Делая все возможное, чтобы попытаться унять бушующую во мне потребность, я внезапно понимаю, что это мой единственный шанс ускользнуть, и в мгновение ока я вскакиваю на ноги, бросаясь к входной двери, более чем готовая к поспешному бегству.

Я тянусь к дверной ручке, крепко хватаюсь за нее и яростно поворачиваю, но она не открывается. Дверь не двигается, ручка не сдвигается ни на дюйм, и я проклинаю себя за то, что была такой идиоткой. Конечно, большой засранец снова запер ее.

Черт возьми.

Я прохаживаюсь по фойе, пытаясь придумать план игры, когда мой взгляд возвращается к стулу, которое когда-то стояло под красивым углом в углу гостиной. Только теперь он наполовину опрокинут и прислонен к дивану.

Я спешу к нему. Это определенно плохая идея, но разве у меня есть выбор? В ту секунду, когда я швырну стул в окно, у меня будет всего мгновение, чтобы убежать, прежде чем Ник бросится за мной. Я довольно хорошо бегаю. В этом году я провела много времени в спортзале, пытаясь скоротать время. Я могла бы пробежать несколько миль, прежде чем упаду в обморок, но Ник тоже в хорошей форме, и, судя по тому, как безжалостно он трахается, я не сомневаюсь, что он мог бы гоняться за мной часами. Все, что мне нужно, это убежать достаточно далеко, чтобы найти другую живую душу, и я буду вести себя хорошо.

Не готовая отказаться от единственного имеющегося у меня шанса, я решаюсь на это, хватаю стул и изо всех сил швыряю его в массивное окно.

Стул врезается в стекло, и звук становится оглушительным, когда оно разлетается на миллион осколков.

— ЧЕРТ! МИЛА, — слышу я, как Ник зовет меня из спальни, но я уже пробегаю через то, что когда-то было красивым окном, пока мои слишком большие ботинки не проваливаются в снег.

Я ставлю одну ногу перед другой, не смея оглянуться, пока бегу к оленеводческой ферме. Мои руки двигаются по обе стороны от меня, подгоняя меня так быстро, как я только могу. Я не совсем великий спринтер, но без проблем выдержу устойчивый бег.

Добравшись до края оленьей фермы, я осознаю, насколько высоки заборы, и, чертовски хорошо зная, что не смогу перепрыгнуть через них, у меня нет выбора, кроме как свернуть вправо, обходя их по краю и направляясь к лесу за ними. Если я смогу добраться до толстых деревьев, то смогу пробираться вдоль линии деревьев, пока, наконец, не найду какие-нибудь признаки жизни. Наверняка в этом месте должен быть какой-то город, верно? Или, по крайней мере, маленький городок.

Толстый слой снега под ногами замедляет мой бег, но я не осмеливаюсь остановиться, особенно когда слышу Ника где-то вдалеке.

— МИЛА, ГДЕ ТЫ?

Черт. Черт. Черт.

Я определенно не думала об этом, особенно учитывая, что у него не возникнет проблем с тем, чтобы выследить меня по огромным следам, оставленным на снегу. Не говоря уже о том, что он прожил здесь всю свою жизнь. Он знает эти леса, и у него, черт возьми, гораздо больше практики передвижения по снегу, чем у меня когда-либо было.

Моим легким не хватает воздуха, но я не смею остановиться, быстро приближаясь к деревьям, и в ту же секунду, как я прорываюсь сквозь листву, прячусь за толстый ствол и прислоняю голову к коре, делая глубокие вдохи, пытаясь продумать свой следующий план атаки.

Я даю себе всего мгновение, чтобы перевести дыхание, прежде чем, наконец, позволяю себе оглянуться. Я вижу Ника, быстро сокращающего расстояние между нами, и когда мой взгляд опускается на снег, я вижу очевидные следы, которые оставила сама.

Черт. Вот так от него не убежишь.

— ТЫ НЕ МОЖЕШЬ УБЕЖАТЬ ОТ МЕНЯ, ДЕТКА.

Я усмехаюсь.

— Хочешь поспорить?

Рискуя, я выскакиваю из-за дерева и, пользуясь теми несколькими драгоценными секундами, которые у меня остались, мчусь по снегу, сворачивая влево и вправо, взад и вперед, быстро заметая свои следы, и как только Ник приближается к линии деревьев, я снова бросаюсь за толстый ствол.

Я слышу его шаги, когда он останавливается, и прикрываю рот рукой, пытаясь контролировать свое глубокое дыхание. Пройдет совсем немного времени, прежде чем он найдет меня. Мне нужно бежать.

— Ну же, Мила. Я знаю, что ты здесь, — говорит он таким низким голосом, что это производит на меня дурное впечатление. — Я собираюсь найти тебя, и когда это сделаю, то собираюсь вытрахать из тебя это отношение.

Боже милостивый. Моя киска трепещет, и я сжимаю бедра, внезапно почувствовав такой сильный голод по нему.

Что, черт возьми, со мной не так? Я полагаю, что когда секс хорош, женщина готова игнорировать все красные флажки, даже если они развеваются прямо у нее перед носом.

Я иду на звук его шагов, и когда он начинает идти в противоположном направлении, я не могу удержаться и снова выглядываю из-за дерева, только на этот раз все останавливается. Ник, не потрудившись одеться, помчался за мной, и все, что я вижу, — это этого мужчину-зверя, его идеальную задницу и точеную спину, смотрящую на меня в ответ. На нем нет ничего, кроме пары расстегнутых ботинок, он прикрывает рукой свои причиндалы, и, черт возьми, выглядит великолепно.

Голод усиливается, и я слежу за каждым его шагом, чертовски сосредоточенная на том, как двигается его мускулистая спина. Он просто божественен. Неудивительно, что я не смогла устоять перед ним. Он — абсолютное воплощение совершенства.

Какого черта я убегаю от всего этого? Не то чтобы у меня была лучшая жизнь дома, в Нью-Йорке. Я была на грани депрессии. Я ненавижу свою работу, ненавижу свою квартиру, и что еще хуже, в моей жизни нет ни одного человека, которого я могла бы назвать другом. И все же, вот Ник, предлагающий мне все, чего когда-либо хотела, а я буквально убегаю от этого. Конечно, он поступил самым дерьмовым образом, за что и будет наказан. Но почему я должна наказывать себя еще и за его действия? Конечно, если я собираюсь стать жертвой его схем, я должна по крайней мере что-то с этого получить, верно?

Было бы так ужасно, если бы я осталась на двенадцать месяцев? Я могла бы провести их в постели Ника, максимально используя наше совместное времяпрепровождение, прежде чем он, наконец, отправит меня домой. Конечно, это чистое безумие, но если мне суждено быть здесь, я вполне могу наслаждаться этим.

— Я найду тебя, Мила. И выслежу тебя.

Черт. Это, наверное, самая идиотская вещь, которую я когда-либо совершала.

Засовывая руки под огромную толстовку, я натягиваю ее через голову, прежде чем повесить на низко лежащую ветку, и тут же жалею об этом, чувствуя холод на коже. Но это меня не останавливает, и следующее, что помню, это то, что я позволяю спортивным штанам Ника упасть с моих бедер на заснеженную землю. Я прислоняюсь к дереву, вытаскивая ногу из ботинка и стягивая спортивные штаны, но только для того, чтобы засунуть ногу обратно в ботинок. Я делаю то же самое с другой стороны, пока не оказываюсь такой же обнаженной, как Ник, во всем, кроме ботинок.

И с этими словами я выхожу из-за дерева, сталкиваясь лицом к лицу со старым добрым Святым Ником.

— Привет, Санта-Клаус, — мурлыкаю я, наблюдая, как его взгляд поднимается, чтобы встретиться с моим. — Если ты хочешь меня, тебе придется сначала поймать меня.

Его челюсть сжимается, глаза темнеют с каждой секундой, и я наблюдаю, как его член быстро оживает, и в мгновения ока он сжимает его в своем кулаке. И, черт возьми, он делает меня такой влажной.

В его глазах появляется лукавый блеск, который предупреждает меня, что я понятия не имею, во что только что вляпалась, но сейчас ему следовало бы подумать получше. Все, что он готов дать, я с радостью приму.

Затем, он резко бросается за мной, и из моего горла вырывается пронзительный визг смеха. Я разворачиваюсь и прыгаю в снег, мои тяжелые ботинки уносят меня все дальше в лес.

От того, что Ник мчится за мной, у меня колотится сердце, но я не сдаюсь. Если я ему нужна, он будет добиваться этого. Я слышу его шаги позади себя, и как только я оглядываюсь, мой ботинок зацепляется за случайный корень дерева, и я падаю в снег, мои колени ударяются о холодную землю, а лицо и сиськи в снег, оставляя мою задницу и влагалище высоко в воздухе, чтобы Ник мог заявить на меня права, как сочтет нужным.