Горький смех сорвался с губ мужчины.

— Я сам уехал. Рабыня. Та рабыня, что я подарил Малику. Он отдал ее Кариму. Я знал, что мальчишке она понравится. Да кто бы устоял? Золотые волосы. Белая кожа. Глаза цвета неба. Красавица. Но он отдал ее Кариму. Я сразу понял, что все не так просто. И пока шумел свадебный пир, отправился искать служанку, что готовила девушку. А нашел труп с удавкой на шее. И пустой бутылью. Запах… Он был знаком. И я понял, что шейх хочет избавиться от аттабея. А после него примется и за меня. Я испугался. Уехал. А он выжил. Он снова выжил. Уж не знаю почему… Когда я узнал, что все обошлось, назад дороги уже не было. Аль-Назир искал меня. Он наверняка подумал, что это я хотел убить его. Ведь Малик в его глазах невинен. Слепой осел… Он никогда не видел недостатки в людях. Верил им. Всем. И что теперь? Мальчишка, которого он защищал и прятал, для которого берег трон, взял его под стражу. Пытался убить. И теперь медлит лишь потому, что боится…

Вода в бассейне успокоилась. Гладь снова стала ровной и прозрачной. Как и мысли в голове Шарифа.

— А я не боюсь… Сплетни, которые мы пустили в Аль-Хрус, не преувеличены. Карим мог бы стать правителем, но не захотел. Он мог бы получить власть, о которой другие только мечтают. Но упустил свой шанс. А я не упущу… Абдула!

— Да, мой господин, — слуга покорно подошел ближе, готовый исполнить любой приказ.

— Мы исправим несправедливость. Мы все исправим…

…Солнце стоит высоко. Улицы Аль-Хруса пустынны. В доме царит тишина. Слуги разговаривают шепотом. С тех пор, как мы вернулись от народа пустыни прошло уже шесть недель. Сорок один день, как я не видела мужа.

Стоило миновать Золотые Врата, как к нам присоединились стражники. Они ничего не говорили. Не угрожали. Но ехали следом и не отставали. Тогда я поняла, что случилось нечто неправильное. Страшное. Карим хмурился и молчал. Стража проводила нас до самого дома и осталась ждать на улице. Или караулить? Муж едва успел смыть с себя песок и утолить голод, как к нему пожаловал посланник шейха и пригласил во дворец. Карим уехал. И больше не возвращался.

— … Народ пустыни примет вас и детей. У меня есть друзья в Аль-Хрусе, я смогу вывести вас.

Саид говорит размеренно и спокойно. Уже не в первый раз он заводит речь о побеге. И в словах его есть смысл, вот только… Бросить Карима, покинуть дом, уехать в пустыню, чтобы прятаться там до конца дней. Бояться встречи с караванами и в каждом из них искать соглядатая. Гадать, кто польститься на награду и донесет… Народ пустыни честнее жителей городов, но и среди них встречаются те, кто жаждет перемен.

— Я все понимаю… Но разве это выход?

Как часто я задавала такой вопрос Небу в последние дни? Сотни раз. Искала ответ среди далеких звезд. Но Небо оставалось глухим и равнодушным. Оно молчало. Впервые за долгие годы я снова ощущаю себя беспомощной и глупой. Той маленькой девочкой, что некогда пряталась в саду, а затем пришла в дом аттабея.

— Возможно, пройдет время, и в Сердце Пустыни что-то изменится. Шейхи не вечны…

Ждать смерти Малика? Надеяться, что его наследник будет более милосерден? Или также как отец увидит в Кариме лишь угрозу своей власти? Того, кого другие шейхи признали равным? Настанет ли время, когда мы сможем жить спокойно, не оглядываясь на прошлое?..

…И словно в ответ на мои мысли, на улице раздаются крики. Шум быстро нарастает. Во входную дверь начинают стучать. Я поднимаюсь с ковра, слыша сердце вторит ударам в дверь. Рука Саида ложится на рукоять сабли. В комнату врывается бледный Али, за которым следует испуганная Надира.

— Госпожа, в городе погром, — глухо произносит старый слуга.

А я отчетливо понимаю, что буря началась. И что Звездочет говорил мне именно о ней…

…Быть гостем во дворце шейха почетно. Пусть даже пленным. Не имеющим возможности уйти или желания остаться. Нет, почтенного Карима аль-Назир, бывшего аттабея Аль-Хруса никто не посадил под замок. И двери его покоев оставались открыты. Он мог свободно гулять по дворцу, по саду, что раскинулся в его стенах, отдавать указания слугам, передавать пожелания любимому повару правителя и даже выбрать наложницу на ночь. Но никакие изысканные блюда и красавицы не могли заменить Пустынному Льву свободы.

Он злился. Ходил по комнатам точно зверь в клетке. Рычал на слуг, и те не смели лишний раз беспокоить его. А наложницу, присланную распорядителем дворца, выставил, даже не прикоснувшись. Стоило лишь взглянуть и сверкнуть глазами, и понятливая девушка сама выпятилась за дверь. Больше подобных подарков ему не делали.

Малик с ним не встречался. Казалось, что родственник вообще забыл о нем. Приблизил, посадил под замок, приставил соглядатаев и на том успокоился. О дальнейших планах правителя оставалось только гадать. И неизвестность злила сильнее…

С каждым днем злость только крепла. Карим давно уже не был мальчишкой, подверженным душевным порывам. Умел справляться с собственным нравом. Но впервые оказался настолько беспомощен и зависим от воли другого человека. И ярость его не утихала. Аттабей научился направлять ее в нужное русло. Перестал срываться на слуг, сделался внешне спокоен и проводил много времени в комнате для молитвы. Там его оставляли в покое и не мешали тренироваться. А физические упражнения не только закаляют тело, но и укрепляют дух.

Выбранная им тактика оказалась правильной, и сегодня Малик решился пригласить его отобедать в саду. Не иначе соглядатаи донесли, что гость успокоился и смирился со своим положением. Вот только смирения Лев не знает…

…Высоко стоит солнце. Жар разливается в воздухе. Но в тени высоких деревьев, вблизи бассейна, выложенного разноцветной плиткой, царит прохлада. Накрыт небольшой столик, ждут резные кресла, аромат кофе с кардамоном придает привычным цветочным запахам нотки горечи и пряности. Хороший день. Хорошее время для разговора.

— Как тебе мое гостеприимство, почтенный аль-Назир? — спрашивает Малик, стоит гостю занять предоставленное ему место.

Стража замирает на почтительном расстоянии. Спинами к обедающим, лицом к саду, дабы никто не посмел нарушить покой правителя Сердца Пустыни и того, кого он счел достойным своего внимания.

— Твой дворец прекрасен, а слуги расторопны, — вежливо отвечает Карим и рассматривает того, для кого столько лет берег трон.

Шейх повзрослел. Заострились черты лица, исчезла юношеская мягкость. В глазах появилась острота и жесткость, свойственные любому правителю. А еще в них горел огонь превосходства. Любви к власти. И радости от осознания, что сейчас от него зависит жизнь того, кто некогда управлял его судьбой.

Говорят, люди благородные и великодушные способны на благодарность. Они помнят добро и платят тем же. А вот те, чьи души мелки и пусты, испытывают лишь унижение от помощи, и всегда стремятся отомстить. Даже если мстить не за что…

— Ты наверное гадаешь, отчего я столь настойчиво пригласил тебя в гости, и так долго не уделял внимания?

— Скорее мне любопытно, почему ты пригласил меня именно сегодня.

Ожидание — тоже пытка. И не все могут выдержать ее достойно. Учитель Карима был бы недоволен его поведением, и аттабей почти слышал нотации, сказанные сухим тоном. Но он все же старше и сумел взять себя в руки. А вот Малика учили мало и слишком давно…

В глазах его промелькнуло раздражение, и голос зазвучал резче:

— Прибыл посланник из Аль-Алина. От твоего доброго друга Шарифа аль-Хатум. Его сын болен, и он просит меня оказать поддержку и протекцию для него. Найти лекаря, способного исцелить мальчика.

Нахмурился Аль-Назир, чувствуя неладное, но лишь развел руками.

— Мне жаль, но Великий Звездочет покинул мой дом, и мне неизвестно, куда он отправился дальше…

— Но в твоем доме осталась та, о которой говорят все Девять городов, — прервал его правитель.

Замерло сердце Пустынного Льва. Кольнуло в груди.

— Неужели мой шейх желает, чтобы я отпустил свою жену на край пустыни?