— Кать… — тяжело вздыхает Орлов, присаживаясь перед подругой на корточки. — Это наш зефир… Мы с Эммой его вчера на костре жарили…

Неверие, а затем и осознание пробегают по лицу Екатерины, но спустя долгие минуты раздумий, она всё же произносит:

— Неважно… Я устала бороться с ветряными мельницами…

— Знаешь, Кать… — присаживаюсь я рядом с Орловым, — иногда мы сами громоздим у себя в голове эти самые ветряные мельницы и отчаянно боремся с ними, сетуя на всех и вся…

— Ты порой перегибаешь… — соглашается с моими словами Миша и подмигивает мне.

Катя оставляет наши слова без ответа, задумчиво устремив взгляд вдаль. Спустя несколько тягостных минут молчания, она с тяжёлым вздохом поднимается и бредёт в направлении, в котором ранее ушёл её разгневанный муж.

— Может пойти с ней? — неуверенно обращаюсь я к своему бывшему врагу. — Как бы не поубивали друг друга…

— Разберутся… — отмахивается от моих опасений Орлов и неожиданно притягивает меня к себе.

Перед тем как горячие губы накрывают мои, у меня в голове успевает проскочить неожиданная мысль:

"Как быстро Орлов смог снести все барьеры и ветряные мельницы, что не один год громоздились в моём сознании…"

Андрей и Катя действительно быстро мирятся… Через несколько дней их отпуск заканчивается, но оставшиеся дни они проводят в тотальной любви и понимании.

Вчетвером мы объезжаем все знаковые местечки города, посещаем уйму дорогущих ресторанов и крошечных бюджетных кафешек. Орлов, кажется, всерьёз решает взяться за ухаживания, а я млею и таю то ли от жаркого турецкого солнца, то ли от его знойных взглядов и томительных прикосновений.

В день отъезда друзей пернатого мы стоим в аэропорту и провожаем их в Россию.

— Так уезжать не хочется… — хнычет недовольно Катя, обводя печальным взглядом виды, открывающиеся из огромных окон воздушной гавани.

— Оставайтесь… — предлагает Орлов, не выпуская меня из своих объятий.

— Андрею завтра на работу… — пожимает девушка плечами, и её супруг согласно машет головой.

— Печаль… — тянет он недовольно, и на табло появляются сведения об их рейсе.

— Ладно, ребят! — оставляет грусть Катя, поочередно нас обнимая, — рада была с тобой познакомиться! — обращается она ко мне и хитро шепчет на ухо, — Дурака с Мишкой не валяйте! Я его давно таким не видела… Надеюсь у вас всё сложится…

— И я… — коротко реагирую я на её пожелания, и Андрей, поднимая багаж строго произносит: — Ждём Вас теперь у нас! Предложение отклонению не подлежит!

— Будет сделано! — по-военному чётко отвечает Миша, и супружеская пара отправляется на паспортный контроль.

— Ненавижу прощаться… — бормочу я, грустно смотря им вслед.

— Мы и не прощаемся, — парирует мне Орлов, увлекая меня к выходу из аэропорта. — Всего лишь расстаёмся на какое-то время…

— Возможно… — отчего-то сомневаюсь я.

— Точно! — останавливается пернатый и серьёзно смотрит на меня. — Так и будет!

Киваю на его слова и мы вновь двигаемся в сторону черного коня моего бывшего врага, а ныне внимательного ухажёра.

— Знаю, как победить твою грусть… — неожиданно весело сверкая глазами, предлагает Орлов. — Бабаанне живёт неподалёку, хочу вас с ней познакомить…

— Ты уверен? — не нахожусь я с быстрым ответом и нервно отираю взмокшие ладошки о хлопок платья.

— Полностью… — бросает на меня быстрый взгляд пернатый, — но если ты не хочешь…

— Я просто боюсь… — признаюсь я, наконец.

— Поверь она тебе понравится, чудная старушка…

— Хорошо… — киваю я, соглашаясь.

Познакомиться с женщиной, о которой слышала столько всего хорошего, мне очень хочется, но природная робость и застенчивость вопят о своём протесте.

— Только сначала заедем в магазин… С пустыми руками в гости не ходят. Что она любит?

— Меня! — без капли смущения отвечает уверенно Орлов, вызывая у меня удивлённую улыбку.

— Что, а не кого! — включаю я учительницу русского языка.

— Ну, тогда… — тянет задумчиво мужчина, выруливая с парковки на оживлённую трассу, — цветы… В горшках…

— Отлично!

После долгих поисков в цветочном магазине я нахожу небольшой горшочек с крупными, кудрявыми, жёлтыми цветочками в обрамлении мясистых, мохнатых листьев.

— Фиалка? — спрашиваю я Орлова, тыча ему под самый нос горшок с этикеткой на турецком.

— Она самая… — кивает мне пернатый, вчитываясь в надпись.

— Как думаешь, она понравится бабаанне? — с сомнением верчу я перед собой, маленький горшок.

— Уверен! — выпаливает Орлов, уставший от моего придирчивого кастинга, и, не давая мне вставить ни слова, утягивает меня на кассу.

— Всё таки маловат… — неуверенно осматриваю я цветок, когда мы уже стоим на пороге небольшого, но уютного домика.

— Расслабься… — ободряюще сжимает мою ладонь Миша, и весело здоровается с женщиной, отворившей дверь.

— Мераба! Мераба! — с удивлением и радостью бормочет старушка, обнимая названного внука, а затем переводит вопросительный взгляд на меня.

Не зная, что сказать или делать, я глупо улыбаюсь и протягиваю ей горшок. Михаил в это время что-то вещает ей на турецком, а бабаанне заинтересованно оглядывает меня с ног до головы. Наконец, она расплывается в доброй улыбке и притягивает меня в свои не по возрасту крепкие объятия. От неожиданности я крякаю и стараюсь не раздавить нежные лепестки своего подарка.

— Спасибо… — медленно и с явным акцентом произносит бабаанне, отстраняясь от меня и принимая из моих рук многострадальную фиалку.

— Ей очень понравилось… — переводит мне пернатый, когда женщина, осмотрев цветок, начинает что-то быстро ему говорить. — Она любит фиалки, но жёлтой у неё не было… Спасибо! — подмигивает он мне и бабаанне дарит мне свою улыбку.

— Хади гиделим! — неожиданно вскрикивает она и, схватив меня за руку утягивает в дом, попутно что-то высказывая важному птицу.

— Она ругается? — тихо обращаюсь я к Орлову, оценив строгие интонации в голосе женщины.

— Ага… — веселится Миша, обнимая бабаанне за плечи. — Бранится, что не предупредил о приезде, ей нечем нас угощать…

— О, скажи ей, что мы сыты, не о чем беспокоиться… — спешу я погасить гнев женщины.

— Эмма, — исподлобья ухмыляется Орлов, — ты удивишься, когда осознаешь, что по словам бабаанне означает "нечем угощать"…

Тем временем пожилая женщина ведёт нас в просторную кухню, а я с интересом осматриваю окружающее меня пространство.

Дом изнутри не кажется маленьким, всюду стоят интересные интерьерные штучки, создающие непередаваемый уют и внутреннее ощущение теплоты. Чего стоят только вязанные подушки в виде кошачьих мордочек или кружевные салфетки лежащие поверх резной мебели.

— Присаживайся… — предлагает Миша, едва мы входим в солнечное царство различных вкусностей.

Бабаанне резво кидается к холодильнику и достаёт оттуда свежие овощи, передав их Орлову, она командирским тоном отправляет его их мыть.

Я сижу на стуле и ощущаю неловкость о своего бездействия.

— Миш, может тебе помочь?!

— Кесмек- кесмек! — вместо внука отвечает женщина и вручает мне нож и разделочную доску с забавным котиком на ручке.

Видимо бабаанне помимо цветов, питает слабость и к мурчащим усачам.

— Ба распорядилась порезать… — укладывает передо мной на стол Миша крупный болгарский перец, наливные помидоры, лук и зелень. — Перец, помидор крупными квадратами, лук полукольцами, а с зеленью сама разберёшься… — переводит он инструктаж пожилой турчанки. — Будет нам сегодня Пияз… — улыбается мужчина, довольно улыбаясь, — салат такой… — поясняет он, когда я выпучиваю на него глаза от непонимания.

— Чабук гит! — повышает на названного внука голос властная старушка, и тот наигранно испугавшись спешит исполнить её новое поручение.

— Я в кладовку, не скучай… — украдкой целует он меня в щёку и несётся прочь.

Я режу овощи, складывая их в поставленный перед мной толстостенный расписной салатник, украдкой наблюдая за бабаанне, с которой мы периодически обмениваемся смущенными улыбками.