Посреди пустыни раскинулся город. Красивый. Богатый. Наполненный тысячью огней. Город существовал так долго, что уже забыл, когда появился здесь. Забыли и его жители. Но каждый год, после окончания сезона дождей, когда пустыня ненадолго превращается в цветущий сад, на центральной площади появляется старик.

Он приходит незаметно. Расстилает на камнях потрепанный коврик. Усаживается на пятки и каждый вечер рассказывает сказки. Вокруг него собираются дети, а иногда приходят и взрослые. В его словах история оживает. И, кажется, что те древние времена становятся ближе. Реальнее…

…Говорят, что когда-то в пустыне жил лев. Грозный. Дикий. Он наводил ужас на всех жителей пустыни. Никто не мог его победить. Обуздать или укратить. Лев был вольным. Жестоким. Но справедливым. Он никогда не трогал слабых. И не убивал для забавы. Он умер. И после смерти обернулся духом. Беспощадным стражем Сердца Пустыни. Так называли Город-из-Белого-Камня. Пустынный лев должен был охранять его от врагов. Беречь и защищать. Пока не появится правитель достойный Великого Города. Так Лев стал хранителем…

…Горяч воздух пустыни. Обжигает лицо. Мешает дышать. Заполняет улицы Аль-Хруса. Разгоняет по домам людей. Полуденное солнце давит на голову. Заставляет искать редкую в такие часы тень. Но в доме аттабея царит прохлада. Толстые стены сдерживают раскаленный воздух. А свежая вода бодрит и дарит силы.

­­­­­— Ты во многом отказываешь себе, мой друг, — Шариф аль-Хатум откидывается на подушки, глядя на шахматную доску. За чем еще коротать полуденные часы, как не за хорошей игрой с достойным противником? — Жена в доме, что вода в пустыне. Утолит жажду, омоет раны, успокоит душу. Да и в постели согреет…

— И часто вода согревала твою постель, друг мой?

Хмурится хозяин дома. Черны его брови. Густы. Тонкие пальцы обхватывают ферзя, и нет больше на доске слона противника. Смеется Шариф. Он не обидчив. Лучший друг аттабея знает, что ему одному позволено вести разговоры, которые не любит правитель Аль-Хруса.

— Рано или поздно даже твое сердце оттает, Карим. Нельзя всю жизнь прожить одному.

— Ты с лихвой возмещаешь мои недостатки, Шариф.

— Как раз хотел рассказать тебе новости! — взмахивает руками аль-Хатум. — Я сговорился с торговцем шелком. Его младшая дочь станет моей женой.

— Младшая?

Черны глаза Карима аль-Назира. Смотрят строго. В самую душу.

— Две старшие уже сговорены. Свадьбу придется отложить на год, чтобы почтенный Мустафа смог с достоинством проводить из дома всех дочерей. Но я не тороплюсь, да и она успеет дозреть…

Смеется Шариф, не видит, как еще плотнее сдвигаются брови друга.

— Она станет третьей твоей женой?

— Да. Мужчинам нашего возраста нужны жены. Нужен уход и ласка. Наследники. Две первых так и не смогли порадовать меня сыновьями, может, хотя бы с этой повезет.

Молчит аттабей. Смотрит на шахматную доску. Передвигает коня.

— Тебе мат, друг мой.

Качает головой Шариф. Улыбается. Проигрыш его не трогает. Мыслями он далеко.

— Не в первый раз. Проигрывать тому, кто обыграл в шахматы соседних шейхов, не стыдно.

Девять лет назад, когда исчез в пустыне почтенный правитель Аль-Хруса, шейк Ибрагим ибн Иса аль-Ахраб, оставив вдовами трех жен и малолетнего наследника, над белокаменным городом нависла угроза. Стать добычей соседей или пасть жертвой войны между шейхами. Тогда и появился молодой племянник покойного. Сын его старшей сестры. Твердой рукой навел порядок в городе, спрятал мальчишку-наследника, договорился с соседями. Шейхи признали Карима аль-Нариза аттабеем — хранителем престола — до совершеннолетия наследника. И с тех пор жители Аль-Хруса живут в мире.

— Я хочу попросить тебя об услуге. Взамен твоего проигрыша.

Серьезен аттабей. Спокоен. Мало кто видел его в гневе. В народе правителя называют Пустынным Львом. Все знают, что огромный хищник не рычит без дела, но в ярости страшен и безжалостен.

— Проси о чем хочешь, — щедро предлагает аль-Хатум. — Все мое принадлежит тебе.

Медлит Карим. Смотрит. Внимательно. Тяжело. Неуютно становится Шарифу, но не понимает он от чего.

— Покажи мне свою невесту, — улыбается аль-Нариз, и лицо его светлеет. Разглаживается. — Хочу взглянуть на ту, что подарит тебе сыновей.

— Аттабей может увидеть любую девушку в Аль-Хрусе. Но если ты желаешь, мы можем наведаться в дом ее отца. Уверен, он не станет перечить.

— Тогда едем сейчас.

Легко поднимается хранитель города с подушек. С толстого ковра, укрывающего пол. Бурлит в его жилах кровь. Играет в руках сила. Тридцать лет не возраст для мужчины. Если только он не одинок…

…Дышать раскаленным воздухом тяжело. Мало кто в такую погоду отважится покинуть дом. Но раз аттабей желает, отказывать не принято. Едут два всадника по пустынным улицам. Нет рядом с ними охраны. Плох тот хозяин, что не сможет поддерживать порядок в собственном доме. А Пустынного Льва никто бы не назвал плохим господином.

Дом торговца встречает гостей суетой. Мечутся слуги, спешат исполнить указания хозяина. Готовится свадьба старшей дочери. Почтенный Мустафа уже не молод, спешит, хочет передать дело старшему сыну и пристроить других детей. Кто позаботиться о них, когда его не станет? А в груди все чаще колет, и дышать становится все сложнее. Скоро-скоро подойдет его срок. Но не страшно торговцу предстать перед Вратами Благословенных Небес. Чиста его совесть. Он чтил и соблюдал заветы, заботился о женах, воспитал сыновей. Лишь дочери сейчас занимали его мысли.

Визит жениха для младшей вызвал у торговца глухое раздражение. Все условия уже обговорены, устный договор заключен. О чем вести беседы? Тем более что он просил уважаемого аль-Хатума не беспокоить его понапрасну. Но и отказать близкому другу аттабея нельзя.

К гостям хозяин дома вышел в не самом лучшем настроении, и удивился, увидев, что вместе с женихом прибыл и сам правитель.

— Великие Небеса! — почтенный Мустафа всплеснул руками, пеняя на нерадивость слуг, не предупредивших о высоком госте. — Я и не знал, кто пожаловал в мой скромный дом! Предложили ли вам воды с дороги, мой господин? Что привело вас ко мне в такой час?

От волнения хозяин дома совсем забыл законы гостеприимства, запрещающие расспрашивать гостя до того, как тот утолит голод и жажду. Ни разу за всю жизнь не приходилось ему видеть правителя Аль-Хруса так близко. А он лишь улыбнулся, сверкнул черными глазами. Шагнул ближе и заговорил:

— Прости, что отвлекаем тебя от забот, почтенный Мустафа. Дом твой гостеприимен, а слуги внимательны, хоть мы и пришли в полуденный час. Видишь ли, мой друг рассказал мне о невесте, которую нашел в твоем доме. И мне стало любопытно. Позволишь ли ты мне взглянуть на свою младшую дочь, чтобы выбрать подходящий подарок, который я преподнесу на свадьбу?

Много сделок заключил в своей жизни старый торговец. Много повидал людей. Но сейчас замер как мышь перед удавом, не смея ни возразить, ни согласиться. Кто откажет в просьбе правителю? И кто посмеет показать дочь незнакомцу?

Шагнул ближе аль-Хатум, встал с другой стороны от хозяина дома.

— В просьбе моего друга нет ничего неприличного, твоей дочери не обязательно видеть его или знать, что аттабей приходил. Правитель Аль-Хруса лишь желает мне счастья.

— Конечно… — растерян торговец, не знает, что сказать. — Она сейчас на женской половине, я велю ее позвать.

— Не нужно… Мы и сами можем дойти.

И прежде чем почтенный Мустафа успевает возразить, аль-Нариз устремляется в дальнюю половину дома, что обычно закрыта для гостей. Но кто посмеет возразить аттабею?

Идет он впереди, и шаг его широк и быстр. Пытается обогнать его хозяин дома и не может. Хочет возразить, но дыхание поперек горла становится. Сердце сбоит. Останавливается Мустафа, прислоняется к стене и пытается отдышаться. Остается рядом и Шариф, зовет слуг, чтобы принесли воды хозяину. А аттабей уже распахивает двери на женскую половину…