Говорю это не ради красного словца. В самом деле, так и считаю. Скажем, с Яном Гусом легко расправились — выдали охранную грамоту, тот поверил, приехал в Констанцу, его схватили, пытали и сожгли, а вот с Мартином Лютером и его тезисами несогласия с церковью так поступить не получилось, он оказался настолько убедителен по сравнению с зажравшимся и обленившимся мозгами католическим клиром, что в Вормсе смог почти половину германских правителей переубедить. Сколько потом крови в религиозных войнах пролилось, никто и сосчитать не смог, больше половины Европы обезлюдело.

В общем, учиться придётся. Ученье — свет, а не ученье — тьма. Так, ну и что мне надувшийся от гордости павлином Сергий показывает? Мама мия! То, что нужно. Это же настоящая дистанционная прослушка! Алмаза на неё не пожалею.

— Тут тридцать пять оттенков. — снизив голос сообщает секретарь. — Я посчитал. У вас ведь все эти оттенки имеются?

— Сейчас проверю. — вторым зрением смотрю на отростки жгутиков вокруг своего источника и сверяю с теми, что вижу на рисунке. — Кажется, да, все. Точно все. Молодец, Сергий! И действует-то как здорово, а?

Заклинание просто удивительное по своим возможностям, сочетающее в себе дистанционный датчик направленного действия, запоминающее и прослушивающие устройства, и всё в одном кристалле или камне. Чем крупнее, твёрже и чище материал, тем эффективней амулет. Пара алмазов, пусть и небольших, у меня имеется, а для такого нужного плетения их не жалко.

Я-то думал, что есть только варианты с наложением на стены или окна, ан нет, нашлось кое-что намного лучше. В соответствии с описанием, если я расщедрюсь на бриллиант, а я расщедрюсь, куда я денусь, то смогу направлять артефакт на любой предмет в зоне прямой видимости на дальности свыше четырёхсот ярдов, не обязательно на окно, этл может быть стена, дерево, да что угодно.

От точки соприкасания луча с препятствием любые голоса людей на пространстве шириной и глубиной в пятнадцать шагов будут записываться и сохраняться в кристалле, где разговоры можно будет хранить и прослушивать.

Плетение в алмазе рассеется только через месяц или четыре, в зависимости от частоты использования, а записи хранятся всё время, пока действует заклинание. Класс! Просто класс!

Да, направленный луч прослушки можно обнаружить, но для этого требуется непростое, даже, точнее, сложное плетение, оно на следующей странице, Сергию надо будет потом и его перерисовать. Не каждый маг его сможет создать, там восемнадцать оттенков, на это потребуется, полагаю, пару-тройку часов времени, а я ведь не собираюсь свой амулет держать работающим всё время.

— Вы прямо сейчас хотите изготовить артефакт? — уточняет секретарь.

— А чего тянуть? — потираю ладони. — Видишь, даже руки чешутся. Закрывай ставни, чтобы вспышки огненной забавы меня не отвлекали, светляк замени на нормальный, чего ты этот мелкий зажёг? Что-то ещё хочешь сообщить?

— Ага, ваше преподобие, вот. — пододвигает он ещё одну раскрытую книгу. — Случайно нашёл. Вспомнил историю, которую вы почти миледи Берте рассказывали, ту, про шапку-невидимку. А это заклинание невидимости. Нужно?

— Ещё как нужно! — смеюсь от удовольствия.

Хотя, когда прочитал описание, веселья у меня заметно поубавилось. Минимум полтора часа потрачу на плетение, а скрыться от взглядов получится только минут на сорок, с учётом, что в часе здесь сто минут. Зато накладывать заклинание можно на кого угодно, хоть на себя, хоть на Сергия, хоть на любое животное. Чёрт, опять у Ники забыл про котёнка спросить. Пожалуй, пора завести себе ежедневник, вот уж новинка-то будет, кто узнает — глаза выпучит. Зато удобно. Раз голова не соображает, бумага и чернила помогут.

— Перерисовывать надо будет? — секретарь улыбается как-то вымученно.

Понятно почему. Заездил я парня.

— Конечно. — отвечаю. — И это, и это, и то. Только ты у меня и так хорошо поработал. Имеешь право на отдых. Так что, прямо сейчас можешь идти на праздник — не понимаю, какое веселье, когда кругом война, голод и беды, но ладно — и, считай, с завтрашнего дня у тебя два выходных. Тебе сроки возврата книг обозначили?

— Нет! — повеселел Сергий.

— Вот и иди тогда, развлекайся. Да, шкатулка, скажи, где?

— Какая?

— С мышами, какая. С камушками конечно!

— А, — дошло до него. — У вас в постели под тюфяком в ногах. Я же говорил.

— Неси, и свободен. — машу рукой. — Парням скажи, что меня ни для кого нет. Разве что, сама герцогиня Мария явится.

Пока Сергий суетится, выполняя мои распоряжения, торопится, чтобы не пропустить всё самое интересное на площади, я готовлюсь к работе. Поставил удобней кресло, взял нужный фолиант и выбрал из поднесённой уже открытой шкатулки камешек. Еле его там нашёл, настолько он мелкий. Зато самый твёрдый и цвета чистейшей воды.

— Милорд?

— Иди уже. — прогоняю верного помощника.

Интересно, королю уже доложили о моём отказе переселиться во дворец? Как он на это отреагировал? Ничего, скоро я, если не всё, то многое смогу знать, до дворца от моих окон меньше двухсот пятидесяти ярдов, надо бы только определить, за какими окнами находятся королевские апартаменты.

Теоретически король может уберечься от прослушки. Размеры комнат там наверняка внушительные. Достаточно отойти подальше чем на полтора десятка шагов от наружной стены, и я уже не смогу ничего услышать. Ну, будем надеяться, что манией преследования наш славный Эдгар не страдает.

— Ну-с, приступим. — даю себе команду.

Прецептора дома не оказалось, умотал уже куда-то с утра пораньше. Куда, в орден, во дворец кардинала или ещё куда? Не знаю, мне не докладывают, но в особняке встречают как родного, все указания управляющей, высокой худой тёткой лет под пятьдесят, которую слуги, вижу, до дрожи в коленях боятся, ею на мой счёт получены. А уж как рады появлению своего спасителя виконты Иван и Виктор, так и не передать.

Осмотрел обоих, не заходя в их комнаты, почитал молитвы, серьёзно и без дураков, преподнёс им по очередной порции святой готлинской водицы и попрощался до завтра. Есть у меня подозрение, что уже всё получилось и блокировки можно снять, но торопиться не стану.

Виконт Иван вчера перед обедом испытал кратковременный, меньше пары секунд, накат помутнения рассудка, однако впервые для него к припадку это не привело. У Виктора произошло тоже самое, только перед самым сном, когда он почти завершил партию в трилист — что-то вроде нашего земного пасьянса. Наложенные мною плетения, прочитанные молитвы и дар готлинского источника сработали как надо.

— Степ, ты куда-то торопишься? — спрашивает Иван через окошко гостиной переоборудованной во временную тюремную камеру.

Двери изуродованы, придётся скоро менять, ну, да мой шеф человек не бедный.

— Побудь с нами ещё немного. — поддерживает намёк брата Виктор, его комната напротив.

Понимаю, парни, ваше настроение — вон как глаза у обоих блестят, нет, сверкают от обретающей реальную плоть надежды, ранее казавшейся несбыточной — и знаю, что вы готовы сутками напролёт мечтать в компании со своим целителем, какая замечательная жизнь вас впереди ждёт, только у меня и правда дел полно. О чём им с улыбкой и сообщаю, добавив:

— Завтра ещё увидимся. И послезавтра. Надеюсь, и в дальнейшем наша дружба не прервётся.

От становящихся уже привычными заверений в вечной благодарности отмахиваюсь, человек характеризуется поступками, а не словами. Я не ребёнок и особых иллюзий насчёт людей не испытываю.

Сразу спуститься со второго этажа не получается, дорогу преградила управляющая, которой поручено было накрыть мне обильный стол, что и было сделано.

Почему-то приглашение этой мегеры меня развеселило, вспомнилось, как родители на даче калымщиков подкармливали, да и так у меня настроение на высоте — лечение одержимых идёт без неприятных сюрпризов.

От позднего завтрака разумеется отказался, я уже плотно поел в «Золоте Кранца». Наверное повар прецептора старался и меня ждало что-нибудь вкусное, но желудок-то у человека один.