Артур, заметив, что я замешкалась с таблетками, слегка нахмурился, но явно не хотел портить себе утро.

– Чего медлишь? – с легкой раздраженностью в голосе спросил он. – Наташа всегда проверяла, хочешь, чтобы я делал то же самое?

– Не стоит! Наташа просто слишком щепетильна, – ответила я, пытаясь сделать голос ровным и уверенным.

– Ну, давай не будем повторять ее методики, ладно? – Он равнодушно махнул рукой. – Главное, чтобы потом не пришлось с тебя пыль сдувать.

Я лишь кивнула, хотя сама знала, что таблетки уйдут туда же – в почву фиалки, которая к тому времени уже могла бы «съесть» целый курс лечения.

Чуть позже, ближе к обеду, на кухне появилась Лана. Выглядела она ужасно: глаза красные, лицо изможденное. Она явно не выспалась, да и на нервах была. Видно было, как ей сложно поддерживать свое обычное надменное спокойствие. В ее руках была чашка горячего кофе, и она, словно спасательный круг, прижала ее к себе, обхватив обеими руками.

– Не спалось? – осторожно спросила я, наблюдая, как она то и дело ежится, несмотря на то, что была одета в свой любимый бежевый халат поверх спортивного костюма.

– Могла бы и догадаться, – усмехнулась Лана, но в ее голосе не было привычной остроты.

Она явно замерзла, но, кажется, холод был не только внешним. Лана, держа чашку кофе, смотрела на нее, будто та могла прогнать ее внутренний мрак. Я наблюдала за ней, но не задавала вопросов – знала, что в такие моменты лучше молчать.

– Дай мне салфетки. И желательно сразу всю пачку, – голос Ланы звучал приглушенно, она явно задыхалась от насморка.

– Простудилась? – спросила я, подавая ей пачку.

– Ага, – буркнула Лана, держа салфетку у носа.

– Может, тебе стоит что-нибудь принять? – предложила я, смотря, как она изводит одну салфетку за другой.

– Уже выпила, – отмахнулась она, прикладывая очередную салфетку к носу.

Салфетки исчезали с пугающей скоростью. Глядя на это, я вспомнила о старых домашних методах и решила поделиться.

– Знаешь, моя бабушка всегда заставляла меня закапывать нос луком. Жуткая штука, но действенная.

Лана остановилась, бросив на меня полный недовольства взгляд.

– Лук? – она фыркнула, еле сдерживая раздражение. – Серьезно? Можешь засунуть свои бабушкины советы куда подальше.

Я тихо рассмеялась, стараясь не обращать внимания на ее грубость.

К вечеру Лане стало хуже. Она отказалась от ужина, снова ограничившись только чашкой горячего кофе. Ее тело содрогалось от непрекращающихся чиханий.

– Может, Артура попрошу? Он за лекарствами сгоняет, – предложила я, глядя, как Лана пытается справиться с простудой.

– Да пила я уже все, что можно, – буркнула она, еле сдерживая раздражение. – Скоро полегчает.

– Может, ноги попаришь? – осторожно продолжила я, не желая ее раздражать.

Лана подняла на меня усталый, раздраженный взгляд.

– Ты что, из бабкиных рецептов не вылезешь, а? – огрызнулась она, вытирая очередную салфетку о свой нос. – Иди куда-нибудь, пока сама не заразилась, врачиха недоделанная.

Ночью я тихо пробралась к ней в спальню. Вдруг у Ланы жар, а помочь некому. Наклонилась над ней, хотела прикоснуться ко лбу рукой, но увидела, что она не спит. Лана скрутилась на кровати, укутываясь в одеяло, дрожа всем телом. Я не решилась дотронуться – страх что-то испортить был сильнее. Сходила к себе за одеялом и осторожно накрыла ее.

– Что не спишь? – шепотом спросила я, пытаясь не тревожить ее еще больше.

– Не спится, – ответила Лана так же тихо, но ее голос был полон усталости и раздражения.

– Хочешь, чтобы я что-то сделала? – предложила с готовностью, надеясь помочь хоть как-то.

Она долго не отвечала, а потом, чуть повернув голову, прошептала:

– Сделай доброе дело… Свали отсюда. Не заслоняй мне тут солнце, ладно?

– Какое еще солнце, ночь же. – пробормотала я.

– Просто свали уже!

Эти слова, холодные и отталкивающие, больно ударили по сердцу. Я молча кивнула, проглотив обиду, и ушла к себе, чувствуя, как тяжесть на душе только усилилась.

Утром Лана снова сидела на кухне, потягивая свой любимый крепкий кофе. После отъезда Наташи Артур здесь больше не появлялся, и мне это казалось странным. Жаль, Артур мог бы вправить Лане мозги и заставить ее нормально лечиться.

– Поешь. Я сделала бутерброды, – предложила я, надеясь хоть как-то помочь.

– Не хочу, – пробурчала она, отводя взгляд.

После очередного глотка кофе Лана вдруг резко прикрыла рот рукавом, как будто сдерживала рвотный позыв, и пулей вылетела из-за стола. Дверь туалета она не прикрыла, и я стояла рядом, слыша, как ее мучит рвота.

Внутри меня закралось странное подозрение: "А вдруг она беременна?"

Скоро шум воды в раковине дал понять, что Лана прополоскала рот и умылась.

Выходя из туалета, Лана криво, почти вымученно улыбнулась, прежде чем медленно направиться к себе. Весь день она курсировала из комнаты в уборную, и я слышала ее тяжелые шаги даже через стены своей спальни. Наконец, не выдержав напряжения, я решила выйти. Как раз вовремя. Лана, согнувшись пополам и держась за живот, снова скрылась за дверью туалета. Щелчка замка не последовало – ей явно было не до того.

Я осторожно приоткрыла дверь. Лана сидела на унитазе, бессильно откинувшись спиной к холодной стене. Вид у нее был жалкий: волосы слиплись от пота, и на лбу блестела испарина. Лицо исказилось в мучительной судороге, как будто каждая мышца сжалась от боли. Ее руки дрожали, судорожно сжимая рулон туалетной бумаги, будто это было последнее, за что она могла ухватиться.

– Какого ты сюда приперлась? – даже ее голос звучал слабо, как будто она потеряла последние силы.

Я колебалась, прежде чем заговорить, но ее состояние заставило меня отбросить все сомнения.

– Я… я хотела сказать, может, скорую вызвать? У тебя, наверное, кишечная инфекция. Это очень серьезно, Лана.

Она посмотрела на меня через полуприкрытые глаза, едва удерживаясь от того, чтобы снова согнуться пополам от боли. Ее дыхание было прерывистым, резким. На мгновение я подумала, что она действительно согласится, но вместо этого ее лицо исказилось от раздражения.

– Задолбала ты своей заботой! – процедила она, не сдерживаясь, и с силой бросила в меня рулоном туалетной бумаги, попав прямо в грудь. – Сдрыстни на хрен!

От удара я отшатнулась назад, чувствуя, как гулко колотится сердце.

Я попятилась, не сводя с нее глаз, и, выскользнув из туалета, плотно прикрыла за собой дверь. Едва она захлопнулась, я услышала приглушенные ругательства Ланы, перемежаемые с болезненными стонами. Ну и пусть. Будет умирать – пусть хоть оборется, не подойду. Я стояла в коридоре, прислушиваясь к ее жалким звукам, и одновременно чувствовала как злость и беспомощность поднимаются во мне волной.

«Пусть сама разбирается», – твердило мне упрямое внутреннее «я», но в глубине души это было всего лишь защитой от той боли, что она мне нанесла.

Вечером я все-таки решила проверить, что с Ланой. Она не спустилась на ужин. Может, опять чувствует себя плохо, или… кто знает. Дверь в ее комнату была приоткрыта, и я увидела, как Лана металась по комнате, расхаживая взад-вперед. В ее руках был телефон, и она говорила на повышенных тонах. Я остановилась на пороге, не желая подслушивать, но ее слова доносились до меня четко.

– Куда ты пропал, чтоб тебя! Три дня не могу до тебя дозвониться! – голос Ланы дрожал от ярости. – Я не могу больше терпеть. Мне нужны эти чертовы таблетки. Нет, это не может ждать!

Я сжала пальцы, не зная, что делать. Лана казалась словно чужой, раненый зверь, загнанный в угол. Ее лицо, обычно спокойное и холодное, исказилось от боли и отчаяния. Я слышала ее дыхание, прерывистое, словно каждый вдох давался ей с огромным усилием.

– Да у меня совсем нет денег, представляешь? – ее голос дрожал, как если бы она боролась со слезами, но не давала им выйти наружу. – Все трачу на эту дрянь!