— Соболезную… — серьёзно смотрит на меня важный птиц, — и мне жаль, что из-за моей матери в вашей семье был разлад…

— Это закономерно… — отмахиваюсь я от него, — родители поженились едва им исполнилось восемнадцать… Бабушка настояла… Думаю ты понимаешь, какого склада характера она у меня была… Полжизни главврачом в городской поликлинике отпахала, командирские замашки не оставляла и дома…

— Помню-помню… — согласно кивает Орлов, а я продолжаю.

— Родители друг друга считай и не знали вовсе, да только почти сразу же появилась я… Вот и маялись, ища утешения в чём-то или ком-то другом…

— Частая история… — соглашается со мной собеседник, вертя шампуры с потемневшим зефиром над огнём.

— К сожалению… — киваю я, принимая из его рук угощение. — Спасибо…Ммм, — тяну я, смакуя сладость с карамельной корочкой, — необычно и вкусно…

— Подашь еще маршмеллоу? — просит меня пернатый, кивая головой на свой рюкзак, демонстрируя обе руки, занятые шампурами.

— Конечно… — выдыхаю я, передавая ему свою опустошенную палку, и поднимаюсь.

— Чёрт! — выдыхаю я ошеломленно, когда проходя мимо Орлова, его цепкая рука ловит мою и тянет на себя.

Неготовая к подобному я валюсь на пернатого, и маленький складной стул под ним не выдерживает такого коварного захвата, с громким хрустом он опрокидывает наши тела на землю.

— Что ты делаешь? — ошеломленно выдыхаю я, падая на твердое мужское тело.

— Не знал, как сделать… — озорно улыбается мне Орлов.

— Сделать чт… — не успеваю я закончить свой вопрос, когда горячие губы пернатого накрывают мои, а его язык нежно проводит поверх приоткрытых от неожиданности губ.

Сладость поджаренного зефира, смешанная с терпкостью выпитого нами вина будоражит кровь, заставляя нутро предвкушающе трепыхаться…

— Не останавливайся… — хрипло бормочу я, когда его язык ласково заигрывает с моим.

— Никогда… — уверенно обещает мужчина и усиливает свой напор.

— Так хорошо… — бормочу я спустя некоторое время, лёжа в объятиях своего бывшего врага, на расстеленном им же спальном мешке прямо возле догорающего костра.

То и дело я неверяще прикладываю холодную ладонь к горячим, слегка распухшим губам, проверяя не причудилось ли мне всё-это.

Однако тёплое тело под боком и его надежные руки, обвившиеся вокруг моего тела, уверяют меня в реальности происходящего.

Я смотрю на мерцающее небо, поражающее своей обыденной красотой, и ощущаю безграничное счастье.

— Звезда… — неожиданно вскрикиваю я, заметив яркую падающую точку. — Красная… — недоверчиво бормочу я, вспоминая Катины слова, и мысленно загадываю:

— Пусть всё будет хорошо!..

— А что это вы тут разлеглись? — будит нас с утра Катин голос, раздавшийся откуда-то сверху.

Над нами, скрестив руки на груди, возвышается хмурая девушка, что с неподдельным интересом буравит наше лежбище взглядом.

— Вы храпели… — недовольно цедит Орлов, не размыкая глаз, — пришлось нам с Эммой искать тишины вне стен ходящей ходуном палатки…

— Не ври… — удивлённо вскрикивает Катя и пинает Орловскую ногу, спрятанную под спальным мешком.

— Мы за падающими звёздами наблюдали… — встреваю я, улыбаясь девушке. — Увлеклись и заснули…

— И как?

— Успешно… — бормочу я, приподнимаясь.

Кидаю осторожный взгляд на Орлова и замечаю его довольный взгляд, следящий за мной из под полуприкрытых век.

Кто бы мне пару недель сказал, что я проведу ночь в объятиях Орлова, и при этом никто не пострадает, в жизни бы не поверила…

"Что ты делаешь со мной жаркий воздух Турции?!"

— Эмма, поможешь с завтраком? — кричит мне Катя, достающая продукты из сумок.

— Конечно… — отвечаю я ей, и улыбнувшись Орлову поднимаюсь с нашего походного ложа.

Горный завтрак проходит в задумчивости. Я то и дело бросаю украдкой взгляды на пернатого, а он в свою очередь не особо и таится. Катя с Андреем без умолку что-то обсуждают, не обращая внимания на наши переглядки… Однако нет-нет, да всё же Катя обводит нас с Орловым хитрым взглядом, не оставляя без внимания поломанный ночью стул.

— Не хочешь прогуляться? — обращается ко мне важный птиц, едва я допиваю свой чай.

— Конечно… — пожимаю я плечами и поднимаюсь со стула.

Михаил берёт меня за руку и уверенно ведёт в ему одном известном направлении. Я испытываю необычное ощущение волнения и робости от тепла его крепкой ладони, но неприятия или отторжения не чувствую.  К ни го ед . нет

Молча бредём с ним по окрестностям, наслаждаясь величественными многовековыми красотами.

— Хотел показать тебе… — неожиданно произносит пернатый, подводя меня к обрыву.

Передо мной расстилается далекий вид на турецкий курортный городок с синеющим бескрайним морем вдали.

— Вот там мой отель… — указывает Орлов на невнятную точку в отдалении. — Там мы с тобой бродили по Набережной Забытых Обид, а там… — поворачивается он левее, — пещера Сердце Дьявола…

— Очень красиво… — восторженно выдыхаю я, с замиранием сердца обводя взглядом окрестности с высоты птичьего полёта. — А там что? — спрашиваю я, показывая на восьмиугольное сооружение, возвышающееся на берегу.

— Это Огненная башня, — поясняет мне пернатый, — там сейчас музей, а рядом есть чудный ресторанчик. Если хочешь, можем съездить…

— Хочу… — удивляю саму себя поспешным ответом, — очень…

— Заметано… — подмигивает мне Орлов, и некоторое время мы стоим в молчании, наблюдая за открывшимся перед нами чарующим видом.

— Эмма… — неуверенно начинает важный птиц, когда мы направляемся назад к месту нашей стоянки, — я хотел сказать, что вчера…

Орлов неожиданно замолкает, подбирая слова, а я в напряжении ожидаю, что же он скажет… Сердце скачет как безумное, в истерике страшась услышать его оправдания и сожаления о вчерашнем вечере.

Однако, наконец, произнесенные слова заставляют меня облегчённо выдохнуть и неистово внутренне захохотать.

— Мне было хорошо… Очень хорошо… Уже и не помню, когда я ощущал такое спокойствие, умиротворение и единение с кем-либо…

— Мне тоже понравилось… — смущенно отвожу я взгляд, краснея словно томат на июльской грядке.

— Надеюсь, ты не будешь против моих ухаживаний? — серьёзно смотрит на меня Михаил, вынуждая поднять на него глаза.

— Не буду… — спустя несколько волнительных секунд выдыхаю я.

— Вот и славно… — чмокает меня в нос пернатый и мы, не разжимая рук, медленно возвращаемся к палатке, которую, как оказывается чуть позже, ребята уже сложили и упаковали.

Весь туристический скарб собран и отставлен в сторонку, за исключением единственного стула, на котором в центре нашей стоянки хмуро восседает Катерина, скрестив руки на груди. Поодаль от неё напряжённо стоит супруг, насупившись и гордо смотря вдаль.

— Что это с вами? — настораживается Миша, переводя взгляд с одного на другую. — Нас не было от силы полчаса… Что вы успели натворить?

— Спроси у своего дружка… — гордо отрезает Катя, даже не поворачивая на нас головы.

— Что? — переводит вопросительный взгляд на Андрея пернатый.

— Ничего нового… — словно камни бросает он в жену острые слова. — Моя дражайшая супруга возомнила себя Гитлером в юбке и решила устроить геноцид всему сладкому в моей жизни.

— Потому что мой дражайший супруг — пентюх, каких поискать… С упрямством осла он ищёт любые способы себя убить… — парирует ему девушка.

— Катя! — повышает голос друг пернатого. — Я врач! Я осознаю риски и последствия и могу оценить своё состояние… Хватит нянчиться со мной словно с недомерком… Поигрались и хватит!

— Вот именно! — кричит ему в ответ разгневанная супруга. — Хватит играть со смертью!

— Это невыносимо! — со злости пинает маленький камень Андрей и размашистым шагом уходит прочь.

— Из-за чего опять сыр-бор? — хмурится Михаил.

— Маршмеллоу… — грозно кивает Катя на пустой пакетик от зефира, валяющийся в кустах.