Впереди уже виднелись знакомые заросли, но на этот раз мы уверенно свернули на нормальную дорожку. Спокойный и воспитанный, точно, а я отчего-то вообще не могу себя нормально вести. В пору быть благодарной за его чопорность, которой на двоих хватит.

— В общем-то нет, — подобралась я и постаралась улыбнуться. — Так что там дальше, любишь — не любишь?

— Милослава, я на всякий случай хочу уточнить, — говорил Тихомир глядя на фонари. — Если честно, я не очень верю во все эти “с первого взгляда”, и вообще не планировал заводить отношения куса до третьего, а еще лучше до пятого, просто не считал это нужным и поэтому понятия не имею, что с этим делать, но мы здесь, и теперь я правда стараюсь понять, что не так и что тебе не нравится. У меня хороший слух, я всегда слышу, когда ты дуешься или улыбаешься через силу.

Я вздохнула, достала руку из кармана и задрала ее практически к его лицу:

— За руку взять меня не хочешь?

Тихомир огляделся:

— Нет. Здесь полно народу.

Я опешила. Все силы собрала, чтобы гордыню побороть, а он мне “нет” только что сказал?!

— Сегодня на арене тебя это почему-то не смутило, — припоминала я случай с рукопожатием.

— Поддался моменту, Мила, а сейчас я в последнюю очередь хочу, чтобы нас кто-нибудь сглазил. Это понятно?

— Понятно.

— Милослава…

— Да поняла я!

Кому мы тут сдались?! Тоже мне, завидные голубки. Какая-то чернявая недоросль и седой чопорный суеверный придурок.

— И так уже все в курсе, нам повезло, что мои товарищи по команде пока только угорают, а твоим подругам я не нравлюсь. Идеальный расклад, — Тиша пожал плечами и улыбнулся.

Смешно ему? Ну-ну. И где меня интересно так бес попутал?.. Неужели и правда ощущение “последнего вагона” как-то на голову давит?

Сколько об этом не думаю, никак не могу понять, откуда тут на третью встречу уже такая сильная симпатия взялась. При всех трибунах мне кланялся тоже поддавшись моменту? Ну да, а еще сирени и петрушке. Тренер никак отправил на приворот проверяться, потому что в шоке был, чего это Тихомир вдруг на такие прилюдно-романтические щедроты изошел.

Мы вышли на набережную. Река уже укрылась подо льдом и снежным покрывалом, скоро каток откроют и будет здесь вечно толпа народу. Очередное отличное местечко для свиданий. “Не оставайся с ним наедине”. Ага, тогда на свадьбе первый раз за руки возьмемся, если до нее дойдет…

— Сколько времени? — спросил Тихомир.

Я глянула на смартфон:

— Без пятнадцати семь.

— Отлично.

Мы дошли до конца променада и остановились у парапета на смотровой площадке. Строительные краны на другой стороне реки тоже украсили к солнечному рождеству, и теперь они молниями тянулись к небу. В некоторых высотках уже горели редкие окна, когда-нибудь там поселятся самые не суеверные люди города, и не поразиться контрастам было невозможно.

Тихомир не может не понимать, что все это к нему прилипает, только потому что он искренне верит. Я знала немало хороших примет, куда больше, чем плохих, но все они казались такими пустяковыми… Нос зачесался, значит к хорошим новостям, но будто если он не чесался, их не будет. Повезло еще, что луна растет, ведь свидания под убывающей наверняка плохая примета. Надо бы мне изучить и этот вопрос, может получится в свою пользу как-нибудь трактовать. Типа: «О, радуга! Ну это надо обязательно обняться, а то счастья потом неделю не жди!» И будет у нас каждый день счастливый, полный хороших примет.

Тихомир на мгновение замер, потом размял шею и зашел ко мне за спину. Я хотела обернуться, но он стащил с меня капюшон и отвернул обратно к реке, после чего установил свой подбородок на мою макушку.

Внезапно небо озарила яркая красная вспышка, и характерный хлопок от взрыва фейерверка громом прошелся по всей округе. Я чуть не рухнула на месте от испуга, благо, Тихомир меня держал. Услышал что ли, только они успели фитиль поджечь?!

— Я тоже не люблю фейерверки, — сказал он после очередного залпа. — Запах, шум, я к этому еще чувствительнее, чем ты, но согласен, что теперь это не имеет никакого значения.

Разгуливающие по льду люди восторженно уставились куда-то в противоположною сторону променада, откуда до нас доносились только яркие всполохи красок на снегу. Громогласное зарево укутало небо. Я задрала голову.

— Повезло, что мы далеко! — прикрикнула я. — Если не смотреть прямиком на вспышки, так и будто гроза. Отличная примета!

— Согласен.

Руки Тихомира скользнули вниз и сомкнулись в замок у меня на животе, я уложила сверху свои и заерзала, кутаясь в его объятия, как в одеяло. Да этот фейерверк лучшее, что случалось со мной в жизни, потому что теперь-то на нас всем плевать!

Тиша склонился, и я щекой почувствовала его улыбку:

— Мила, можно, я тебя укушу?

Я задержала дыхание и прислушалась, но парень и не думал смеяться. “Укушу?” Так-то на первом свидании не целуются, но кусаться вроде никто не запрещал…

— Можно.

И за что он меня кусать собрался? За нос?

Тиша убрал одну руку, занес ее мне за спину, и через секунду я почувствовала холодные пальцы в своих волосах. Голова податливо склонилась к плечу, и Тихомир впился зубами в оголенную шею. Рык пронесся вибрацией по щеке, я выгнулась, в груди запекло и протяжный звучный выдох вырвался даже сквозь плотно сомкнутые губы.

Глаза закрылись и череда громогласных взрывов будто вышибла из меня остатки рассудка.

Я занесла руку, схватила его за волосы и потянула вперед. Белая жилистая шея застыла перед глазами. Я облизнула губы и жадно укусила его в ответ, сразу ощутив во рту сладковатый привкус сочных спелых яблок. Тихомир опустил руки, оперся на парапет и хрипло застонал.

Горячее дыхание скользило по лицу, влажную шею покалывало и дышать беззвучно стало невозможно. Хотелось взорваться с фейерверком от смущения, а в следующую секунду остаться с его дыханием и рыком в голове до самого рассвета.

Лучше бы мы просто поцеловались…

Канонада фейерверков стихла. Я стащила руку с седой головы, и всмотрелась заплывшими глазами в молнии кранов. Меня трясло, как от ворвавшегося под одежду мороза. Вот выдали… Чтоб мою больную голову. Сама невинность!

Тихомир опять меня стиснул и установил голову на затылок. Он тоже подрагивал, но даже не думал ослаблять хват, и пусть лучше так, чем мое лоснящееся ошалелое лицо на переднем плане!

— Извини, — сказал он. — Я не думал, что так получится.

— А как ты думал, получится?..

— Если честно, я думал, в лучшем случае, тебе будет смешно.

— Обхохочешься.

— Но вышло еще лучше, хоть и не смешно, — кивнул он, стукнув меня подбородком по голове.

Спустя пару минут дрожь прошла, Тиша меня отпустил, зарылся в сумку и в его руках сверкнули очки. Овальные, в широкой ярко-красной оправе и толстыми желтоватыми линзами. Когда он нацепил их на нос, его глаза сразу стали меньше. Сильные диоптрии искажают, и не удивительно, если это одна из причин, по которой он их не носит.

— Значит, у тебя есть очки.

Тихомир огляделся и потащил меня за рукав поближе к фонарю:

— Есть, конечно. Они у меня всегда с собой, всякое бывает.

— И даже когда пришлось удерживать меня за капюшон?

— Не лыбься, я бы их тогда и под дулом пистолета не надел.

— А теперь, значит, не стесняешься?

— Нет. Иди сюда, — поставил он меня под фонарь и положил руку на лоб. — Шею покажи мне, Мила.

Я послушно склонила голову и наконец-то поняла, что происходит. И почему я об этом даже не подумала? Явись я домой со следами зубов на шее, потом во век не отбрехаюсь! Укусил-то он меня пусть и в шутку, кто же знал что так серьезно получится, поверит только в это кто-нибудь вряд ли.

И что здесь веселого вообще, когда так приятно… Но если он был к такому не готов, значит никого еще не кусал. Сплошь хорошие новости!

— Ну? — шепнула я, когда Тихомир хмурясь блуждал по моей шее взглядом вот уже минуту.

— Тихо. Запрокинь голову, — стукнул он мне пальцем по лбу. — В крайнем случае, пластырь купим эвкалиптовый. Скажешь, горло болит.