– Лана… ты должна поговорить с врачом. Тебе нужно больше, чем просто таблетки, – я попыталась предложить ей помощь, хотя знала, что она не примет ее.

Лана долго молчала, прежде чем наконец ответила.

– Не лезь в это, – ее голос снова стал холодным. – Мне не нужна жалость. Никто не будет решать за меня, – ее взгляд снова стал острым, но я видела, что внутри нее все горит.

Я понимала, что больше ничего не могу сказать. Я увидела Лану настоящей, но понимала, что она никогда не позволит мне приблизиться к ее боли. Это был ее бой, и она должна была справиться с ним сама.

Я смотрела на Лану, видя, как она страдает, и не знала, чем могу помочь. Она тяжело дышала, ее лицо кривилось от боли, словно каждая секунда существования была невыносимой.

– Я сдохну от этой боли, если не выпью что-то обезболивающее, – Лана говорила едва слышно, ее голос был пропитан усталостью и отчаянием.

Я метнулась к себе и порылась в аптечке, найдя там несколько упаковок обычных таблеток от головной боли. Предложила их, но она покачала головой, с болезненной усмешкой.

– Это все – мертвому припарка. Мне нужно что-то серьезное. Что-то настолько сильное, что используют при операциях или ранениях. Боли просто нереальные.

– А врачи? – я не могла сдержать тревогу. – Почему ты не обращаешься к врачам?

– Ты думаешь, я не знаю, что они скажут? – Лана закусила губу, ее глаза сверкнули злостью. – Они не могут помочь. Мне никто не может помочь. Я умираю, Даша, это ты можешь понять? Я не знаю, сколько мне осталось, но я хочу остаток жизни прожить нормально, а не под капельницей!

Я замолкла на несколько секунд, пытаясь сообразить, что можно сделать. И вдруг меня осенило:

– Я знаю, что тебе поможет.

– Неужели подорожник на одно место? – Лана кривовато ухмыльнулась, скептически прищурив глаза.

– Нет, не подорожник. Висариум. Он точно облегчит твою боль. Обезболивает пусть не так сильно, как ты хочешь, но зато спать будешь как младенец. Просто у него такой эффект, даже если тебя резать будут, ты не проснешься!

Лана смотрела на меня, словно сомневаясь, стоит ли вообще меня слушать.

– И откуда такие глубокие познания? – в ее голосе сквозил нескрываемый сарказм.

– В дурке просветили, – я пожала плечами, чувствуя, как внутри все напрягается от ее недоверия. – И мне прописали его для сна. От кошмаров… Артур мне каждый день выдает по одной…

– Дай угадаю. Мы сейчас пойдем к Артуру и попросим его поделиться, – она усмехнулась, ее лицо на мгновение утратило ту злую маску боли.

– Не надо к Артуру. У меня есть немного, – призналась я неохотно, чувствуя неловкость. – Правда, они уже немного поюзанные и не совсем чистые. Я раньше обсасывала их, чтобы снять тревогу.

Лана посмотрела на меня прищурившись сквозь густые ресницы, и я заметила, как ее скептицизм отступил на миг. Потом она махнула рукой.

– Черт с ним. Давай! – ее голос прозвучал устало, как будто уже не осталось сил спорить.

Лана медленно встала, кивнула и выжидательно посмотрела на меня, давая понять, что готова идти в спальню за таблетками. Я чувствовала себя ужасно виноватой, зная, что то, что найду, вряд ли поможет ей так, как она надеется. Мы молча зашли в мою комнату. Я подошла к подоконнику, где стоял горшок с давно засохшими цветами, и на секунду замерла, собираясь с мыслями.

– Вот, – пробормотала я, вытаскивая горшок и ставя его перед собой. Лана молча следила за каждым моим движением, и я буквально ощущала ее взгляд спиной.

Наклонившись, я осторожно начала выковыривать землю, где прятала таблетки. Но когда мои пальцы наконец нащупали то, что искали, я достала из земли влажную, скользкую массу, которая никак не напоминала лекарство. Сердце ухнуло вниз – таблетки давно успели размякнуть и превратиться в мерзкое месиво, смешавшееся с землей.

Я боялась посмотреть на Лану, но все же рискнула. Она стояла, приподняв бровь, а ее лицо выражало смесь раздражения и сдержанного смеха.

– Ты серьезно? – ее голос был насмешлив, но в нем не было злости, только усталость. – Ты поливала цветы? Прямо по таблеткам?

– Я… не думала, что они тут так разложатся, – пробормотала я, чувствуя, как краска стыда заливает лицо.

Лана вздохнула, потерла виски, словно от безысходности, и покачала головой:

– Ну, хорошо. Может, в следующий раз лучше спрячь их в шкафу, а не в горшке. Но спасибо, что хотя бы попыталась.

Я смотрела на липкую массу в своей руке и ощущала полную беспомощность.

– А ты что, правда не додумалась, что можно спрятать их в другом месте? – Лана усмехнулась, прищурив глаза. – Когда ты говорила, что они не совсем чистые, я не думала, что они будут выглядеть как уличная грязь.

Я посмотрела на липкий земляной комок в руке, пытаясь удержаться от того, чтобы не вздрогнуть от отвращения.

– Тебя что-то смущает? – я старалась не смотреть на грязную массу, словно она могла раствориться от моего взгляда.

– Нет, что ты! Все отлично, – Лана усмехнулась, ее привычная насмешливая интонация вернулась.

Я почувствовала, как мне стало еще хуже. В этот момент я поняла, какой идиоткой выгляжу, и стиснула челюсти, чтобы не выдать слезы, которые подступали к глазам. Это был полный провал.

– Я… я выброшу это, – мой голос все же дрогнул, и я уже собиралась сделать шаг в сторону мусорного ведра.

Но Лана неожиданно протянула руку и остановила меня.

– Не надо! Давай сюда!

Я с удивлением посмотрела на девушку.

– Я выпью. – пояснила она. – Хуже все равно не будет, – она без всякого сожаления взяла из моей ладони этот комок грязи, смешанный с таблеткой. Я не могла поверить своим глазам, как она спокойно запила эту смесь водой из графина, который обычно стоял на подоконнике.

Я застыла, наблюдая за ней. Лана сделала глоток и молча поставила графин обратно, ее лицо оставалось бесстрастным, но я видела, что за этим стояло что-то гораздо более глубокое.

Не знаю, помогли ли Лане мои таблетки, но она в течение часа мерила шагами свою комнату. Иногда останавливалась и растирала живот, как будто пыталась облегчить боль. Похоже, у нее были проблемы именно с кишечником.

– Приляг, – неуверенно посоветовала я, внутренне готовясь, что она снова пошлет меня куда подальше. Но на этот раз раздражения в ее голосе не было.

– Так легче. Хотя нет. Ни черта не легче.

– А что болит?

– Голова, мышцы, кости… да все болит. Но особенно кишки и желудок. – На ее лбу проступили капли пота, а пересохшие губы она нервно прикусила.

– Таблетки не помогли? Совсем? Спать не хочется? – мои слова прозвучали как утверждение, а не вопрос.

– Не знаю. Немного помогло, вроде бы… Обычно еще хуже бывает. – Лана на мгновение остановилась, и в ее глазах промелькнула тень отчаяния. – Слушай, будь хорошей девочкой. Сходи в ларек. Здесь недалеко. Купи пару бутылок энергетиков. Только обычных, без всяких этих новомодных добавок.

– Я не смогу. Прости.

– Да что здесь сложного? – ее голос начал подниматься, но затем быстро сменился жалобной ноткой. – Артур отпустит или с тобой сходит, – она посмотрела на меня с мольбой в глазах. – Прошу тебя, помоги мне, а?

Я удивилась, она только что выпила черт знает сколько таблеток убойного снотворного, пусть и смешанных с землей. Вот нафига ей сейчас энергетики? Она совсем с головой не дружит? И кто из нас еще псих?

Мои глаза блуждают по ворсинкам ковра. Я изучаю каждую деталь, каждый излом, как будто это может отвлечь меня от того, что творится внутри. Лишь бы не поднимать взгляд. Лишь бы не видеть этот взгляд Ланы, который будто выворачивает меня наизнанку, открывает все, что я старалась спрятать от самой себя.

– Хорошо… Я схожу, – выдавливаю слова, ощущая, как что-то внутри обрывается.

Лана радостно улыбается, и это уже кажется неправильным. Она лихорадочно шарит по карманам, пока, наконец, не находит пару смятых купюр. В ее глазах проблескивает надежда, но я не чувствую ничего, кроме глухой пустоты, когда она протягивает мне эти деньги. Как будто это не просьба, а приговор.