Карим опустился на ковер, увлекая ее за собой. Высыпал из мешочка золотые браслеты. Каждый со своим узором. Ювелир, что изготовил их, славился своим мастерством на все девять городов Великой пустыни. Каждый шейх заказывал у него украшения для своих жен.

— Ты родила мне сына, — первый браслет скользнул по тонкому запястью. — Согрела мое сердце. Прогнала одиночество. Зачем мне другие жены, если у меня есть мой цветок?

Пять браслетов тихо позвякивали на руке Адары, поблескивая в темноте.

— Если… если я не ошиблась, скоро у нас будет еще ребенок, — тихо прошептала она.

Улыбнулся Пустынный Лев, прогнал страх. Все знают, что вторые роды проходят легче первых. Небеса сберегут его цветок, как будет беречь и он сам…

…На следующий день после возвращения аттабея ко мне приходит свекровь. Лицо ее опухло от слез. Глаза красны. И впервые заметно, что время также беспощадно к ней, как и к другим людям. Она останавливается сразу за порогом комнаты, не смея подойти ближе. Молчит.

— Надира, сходи к кормилице, узнай, как чувствует себя Рашид.

Служанка послушно кланяется и уходит. Мы остаемся вдвоем.

— Карим хочет отослать меня, — говорит женщина, которую я бы хотела никогда не видеть. — К моей сестре. Ее муж живет в Набире.

— Легкой вам дороги, — отвечаю и отворачиваюсь. Но гостья не уходит.

— Поговори с ним. Только тебя он послушает. Попроси его оставить меня здесь. Я… я не стану больше мешать тебе. Не буду говорить. Но я хочу остаться в моем доме! Пожалуйста… Я прошу тебя, поговори с моим сыном. Я не хочу уезжать.

Я снова смотрю на нее. Сейчас передо мной не гордая дочь шейха, а несчастная немолодая уже женщина, которую выгоняют из собственного дома. Я помню, что она говорила мне. И понимаю, что в душе она все также меня презирает. И никогда не посчитает равной.

— Чего ты хочешь? — спрашивает Зейнаб аль-Назир. — Драгоценности? Наряды? Что тебе нужно? Я отдам все.

— Почему вы хотите остаться?

Я хочу понять ее. Зачем? Не знаю. Еще вчера мне хотелось сделать ей больно, но сейчас… Золотые браслеты все еще обнимают правую руку. Мой муж любит меня. И я больше не стану в нем сомневаться. А если появятся вопросы, задам их ему. Аттабей не прогнал меня вчера, не прогонит и за несколько слов.

Гостья вздыхает. Проходит по комнате. Останавливается у окна.

— Когда-то я была такой как ты… Молодой. Полной сил и страстей. Меня растили во дворце. Я никогда не знала отказа ни в чем. Меня учили танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах, вести дом, читать, писать. Я знаю три языка и наречие народа пустыни. Мне казалось, меня ждет удивительная жизнь, но потом меня выдали замуж. И оказалось, что все, что от меня нужно — родить ребенка. Лучше мальчика. Но именно в этом природа мне отказала. Роды были долгими и тяжелыми. Помню, как я кричала. Мучилась. А когда все закончилось, и я пришла в себя, повитуха сказала, что еще один ребенок меня убьет. Ты наверняка слышала, что говорят обо мне. Правда. И ложь… Я боялась смерти, но она все равно меня нашла, — свекровь посмотрела мне в глаза. — Я больна, боль живет внутри, там, где у нормальных женщин плодородное чрево, у меня лишь пустыня и боль… Мне осталось недолго, но я хочу провести все свое время здесь, в Аль-Хрусе. Я люблю этот город, люблю своего сына и внука. Я не хочу уезжать…

Наверное, мне стоило прогнать ее. Отвернуться. Уйти, оставив без ответа. И будь она на моем месте, поступила бы именно так. Но я — дочь торговца тканями, а не шейха.

— Я не умею петь и танцевать. Моих сестер учили, но меня посчитали бездарной. Я плохо пишу и читаю, но умею хорошо считать и знаю, как использовать ткани. Чем шелк отличается от хлопка. Я умею мыть полы и знаю, как хранить продукты, но мне не справиться с этим домом одной. И я люблю своего мужа, — мы смотрим друг другу в глаза, и кажется, впервые находим что-то общее. — Я поговорю с ним, но Карим может не послушать меня.

— Значит, такова воля Небес, — госпожа аль-Назир хочет уйти, но я останавливаю ее:

— Если вы останетесь, вы научите меня? Расскажете, как управлять вашим домом?

Она замирает, но затем склоняет голову.

— Я расскажу тебе все…

…Пустынный Лев не отослал свою мать. Но взамен потребовал, чтобы в его доме царили мир и покой. И так было. Дочь шейха сдержала свое слово. И жена аттабея приняла из ее рук управление домом. А когда спустя два года Зейнаб аль-Назир умирала, дочь торговца тканями обтирала ее лицо и подносила ей воду.

— Я ошиблась в тебе… — шепот умирающей раздается в темноте. — Ошиблась… Думала, что ты глупая девчонка, как твои сестры, но ты оказалась мудрее…

— Я оказалась достаточно глупа, чтобы бросить в мужа кувшин с розовым маслом. Счастье, что промахнулась.

— Ты уже ему сказала?

— Нет. Я хотела подождать…

— И правильно… Ты утешишь его, когда меня не станет. Знаешь, он все-таки любит меня. Пусть и не показывает.

— Знаю… Если у нас родится дочь…

— Спасибо…

Последний вздох срывается с губ умирающей. И душа ее обретает покой. Устремляется к Небесам. Она знает, что ее жизнь не прошла напрасно, что знания ее еще пригодятся. И что дом ее в надежных руках…

…Говорят, однажды Луна подарила один из своих цветов Пустынному Льву. Он должен был оберегать его и заботиться. Но не знал Лев, что и цветок заботиться о нем. Что может он не только слушать и проводить воду сквозь пески. Что Цветок Пустыни хранит тайну. И когда-нибудь сыграет свою роль…

…Горяча пустыня. Стоит посреди нее Белокаменный город. Ждет своего повелителя. Охраняет город Лев. Спокойно спят жители. Молятся Небу. Не знают бед и несчастий. Но однажды пески приносят весть — вернулся Наследник пустыни. Молод он. Силен. Подобен самому солнцу, что освещает Небо. Покорится ему пустыня…

…Медленно встает солнце над пустыней. Замирает жизнь в песках. Звери спешат вернуться в норы. Люди в городе наслаждаются последними минутами прохлады, зная, что уже совсем скоро пустыня раскалится, и удушающий жар прокатится по улицам…

…В рассветные часы хранитель Аль-Хруса не спит. Близится срок возращения наследника шейха. Истекает отпущенный ему срок. Неспокойно в городе. Неспокойно и на сердце у Пустынного Льва.

— Кади просил передать, что мальчик воспитан воином, — гонец в пропитанных песком одеждах говорит медленно, чуть растягивая слова. — Он молод и рвется домой. В нем горит огонь самого солнца. Но твоей мудрости ему не досталось…

Хмурится аттабей. Складка меж его бровей уже не исчезает, скрепленная временем. Слышит он предупреждение, но не желает отвечать.

— Я благодарен кади за помощь, мой дом всегда открыт для него и любого из народа пустыни.

Гонец согласно кивает, прикрывая глаза. Он никуда не спешит, и разговор с ним плавен и текуч.

— Кади знает о справедливости Пустынного Льва. Но хочет знать, так ли ты желаешь возвращения своей крови? Мальчик мнит себя мужчиной и не станет слушать добрые советы. Он жаждет править.

От второго предупреждения отмахнуться сложнее. Все понимает хранитель Аль-Хруса, но и поступить иначе не может.

— У меня нет прав на Сердце Пустыни. Я обещал защищать наследника и хранить город до его возвращения. Срок вышел. И я отдам ему Аль-Хрус. Иначе стану изменником… Моя честь этого не позволит.

Снова склоняет голову гонец.

— Кади примет слова аттабея. Он знает, что такое честь. Но хочет напомнить, что народ пустыни заключал договор с хранителем Аль-Хруса, а не с его правителем.

Темнеет лицо хозяина дома, сверкают черные глаза.

— Кади желает расторгнуть договор?

Улыбается гонец, прячет за прикрытыми веками лукавство.

— Кади уважает аттабея и не поднимет руку на его людей, но мальчику придется самому доказать, что он достоин уважения.