— Да вы не в себе! — шипит она, убирая мою ладонь. — Аттабей сначала убьет меня, а потом вырежет все племя детей пустыни, когда вернется!

— Не вырежет, кади — его друг.

— Что-то я сомневаюсь, что их дружба заходит столь далеко…

— Надира!

Она вздыхает и качает головой с молчаливым укором.

— Расскажи все матери и Али, а пока отнеси это страже, — протягиваю ей кувшин с водой. — Скажи, что госпожа благодарит их за службу.

— Что там? — служанка заглядывает в сосуд и подозрительно принюхивается.

— Они всего лишь немного заснут. И в саду лежит один из воинов, его оглушили. Я уже проверила, отделается шишкой на затылке. Для него мазь, — ставлю рядом с кувшином глиняный горшочек.

— Вам обязательно уходить? — обреченно спрашивает Надира, смиряясь.

— Пустыня зовет меня…

— Как в прошлый раз?

Она никогда не упускает возможности уколоть кого-то, возможно, именно поэтому так и не вышла замуж до сих пор. Качаю головой, не собираясь отвечать. Кто знает, как распоряжается Небо нашей судьбой. Может статься, что мое обещание, данное у постели раненного мужа, отразилось именно так. Вылечила одного — спаси другого.

— Ехать неизвестно куда, неизвестно с кем… Неужели, вы ни капли не боитесь? — продолжает тихо возмущаться служанка, одеваясь. Небо за окном уже светлеет, скоро рассвет, нужно поторопиться.

— Конечно, боюсь, — открываю сундучок с лекарствами и достаю оттуда одну из склянок. Рассматриваю содержимое в свете лампы. Прозрачная желтоватая жидкость. — Поэтому готовиться нужно ко всему…

Пузырек ложится на ковер. Противоядие к самому сильному и быстродействующему яду из тех, что у меня есть. Если что-то пойдет не так, как ожидается, я не стану терпеть и мучиться. Или позорить своего мужа…

…Женщина. Она покинула дом на рассвете, как и обещала. И Захир поднял ее в седло. Усадил перед собой. Сундук с лекарствами забрал Саид. А остальные окружили их плотным кольцом. И отряд помчался по непривычным улицам города, еще пустым, освещенным первыми утренними лучами солнца.

Молчал сын кади. Отгонял прочь сомнения, что терзали его с прошлого вечера. Как не вовремя умер лекарь! Все было бы много проще, согласись он поехать с ними. Захир понимал, чем грозит похищение жены аттабея. Но жизнь отца ценил много выше своей. И надеялся. Отчаянно надеялся, что она сможет помочь кади. Что он снова станет во главе народа пустыни и поведет его по барханам.

Странно, что никто из соратников не стал его отговаривать. Даже Саид… Самый старший и мудрый из них. Давно выполнявший волю кади и не раз встречавшийся с его названным другом. Он не возражал. А после ночной встречи лишь улыбался, поглаживая короткую бороду. В глазах его пряталось неясное лукавство, и Захиру не хватало смелости спросить, о чем думает старший друг. Да и есть ли разница, если все уже свершилось и теперь перед ними лишь вечная пустыня?..

…Желтый песок простирается до самого горизонта. Небо накрывает его синим куполом. Солнце давит на плечи и голову даже сквозь одежду. И вода — единственное спасение от жары. Самая большая драгоценность в пустыне.

Я никогда не думала, что окажусь столь далеко от города. Посреди бескрайней и величественной пустыни. В полной ее власти. В зависимости от ее благосклонности. И единственным ориентиром станет лишь дар следопыта, что унаследовал сын кади.

Дети пустыни говорят между собой на своем наречии. А ко мне обращаются лишь на языке городов. Я делаю вид, что не слышу их разговоров и не понимаю. Но слушаю очень внимательно. Когда люди думают, что их не понимают, они говорят свободно. И услышанное лишь успокаивает меня. Убеждает, что я не зря нарушила запрет супруга и доверилась незваным гостям.

Их беседы полны мелочей, из которых складывается жизнь отряда. Еда. Вода. Уход за животными. Порой они сопровождаются шутками, от которых жар невольно приливает к щекам. И я не знаю, куда деть глаза. Никаб скрывает большую часть смущения. Да и ко мне мужчины относятся довольно уважительно. И даже в разговорах между собой не опускаются до грубости.

Им любопытно. Кто я, и как стала женой аттабея. Они пересказывают друг другу услышанные сплетни, и порой мне хочется смеяться от нелепости слухов, что блуждают по городу. Если верить им, то я либо утерянная невеста, обещанная Кариму еще в детстве, либо песчаная ведьма, приворожившая его с первого взгляда. И народу пустыни больше нравится второе предположение.

Наш путь протекает спокойно и размеренно. И это считается хорошим знаком. По словам Саида — самого старшего в отряде — мы достигнем стоянки народа пустыни даже быстрее, чем мужчины добирались до города. Мне неясна природа подобного явления, но я принимаю все на веру. Если дети пустыни считают, что кади может пролагать по пескам собственные пути, так тому и быть…

…Тиха ночь над пустыней. Отдыхает на очередной стоянке отряд. Горит небольшой огонек, разгоняя ночную мглу и отпугивая зверей. Спят люди. Лишь двое сторожат их покой.

— Думаешь, я совершил глупость?

Сын кади смотрит на огонь и на женщину, что безмятежно спит по другую сторону от костра.

— У нас не было выбора… Или же именно этот путь был угоден Великой пустыне. Кто знает?

— Я спросил не о пути Великой пустыни, а о том, что думаешь ты.

Молчит Саид, оглядывается. Прислушивается. Тихо в пустыне. Лишь потрескивает огонек, пожирая сухие колючки.

— Я не считаю тебя глупцом, но думаю, что ты еще очень молод, чтобы вести народ пустыни. Поэтому я сделаю все, чтобы кади исцелился и вновь занял свое место.

Хмурится сын кади. Сжимает губы. И хочет возразить, но не может. Знает, что прав друг. И причины их поступков во многом совпадают. Вновь смотрит он на спящую женщину и замирает, заметив в складках ее абайи огненного скорпиона.

Все путешественники пустыни знают, что мало кто может сравниться с ним в смертоносности. Один удар жала — одно мгновение — убивает человека за считанные часы, на протяжении которых несчастный мучается от сильнейшего жара. И сгорает без всякого солнца.

Напрягается рядом Саид, сжимает рукоять ножа, готовый убить тварь. Но как не задеть женщину? Медлит он. Боится шевельнуться Захир, опасаясь лишним движением спровоцировать удар смертоносного жала…

…А женщина спит. И скорпион перебирается по складкам одежды к ее лицу, замирает на голове, покачивая изогнутым хвостом. Словно раздумывает, стоит ли убивать ее. Алым наливаются чешуйки на его шкуре. Переливаются в отблесках пламени. Поблескивает жало. Замирает дыхание на губах обоих мужчин. Тело становится каменным от напряжения…

…А женщина во сне взмахивает рукой и сталкивает скорпиона на песок. Вздыхает и переворачивается на другой бок. Будто и не было ничего. Будто обоим детям пустыни лишь привиделось. Но в отсветах пламени видно, как скрывается в песке смертельная опасность. И разжимаются пальцы, сжавшие оружие, а дыхание вновь заставляет вздыматься грудь.

— Неисповедимы пути Великой пустыни, — шепчет Саид. — Да хранит она детей своих и прощает им их ошибки.

— Да не падет ее гнев на головы невинных и настигнет тех, кто не ценит жизни, — подхватывает Захир.

И еще долго у ночного костра раздается тихая молитва, известная каждому, рожденному в песках. А жена аттабея продолжает спать, и впервые за долгое время сон ее крепок и спокоен…

…Город встречает Карима привычным шумом. Стража у Золотых ворот кланяется и пропускает отряд, не смея задерживать. Улицы полны народа. Базарное время. Скоро уже солнце встанет в зените, и все спешат закончить дела, чтобы скрыться от палящих лучей за стенами домов. Медленно едут всадники по городу. Наблюдает за ними новый начальник охраны. Старается. И, несмотря на молодость его, справляется с делом.

Улыбается аттабей. Радуется, что вернулся домой. Представляет, как обрадуется жена, как тонкие руки обнимут его, прогоняя тревогу, что уже несколько дней заставляла подгонять людей. Он торопился. Спешил вернуться и поделиться новостями. Рассказать, что в далеком Гадрабе их готовы принять и предоставить дом. И что там им будет спокойно…