смирится. Просто сначала ей нужно это понять. Возможно, с моей стороны было эгоистичным поступком привести ее сюда, но я исполнял ее желание и давал ей именно то, чего она хотела. Если бы только она это понимала. Она слишком занята, обвиняя меня, и слишком чертовски упряма, чтобы понять, что я делал именно то, о чем она просила. Думаю, это именно то, что я люблю в ней.

— Тебе что-нибудь нужно? — Спрашиваю я, на этот раз не утруждая себя попытками разобраться. Обычно она просто смотрит на меня, пока я не высказываю предположений о том, что ей может понадобиться, но не сегодня. Я не слышал ее голоса четыре гребаных месяца, и это убивает меня.

Мила просто смотрит, но я могу играть в эту игру намного дольше, чем она. Она понятия не имеет, что на самом деле означает упрямство, и она играет с гребаным чемпионом в этом.

Она отводит глаза, не желая встречаться со мной взглядом, и я подхожу прямо к ней, наблюдая, как она судорожно втягивает воздух. Ее руки дергаются по бокам, как будто физически удерживая себя от того, чтобы протянуть руку и прикоснуться ко мне.

— Что тебе нужно, Мила?

Она заметно сглатывает, ее ярко-зеленые глаза снова поднимаются на меня, она вызывающе вздергивает подбородок. Она колеблется, желая о чем-то спросить, но слишком упряма, чтобы открыть свой чертов рот. Поэтому вместо этого я обхожу ее.

— Хорошего дня, — говорю я ей, прежде чем идти по тропинке.

— Черт, — слышу я позади себя, сладкий тон ее голоса заставляет меня остановиться. — Ник. Подожди.

Я резко оборачиваюсь, выгибаю бровь и терпеливо жду, когда она продолжит, но слова застревают у нее в горле, пока она борется со своими внутренними демонами.

Мягкая улыбка растягивает мои губы. Она пыталась, и это все, что имеет для меня значение. Я возвращаюсь к двери, замечая, что сегодня на ней настоящая одежда, а не только спортивные штаны и толстовки, которые она обычно надевает, проводя день на ферме. На этот раз я подхожу прямо к ней и провожу пальцами под ее подбородком, заставляя ее смотреть прямо на меня. Я удерживаю ее там, пользуясь ее близостью.