– Ну, как тебе? – Лана наслаждалась моей реакцией, явно предвкушая замешательство.

Я молча разглядывала эту картину. В голове проносились вопросы: «Зачем здесь такая кровать? Кто ее использует? И почему она такая странная?»

– Королевские замашки Феликса Александровича, – с явной иронией произнесла Лана, кивнув на роскошный балдахин. – Наверное, в детстве пересмотрел сказок про принцесс. Вся прислуга из-за этого подкалывает. Но ему, кажется, это нравится.

– А кто он вообще? – пробормотала я, пытаясь связать все это вместе: охрана, прислуга… и этот дурацкий балдахин. – И почему такая роскошь в его спальне, когда в доме все так аскетично?

Лана хмыкнула и откинула голову назад, посмотрев на меня с легкой насмешкой:

– Так и думала, что балдахин произведет на тебя больше всего впечатления, – рассмеялась она. – Слыхала про компанию "Авена"?

– Конечно, – ответила я, даже не раздумывая. "Авена" была на слуху у всех. Это крупнейшая корпорация, мечта для любого, кто хотел выбиться в люди. – Самая крутая компания в стране.

– Вот и Феликс Александрович там работает. Владеет долей, и не малой, – добавила Лана, и в ее голосе прозвучала смесь уважения и презрения.

– То есть, каждому сотруднику балдахин? – я попыталась сострить, указывая на эту нелепую роскошь, которая все еще казалась совершенно неуместной.

Лана неожиданно рассмеялась, искренне и весело, как будто я попала в точку. Теперь она казалась другой – не холодной и отчужденной, а почти… живой. В ее глазах загорелись искорки, а солнечные лучи, пробивавшиеся через окно, играли на ее волосах золотыми бликами.

– Ну, может, не каждому сотруднику, – с улыбкой отмахнулась она, – но Феликс явно любит чувствовать свой статус благодаря таким вот штучкам.

– Почему Лана? Ты же не кудрявая, – неожиданно спросила я, просто, чтобы прервать неловкую паузу.

Лана тут же перестала смеяться, ее лицо изменилось, будто смех и тепло просто стерли с него. Она бросила на меня холодный, задумчивый взгляд:

– Может, потому, что слишком часто приделывали хвост? – ее голос был тихим, но с ноткой горечи.

– Кто приделывал? Куда? – я не сразу поняла смысл ее слов, и, честно говоря, сама не ожидала, что продолжу разговор.

Но Лана тут же закрылась. Как будто между нами снова встала невидимая стена. Она напряглась, скрестив руки на груди, и с явным раздражением посмотрела на меня:

– Ты, оказывается, жутко приставучая, – отрезала она. – Пока ты сидела безвылазно в своей комнате, у меня было о тебе другое мнение. Пойдем завтракать, – добавила она уже без всяких эмоций, словно разговор был закончен и больше к нему возвращаться не стоит.

Я почувствовала, как напряжение сжало грудь, но понимала, что если продолжу спрашивать, она отдалится еще больше.

Лазарев пришел поздно, как обычно, его усталое лицо было напряженным, словно он думал о чем-то своем, далеком. Он зашел в комнату, мельком взглянул на меня и бросил дежурный вопрос:

– Как дела?

Я ожидала, что он скажет что-то еще, но тишина затянулась, будто все слова замерзли на кончике его языка. Лазарев помедлил у двери, явно не зная, что сказать дальше. Его глаза словно блуждали по комнате, избегая встретиться с моими.

Тишина давила, и когда он уже почти собрался выйти, я, набравшись смелости, вырвалась из своих раздумий и тихо спросила:

– Можно мне гулять?

Мое сердце сжалось в ожидании. Этот дом с каждым днем все больше походил на клетку, и я нуждалась хотя бы в немного свободного пространства. Пусть это всего лишь двор, но я смогу дышать, почувствовать свежий воздух на лице и, может быть, забыть, хоть на мгновение, все, что происходит.

Лазарев остановился, его рука уже была на ручке двери. Он замер, как будто мой вопрос застал его врасплох. Но на его лице мелькнуло что-то похожее на облегчение. Он повернулся ко мне, смягчился, кивая, словно это был самый естественный вопрос.

– Конечно, – его голос стал мягче, чем обычно. – Двор в твоем распоряжении.

Он чуть повернул голову к шкафу и, словно вспомнив что-то, добавил:

– Вещи там, в шкафу. Надеюсь, с размером угадали.

Лазарев задержался у двери на пару секунд, бросил короткий взгляд на меня, как будто хотел что-то еще сказать, но, не найдя нужных слов, вышел, оставив меня наедине с растущим чувством облегчения.

Посреди ночи я просыпаюсь от собственного крика. Мое тело трясет так, будто его пытаются вырвать из сна силой. Кажется, еще немного, и я разорву простыни, вцепившись в них мертвой хваткой. Грудь сдавливает, сердце колотится так быстро, что я не могу поймать дыхание. Ощущение такое, будто я все еще там… в этом кошмаре, который сейчас обволакивает меня тьмой.

Я вижу… тени. Темные, вытянутые, безликие фигуры, которые медленно поднимаются из самых глубин. Они вытекают из стен, из углов комнаты, как густой черный туман. Шевелятся, растекаются по полу, двигаются в мою сторону. Я чувствую их холод – липкий, пронизывающий до костей. Они приближаются, бесшумно, словно пыль, несущаяся на ветру, но я слышу их… шорох. Тихий, еле уловимый звук, как сухие листья, скользящие по земле.

Хочу закричать снова, но голос замер внутри меня. Ноги словно привязаны к кровати, руки тяжелы, как свинец. Я пытаюсь отстраниться, вжаться в стену, скрыться от этих теней, но мое тело отказывается подчиняться. Они все ближе. Я вижу их движение, как они поднимаются по ступеням лестницы, что ведет прямо ко мне. Один из них тянет свою безликую, полупрозрачную руку вперед. Я чувствую, как эта тень касается меня – холодная, как лед.

В этот момент я падаю. Падаю вглубь чего-то черного, бесконечного, куда тянутся руки теней, стремясь схватить меня и утащить еще глубже. Ступени исчезают, пол исчезает – я в бездне. Меня окружает лишь эта беспросветная пустота, полная шорохов и зловещих движений.

И вдруг все прекращается. Я вырываюсь из тьмы. Сердце сходит с ума, стучит, как бешеное. Я в комнате. На кровати. Свет снова зажигается. Глаза слезятся, я все еще трясусь, пытаясь поймать дыхание, но тьма, кажется, не хочет уходить. Она остается, таится где-то рядом, в каждом углу. Кажется, стоит мне закрыть глаза – и я вернусь туда.

Лана стоит в дверях. Ее волосы растрепаны, глаза полуприкрыты от сна, но она смотрит на меня так, будто знает, что происходит. Ее лицо выражает тревогу, но она молчит, как будто не решается спросить, что случилось.

– Чего ты разоралась? – недовольно пробормотала Лана, зевая, стоя у двери.

– Просто дурной сон, иди уже спать. Зачем ты вообще пришла?

– Да потому что, если я усну, ты опять на весь дом орать будешь, как будто тебя режут. Охрана вообще не слышала? Удивительно, что никто не примчался.

Лана подошла ближе, села на край кровати:

– Подвинься давай, – сказала она, словно не заметив моего желания быть как можно дальше.

– Уходи, пожалуйста, – я натянула одеяло до самого подбородка и сжалась в комок, стараясь избежать любого контакта.

– Я не собираюсь всю ночь с тобой торчать. Заснешь нормально – тогда уйду.

Закрываю глаза, делая вид, что засыпаю, надеясь, что она поймет намек и оставит меня в покое.

– Что у вас тут случилось? – голос Лазарева раздался прямо над головой.

Я приоткрыла один глаз и увидела его в помятом виде, стоящего в одних трусах с тем же озабоченным выражением лица.

– Пусть она спит с открытой дверью, – спокойно бросила Лана, слегка усмехнувшись. – Малышка боится темноты.

Малышка? Внутри все перевернулось от негодования. Я ведь не ребенок! Какое еще "малышка"? То же мне, взрослая тетя! Старше от силы на лет пять, а строит из себя!

Я смотрю на Лану, и на миг улавливаю, как ее лицо меняется. Что-то странное проскакивает в ее выражении – тревога, беспокойство? В следующий момент ее взгляд стремительно скользит к дверному проему. Я прослеживаю за ним, и там мелькает тот самый охранник, которого я уже видела ранее. Он исчезает почти мгновенно, будто не хочет быть замеченным, особенно Лазаревым.