Не буду врать, мне особенно нравятся июнь и сентябрь. Идея лечь на спину и наблюдать, как она берет контроль в свои руки, бесконечно волновала меня. От одной мысли о Миле, сидящей на мне сверху и скачущей на моем члене, как ей заблагорассудится, у меня встает. Черт возьми, она будет чертовски красива верхом на мне. То, как будет двигаться ее тело. Как она будет тереться и стонать. Я, блядь, не могу дождаться. Но заявлять права на ее задницу? Блядь. Она понятия не имеет, сколько раз за эти годы я думал о том, чтобы заявить права на ее сладкую попку.

Что касается списка в целом. Я не думаю, что мы можем расставить их по порядку. Мне придется подойти стратегически к тому, как я начну отмечать дерьмо, но это нормально. Что-то подсказывает мне, что Миле будет все равно, в каком порядке они проходят, пока она получает все, что хочет. И, черт возьми, я не собираюсь ее подводить.

Она чертовски долго ждала сегодняшнего вечера, и я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы гарантировать, что она получит все, о чем просила. Не важно, сколько времени это займет.

Оставить ее там, на той крыше, в прошлом году было гребаным ударом под дых, и мысль о том, что мне придется сделать это снова, просто не укладывается у меня в голове, но что я должен делать? Похитить ее и привезти сюда? В конце концов, это именно то, чего она хотела, верно? Она хочет быть со мной вечно, и я не могу делать то, что мне нужно, в Нью-Йорке. Мне нужно быть здесь, на Северном полюсе, и если она намерена быть со мной, то ей тоже придется быть здесь, со мной.

Черт. Я серьезно рассматриваю это? Она разозлится. Одно дело — дать ей то, что она хочет, но я чертовски хорошо знаю, что она не понимала, о чем просила. Хотя, и не похоже, что ей сейчас нравится ее жизнь в Нью-Йорке. Я мог бы предложить ей целый мир, который она никогда не представляла. Конечно, какое-то время она может злиться, но в конце концов справится с этим.

Черт. Всего за час до того, как я должен буду отправиться на ночь, чтобы стать идеальным Санта-Клаусом для миллиардов детей, и я подумываю о похищении женщины из ее дома. Что, черт возьми, со мной не так?

Раздается тихий стук в дверь моего кабинета, и у меня едва хватает времени, чтобы схватить список пожеланий Милы и засунуть его поглубже в карман, прежде чем мой отец входит в дверь со стопкой бумаг в руке, не потрудившись дождаться приглашения.

— Думаю, нам с тобой самое время поговорить, — говорит он тем грубым тоном, который предполагает, что мне вот-вот надерут задницу.

Мой ботинок падает со стола, и я сажусь, мой взгляд устремляется к часам на краю стола.

— Э-э-э, это может подождать до утра? Сейчас действительно не лучшее время. Мне нужно начать проверять оленей.

— Нет, Николас, — говорит он, кладя бумаги передо мной, только для того, чтобы я понял, что это копии писем Милы. — Мы собираемся поговорить сейчас.

Черт.

Он тянется за одним из писем.

— Полуночному Любителю Проникновения в Киску с Исключительной Игрой языком, — начинает он зачитывать, прежде чем взять еще несколько. — От Демоницы твоего члена, черт возьми. Развратник. Зверский трахальщик.

Я съеживаюсь, но не могу сдержать смех, который проскальзывает в мой тон. "Зверский трахальщик" определенно была моей любимой фразой.

— Ты видел их все, да?

— Нет, сынок. Я их не видел. Фредерик видел, — огрызается он. — У него чуть не случился сердечный приступ, когда он обнаружил их сегодня утром. Мне пришлось отправить его прилечь. Ты же знаешь, что наши помощники чистосердечны. Они не могут видеть грязные письма от твоей девушки из Нью-Йорка. Волшебство Рождества проистекает из невинности веры, и эти письма ставят эту невинность под сомнение и все наше предприятие под угрозой.

Хммм. Моя девушка.

Скажите, почему мне это так нравится.

— Черт, пап. Прости, — говорю я, поднимаясь на ноги и хватая свой красный жакет, прежде чем натянуть его. — Я знаю, что эти письма определенно раздвигают границы того, чем мы здесь занимаемся. Я думал, что успею перехватить их все до того, как их увидит кто-нибудь другой. Кажется, я забыл о резервном диске. Я извинюсь перед Фредериком, но я действительно не знаю, чего еще ты от меня хочешь. Мила — взрослая женщина. Я могу контролировать ее рождественские пожелания не больше, чем ты. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что ее желания — это ее желания, и единственное, что я могу с этим поделать, — это исполнить эти желания.

Отец изумленно смотрит на меня.

— Сегодня канун Рождества. Ты же не можешь всерьез думать о том, чтобы развлекать эту… это грязно.

— Извини, Папа. Это мне решать. Теперь я Санта-Клаус. В прошлом году я смог провести с ней время и выполнить свою работу. Я не понимаю, почему не могу сделать это снова в этом сезоне.

Мой старик просто в ужасе смотрит на меня, и я могу только представить, сколько миллионов мыслей проносится у него в голове. Он сожалеет об уходе на пенсию, потому что думает, что я все испорчу, но в какой-то момент ему придется научиться доверять мне.

— Папа, — говорю я, обходя свой стол. — Я искренне сожалею о письмах. В будущем я постараюсь держать это дерьмо при себе, но я не буду извиняться ни за что другое. Я люблю ее, папа. Я люблю ее с восьми лет, и теперь, когда она наконец знает, кто я такой, я не собираюсь поворачиваться к ней спиной. Она ждала меня двенадцать долгих месяцев, и ты можешь поспорить на свою задницу, что в тот момент, когда будет доставлен последний подарок, я буду прямо там, на крыше, спеша повидать ее.

Папа смотрит на меня мгновение, его взгляд смягчается.

— Ты действительно влюблен в эту женщину? Это не просто какая-то грязная потребность оторваться с какой-нибудь случайной девушкой и проникнуть мне под кожу.

— Нет, Пап. Проникнуть тебе под кожу — это просто дополнительный бонус.

Он тяжело вздыхает, и я наблюдаю, как его стены медленно рушатся.

— Тогда ладно. Поговори с Фредериком и помни, работа превыше всего. Ни один ребенок не останется без подарка, ты навестишь их всех.

— Я знаю.

— Хорошо, — говорит он, прежде чем повернуться спиной и направиться к двери, но останавливается и оглядывается. — О, и Ник. Держи свои грязные секс-сценки подальше от рождественских пожеланий. Найди другой способ общения с этой девушкой, который не травмирует наших помощников.

Я киваю. В его словах есть смысл.

— Принято к сведению.

И с этими словами он ушел, оставив меня готовиться к самой грандиозной ночи в году. Только в этом году все будет по-другому.

9

МИЛА

Это откровенное черное белье сидит лучше всего, что я когда-либо носила, и, повязывая на талию большой красный бант, я не могу не чувствовать себя самой желанной женщиной в мире.

Боже, я не могу дождаться, когда он приедет. Все будет идеально, даже лучше, чем в прошлом году, потому что на этот раз я провела каждый день прошлого года, ожидая его возвращения, пытаясь вспомнить, как от него пахло, каким большим он был, каким требовательным. От одного воспоминания о его глубоком голосе у меня мурашки бегут по коже.

Каждый день я думала о нем, и, несмотря на то, как сильно мне будет больно видеть, как он снова уходит, я не могу не нуждаться в этом. Я боролась в этом году. У меня не было никого, кто поддержал бы меня. Ни семьи. Ни друзей. Была только я и мои желания, но сегодня вечером все изменить — по крайней мере, ненадолго. Наступит завтрашнее утро, я проснусь, и все вернется в прежнее русло. Снова буду скучать по нему. Снова захочу быть рядом с ним, где бы он ни был. Снова ожидание и предвкушение.

Это слишком. Прошедший год почти уничтожил меня, и были моменты, когда я хотела сдаться. Были моменты, когда я подумывала написать ему последнее письмо и умолять отпустить меня. По правде говоря, это абсурд. Что за женщина целый год ждет мужчину, которого увидит всего один раз? Я должна пытаться двигаться дальше. Я должна найти кого-нибудь, с кем можно было бы остепениться и построить большой белый дом на холме с забором из штакетника. Я должна подумать о своем будущем. Свадьба, дети и собака. И все же я здесь, в своей одинокой квартире, наряжаюсь для воображаемого мужчины, которому принадлежит все мое чертово сердце.