На улице меня дожидаются шестеро вояк, и никого из моего ближнего окружения, пока я вчера работал в поте лица, они веселились допоздна. Карл, тот и вовсе пришёл уже под утро, я сквозь сон слышал его счастливое пьяное бормотание за стенкой, а потом писк Ангелины. Не стал даже будить сегодня вассала. В конце концов, он же не пёс на привязи, а свободный дворянин, у него своя личная жизнь должна быть.

Моим-то вчера повезло с погодой, сегодня же с утра зарядил мерзкий моросящий дождик, ладно хоть не ледяной, а чуть прохладный, и то ладно.

— Убери руки. — говорю пожилому гвардейцу, решившему вдруг подсадить меня в седло. — Я милорд, не миледи.

Мужик стушевался. Хочешь угодить тому, кто вытащил тебя с того света после попадания снаряда стреломёта в живот, ищи другие поводы, а не лакействуй. Вслух, понятно, этого не говорю, но взглядом постарался ему внушить.

— Куда, ваше преподобие? — интересуется сержант Алекс, сегодня он командует моим эскортом. Эрика я опять отправил выведывать про Берту. — Куда?

Раскудакался. На кудыкину гору, Алекс. Так-то я предполагал сегодня съездить на ипподром, да — вот незадача! — утром сообщили, что вечером в ордене очередное собрание, а значит к своему дяде Иоанну Неллерскому мне предстоит явиться не на ужин, а обедать, про изменение планов ему уже должны сообщить.

— Подожди, дай сориентируюсь. — смотрю влево-вправо и уверенно машу рукой в сторону шпиля Николаевского храма, где-то там нужная мне улица. — Туда.

Испортившаяся погода никак не сказалась на желание горожан сидеть дома, опять моему эскорту — двое впереди, столько же по бокам и пара сзади — приходится криками разгонять потоки людей, непростая задача на узких-то улочках, ширина которых к тому же уменьшается за счёт выставленных вдоль стен домов или оград особняков прилавков или лотков. Иногда и вовсе торгуют прямо с повозок. К бабке моей Галине, помню, раньше автолавка в деревню по вторникам и четвергам приезжала. Напомнило.

До открытия конклава почти неделя, ещё не все главы орденских подразделений собрались, но, чувствую, теперь каждый день надо будет являться в прецепторию на какое-нибудь совещание.

Обсуждать станем всякие хозяйственные дела, только они лишь ширма для главного, а главное — начало интриг по поводу предстоящих выборов. Казначей у нас — это больше чем финансист. По влиянию и значимости он второе лицо в орденской структуре, да к тому же первый претендент на должность главного инквизитора королевства, если конечно она освободится.

Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, или те аббаты и прелаты, кто не стремится занять пост казначея, от которого всего-то два шага до мантии прецептора. Получается, из девяти настоятелей и двадцати одного пастырей Молящихся в королевстве есть только один плохой — готлинский аббат, совершенно не желаю быть казначеем.

Конкурс предстоит серьёзный, двадцать девять человек на место. Поди в МГИМО меньше, впрочем, не поступал туда, не знаю. И здесь останусь в стороне от жаркой схватки.

При такой высокой конкуренции каждый голос имеет огромное значение, меня уже начали обхаживать, и аббатиса Борской обители Вера, и те два прелата, что сидели со мной рядом во время трапезы у прецептора, вчера со мной какой-то настоятель добивался встречи, когда я свой прослушивающий амулет делал. Нет, даже не амулет — настоящий артефакт, так солидней звучит и больше отражает результат моего вчерашнего творения.

— Смотри, куда прёшь! — мой передовой гвардеец пустил в ход нагайку.

По отношению к старику в ошейнике такое допускается, это со свободными горожанами могло бы вызвать проблемы, всё же я не столь важная шишка, чтобы мне слишком рьяно освобождали проезд.

— Григорий, — окликаю ретивого вояку. — Ты там поспокойней.

Мне бы самому тоже по пустякам не волноваться. А как это сделать, если даже от конклава ничего хорошего не жду? Вспомнилась история о французском короле Филиппе Красивом, который во время так называемого авиньонского сидения пап распорядился запереть кардиналов в храме и не выпускать их, пока не изберут понтифика. Каждый метил на место папы, и никто никак не мог собрать нужного количества голосов.

Боюсь, как бы и наши выборы казначея не затянулись до бесконечности, возникли у меня подобные опасения. Подсказать что ли прецептору идею с запиранием всех аббатов и прелатов? Так я тоже пострадаю от этого. Ладно, побуду в столице подольше, пока ведь не надоело.

— Дальше куда? — вывел меня из размышлений своим кудаканием сержант, когда мы доехали до обнесённого кованной металлической оградой Николаевского храма.

Кстати, эта церковь единственная в столице, которая принадлежит нашему ордену, её прелат серьёзный претендент на предстоящих у нас выборах.

— Знать бы. — вздыхаю, разглядывая перегородивший нам дорогу поток горожан, идущих к обедне. — Кажется вон тот дом. Да, пошли кого-нибудь узнать. Как говорится, язык до Юстиниана доведёт. — чуть переделываю старую русскую пословицу.

Я угадал с выбором дома. Троюродный кузен моего здешнего биологического отца, бывший майор, получивший полковничий патент не без моего косвенного участия, снимал четырёхкомнатные апартаменты в доходном доме. С тремя детьми на майорскую зарплату и довольно скромную ежегодную денежную помощь из Неллера — при мне сто пятьдесят драхм, переданных милорду Иоанну Снежной Королевой — сильно не пошикуешь.

Зато теперь заживёт. Между майорами и полковниками всего одна ступень, но разница в этих званиях качественная. Вторые распоряжаются полковыми суммами. Не то чтобы совсем бесконтрольно, зато весьма вольно. Так что, теперь финансовое положение милорда Иоанна Неллерского заметно улучшится. Тем более, он получил под своё командование не полк, а гарнизон Лижона, крепости где-то на западной границе Кранца.

Таможня в королевстве имеется, а вот отдельной пограничной службы нет, её задачи выполняют армейские подразделения, большей частью егеря, лёгкая кавалерия и гарнизоны.

Через Лижон, если вспомнить разговор с дядюшкой Андреем Торским, вице-канцлером, идёт главный торговый тракт из республики Верция. А где торговля, там и контрабанда — как же без неё? — а где контрабанда, там и серьёзные деньги.

Думаю, мои дядюшки Андрей с Иоанном наладят взаимовыгодные обоим дела, по родственному, так сказать. Может и роду чего-нибудь будет перепадать, не только же за счёт герцогства нам всем жить. Я вот свою лепту в этом году уже внёс, и весьма серьёзную.

Подниматься пришлось на последний, третий, этаж. Что мне молодому до такого пустяка?

Родственники меня ждали. Хотя они, что называется, сидели на чемоданах — мебель им не принадлежала, а вот вещи уже загрузили в десяток деревянных коробов и сундуков — посуду оставили, а их единственная служанка — ничего себе! — негритянка! — настоящая! — накрыла весьма обильный обед.

Чернокожих рабов я в столице парочку видел, только не думал, что встречу негритянку в доме небогатого дяди. Разъяснилось всё достаточно быстро, эта сорокалетняя рабыня была приданым Оливии, невзрачной как мышка супруги милорда Иоанна. Она неодарённая, да где же на всех желающих невест с источниками найдёшь?

Меня быстро усадили за стол. Сижу между очередными дядей и тётей, напротив мои, получается, четвероюродные братья трёх, четырёх и пяти лет, погодки. Да, родня большая, и это я ещё даже с пятой частью пока не знаком. Чёрта с два всех упомнишь.

— Рад, рад тебя видеть, Степ. — слегка жмёт мне локоть полковник. — Здорово, что мы успели с тобой встретиться и познакомиться. Впрочем, надеюсь решить на службе вопрос, чтобы летом приехать в Неллер на свадьбу и коронацию Джея. Век там не был, уже и забыл, как выглядит замок, в котором вырос мой отец. Ты ешь, ешь, Степ.

Иоанн в свои тридцать шесть выглядит на все сорок. Ну, да, его служба только последние два года проходила в столице, а так-то он у нас вояка, рубака, герой-кавалерист. Епископ Рональд говорил, что кто-то из герцогов Ахорской лиги, чьего сына тогда ещё капитан Неллерский убил заклинанием стрела льда — в отличие от жены Иоанн одарён источником в девять оттенков — считает его личным врагом.