— Он мне уже нравится!

— Если мы будем ждать до окончания учебы, у меня крыша поедет! Даже не мечтай.

— Да ладно тебе, Мила. Сколько их будет еще, я же шучу.

— Ну уж нет. Я другого не хочу…

— Вот как. Тогда могу я узнать, чем он тебя так довел, что ты аж ко мне жаловаться пришла?

— Он очень суеверный. Прям совсем. Вот как мама, только умножь на сто. Или двести. И чопорный, как глиняный кувшин.

Третьяк нахмурился, бегло на меня глянул и замотал головой:

— Очень интересно. И надо оно тебе, второй или третьей женой быть?

— В смысле?..

— В прямом. Они обычно еще покруче старообрядцы, чем мы. У нас в группе есть один такой, так у него уже две жены, а это консерватория третий курс, мне страшно представить, что к пятому будет. Да и странно как-то, — глянул брат на меня. — По тебе вроде очевидно, что сама невинность, их обычно такие не интересуют.

Я вросла в подоконник и вытаращилась:

— А чем «невинность» плоха?

— Я этого не понимаю, конечно, но такие, как правило, считают, что если оно до свадьбы никому не приглянулось, значит нечего там ловить.

Вдох встал поперек горла. Я прокашлялась и не могла поверить своим ушам, но Третьяк обычно над своими шуточками первым смеяться начинал, а тут возит утюгом и хмыкает. Серьезно?!

— Тихомир не такой!

— Тихомир, значит. Ну хорошо, если так, хотя я на твоем месте первым делом бы уточнил. Сейчас влюбишься еще, маму потом удар хватит.

— Да не старообрядец он! Просто… Просто очень суеверный. Типа не обнимает меня на лестницах, за руку на людях не берет, боится, что сглазят, телефоном не пользуется. Еще у него очень зрение плохое, но линзы в повседневной жизни он не носит, мне кажется, чтобы плохих примет не замечать.

Третьяк поставил утюг, оперся на доску и внимательно на меня уставился:

— Ты прикалываешься?

— Нет.

— Вот прям серьезно?

— Серьезнее некуда.

Треня задрал брови:

— А ты ему уже сказала, что как две капли на мать похожа? Так-то счастья согласно приметам не светит. Еще и на подоконнике любишь сидеть, а то ж вообще грех!

Я свесила одну ногу:

— Подоконники?

— Ну да. Проблемами с замужеством грозит, насколько мне известно.

Я спрыгнула с окна и забралась на диван. Третьяк засмеялся.

— Ты все таки издеваешься?.. — мямлила я.

— Ой умора! — потер он глаза. — На самом деле нет, Милослава, но это так смешно, что я не могу! Еще скажи, что он тебе сегодня наказ дал другой дорогой домой возвращаться.

Я надулась.

— Откуда ты все это знаешь?..

— Вот прикол! И что тогда тебя так бесит? Парень переживает, не хочет, чтоб в ваши отношения чертовщина вмешивалась, и, кстати, очень рискует, потому что ты так-то не в край суеверная, а приметы и на тебе работать начнут, если он в них верит. Но насчет многоженства все же уточни, очень уж подозрительно.

— Меня бесит, что он думает, будто «чертовщина» нам помеха! Ну поругаемся мы как-нибудь, ничего страшного, это ж нормально.

Третьяк закончил смеяться и похихикивая вернулся к глажке:

— Очень интересно, и что в этом нормального?

— Ну как, все же ругаются…

— Может они потому и ругаются, что приметы плохие игнорируют. А у вас будет тишь да благодать. Я бы на это посмотрел! Ирий, а не дом.

— Да ну тебя! Он же правда мне очень нравится!

— А ты ему?

— И я ему!

— Внимание вопрос. Если ты считаешь, что у вас все серьезно, и никакие приметы не помеха, почему сама делаешь из этого проблему?

Я насупилась:

— Не поняла…

— Боги, Мила. Ну если нравится он тебе, значит ты его либо поддерживаешь, либо не трать ваше время. Приметы, это мелочи, ты же сама знаешь, там обычно ничего серьезного не происходит, ну не берет он тебя за руку, это же не значит, что не хочет. Ему сколько лет? Девятнадцать? Ну вот, можешь верить мне на слово, ему еще сложнее, чем тебе. Там не то что «обниматься», там такая каша в голове, что хорошо ты этого не узнаешь никогда. А ты, могу поспорить, еще издеваешься над ним. Головой думай хоть иногда.

— Да думаю я! Обидно просто, я себе не так это представляла…

Третьяк вздохнул:

— Я, наверное, никогда не женюсь, это какой-то кошмар. Женщину понять невозможно, не голова, а кладовка. И опять это «все»! Что хорошего, можешь мне объяснить, быть, как остальные?

— Не знаю…

— Вот-вот. Бешусь сама не знаю почему, причина любой женской истерики. Когда он тебя за руку не берет, ты что себе думаешь?

— Что он суеверный дурак.

— Гениально. Он тебе: это к расставанию, я не хочу расставаться, а ты что? Дурак?

Я стиснула зубы и засопела. Вообще да, так и получается.

— Но это же правда глупости.

— Мила, мы с тобой родные и даже похожи, и то как день и ночь, а вы вообще посторонние люди. Нельзя же на его поведение от своего лица смотреть. Если он тебя не обнимает, значит просто дорожит, это же очевидно. Было бы ему пофиг на вас, он бы давно плюнул и гулял с тобой в свое удовольствие. Ты его слушай хоть иногда, а то меня уже стыд за тебя берет.

— Спасибо за поддержку.

— Пожалуйста.

— Ну неужели тебе не было бы обидно на моем месте?!

— Ни разу. Почему мне должно быть обидно, если человек, который мне нравится, буквально вопит мне в лицо: давай никогда не расстанемся!

— Он так не вопит.

Третьяк шлепнул себя ладошкой по лбу:

— Милослава.

— Да поняла я! Только все равно бесит.

— Тебя будет бесить если не это, то что-нибудь другое, с вами всегда так. А виноват, один черт, мужик! Вот ты представь, а если бы он к тебе под юбку полез?

— Нет…

— Вот-вот. Так оно сейчас и выглядит, только наоборот. Если бы он к тебе полез, это ж от любви, и по твоей логике, откажи ты ему, он имеет полное право обидеться. Почему нет? Что в этом такого?

— Ты хочешь сказать, что сейчас я «лезу к нему под юбку»?..

— Ну да. Как аналогия, вполне. Он тебе «нет», а ты дуешься. Нормально?

— Это другое.

— Конечно, другое Мила. Для тебя другое, а для него то же самое. Ты как такой эгоисткой выросла? Кошмар. Мать бы тебе сейчас сказала.

И почему я вдруг решила, что брат будет на моей стороне?! Надо было сестру просить!

— Так и что делать-то?!

— Смотри на его поступки его глазами, а не со своей колокольни, и сразу жить легче станет! Разные, Мила, все мы разные. Я люблю капусту тушеную, а ты не любишь, это значит, что для тебя она не вкусная, а для меня наоборот, и есть ли смысл убеждать меня в обратном?

— Нет.

Третьяк выдернул утюг из розетки, плюхнулся рядом на диван и заехал мне подушкой по голове:

— Ну вот! А ты, помимо юбки, этим и занимаешься. Ему не пять лет, как и тебе. Вы взрослые люди, и мне твоего Тихомира уже жалко. Если ты думаешь, что он ради тебя обязан свою жизнь перекроить, для начала попробуй сделать это со своей, а потом выпендривайся. Нельзя же только под себя грести! Три брата, мать с отцом, видать, залюбили, что ты теперь с ума сходишь.

Неужели со стороны оно и правда выглядит так ущербно?.. Я же понимаю, что все это Тихомир делает ради нас.

Аж в семь утра договорились встретиться, позавтракать, вот он и отправил меня домой пораньше, чтобы завтра наш день пораньше начался. Тиша еще и после игры, устал наверное, а я почему-то об этом даже не подумала.

— Я слышу мыслительный процесс, — усмехнулся Третьяк.

Надо бы собраться и спать, а то буду завтра помятая, как простыня. Пока решу, что надеть, уже светать начнет.

Дурная!

— Спасибо, — кивнула я брату.

— Обращайся, мордофиля.

Я вернулась в свою комнату и внимательно осмотрелась. Дедушка наконец-то успокоился, за весь день только Чудо-Юдо с кровати на пол скинул, и то случайно, скорее всего. Никак настроение хозяйки чувствует, которая теперь порхает по кухне, как добрая волшебница, и пироги печет по два в день. Скоро администрация переквалифицирует его блог в кулинарный, потому что еды там теперь больше, чем сплетен.