Она остановилась посреди комнаты, сжала руку в кулак, и я увидела, как ее плечи задрожали от напряжения. На мгновение мне показалось, что она сейчас разрыдается, но нет, Лана была слишком сильной для этого. Она не позволяла себе слабости.

– Ты должен помочь, не подводи меня сейчас, – в ее голосе звучала такая боль, что мне стало не по себе. Я словно подсматривала за чем-то, чего не должна была видеть, открывая то, что никогда не должна была знать.

Я ощущала, как у меня пересохло в горле, и в тот момент мои собственные страхи и сомнения показались ничтожными. Я всегда видела Лану сильной и холодной, но вот она, передо мной, практически разрушенная.

– Завтра? – она зажала телефон сильнее, как будто тот мог дать ей облегчение. – Я не протяну до завтра, – ее голос сорвался, и я почувствовала, как у меня сжалось сердце.

Лана резко отключила телефон, шумно выдохнула и, наконец, обратила на меня внимание. Ее взгляд был тяжелым и острым, как нож. В два шага она оказалась передо мной и вжала меня в стену.

– Ты давно тут стоишь? – ее голос был холоден, но я чувствовала скрытую за ним ярость.

Я не знала, что сказать, и это привело ее в еще большее бешенство. Ее пальцы вцепились в мою толстовку, натягивая ворот так, что мне стало трудно дышать.

– Ну и что ты слышала? – Лана смотрела на меня так, будто готова была разорвать меня на части. Ее глаза, обычно спокойные, сейчас блестели от страха и боли. Страх был новым для нее, я это видела.

В этот момент я осознала, что у меня в руках был ее секрет. Секрет, который делал ее уязвимой. Она больше не была тем холодным и недоступным человеком, каким я ее видела все эти дни. Она страдала. И ее страдания были реальными.

– У тебя не простуда, и не кишечная инфекция, и ты не беременна… – мои слова прозвучали слабее, чем я хотела, но они были правдой. – Ты зависима от каких-то сильных лекарств?

– Какая проницательная девочка! – воскликнула Лана довольно злобно. – И что, я должна перед тобой отчитываться что ли? Тебе-то какое дело, от чего я зависима? Чего ты лезешь не в свое дело?

– Я… Просто я… хотела помочь… – еле слышно пробормотала я.

– Чем мне может помочь полоумная девчонка? – почти с отчаянием сказала Лана.

Ее пальцы ослабли, но Лана все еще держала меня, как будто я могла исчезнуть, если она отпустит. В ее взгляде появилось что-то отчаянное, словно на грани срыва. В этот момент я решилась задать вопрос, который крутился в голове с тех пор, как я увидела ее в таком состоянии.

– Что ты употребляешь, Лана? – голос сорвался, и я почувствовала, как внутри все напряглось в ожидании ответа.

Она тяжело вздохнула, убирая с лица прядь потных волос. В ее глазах сверкнула усталость, но в то же время на мгновение проскользнуло нечто похожее на желание все бросить и рассказать правду. Лана закрыла глаза и сдавленно ответила:

– Обезболивающее… очень сильное. Мне нужно что-то, что заглушает боль.

Я моргнула, не веря своим ушам. Это было не просто лекарство от головной боли. Боль должна быть настолько сильной, что обычные средства не справлялись. Но зачем ей это?

– Зачем ты пьешь такие сильные обезболивающие? – задала я вопрос, который отчетливо обозначился в моей голове.

Она открыла глаза и посмотрела на меня с такой усталостью, что у меня появилось ощущение, будто она стояла перед пропастью, готовая в любой момент упасть.

– Я болею, – прошептала она. Ее слова резанули по моему сознанию, как острый нож. Это не было просто плохим самочувствием или чем-то временным. В ее голосе звучало что-то глубокое, словно она тащила на своих плечах непосильный груз.

– Это что-то серьезное? У тебя какая-то неизлечимая болезнь? – я практически задохнулась от собственного вопроса. Внутри все сжалось, а руки начали дрожать.

– Угадала, – выдавила она, и на ее лице появилась горькая усмешка. Это была не усмешка человека, который любит шутить над другими. Это была усмешка человека, привыкшего смеяться над своей собственной болью.

Я замерла, не зная, что сказать. Мир вокруг меня рухнул. Лана, та, кого я видела сильной, хладнокровной и независимой, была смертельно больна. Как я могла этого не заметить раньше? Почему я никогда не задавалась вопросом, что скрывается за ее ледяной маской?

– Я могу чем-то помочь? – спросила я, не зная, что еще сказать.

– Помочь? Ты? Издеваешься? – Голос Ланы дрогнул, а лицо моментально стало серьезным. – Чем ты можешь мне помочь?

– Не знаю… – я опустила глаза.

– Тогда не надо лезть со своей помощью, когда тебя не просят! – ее голос был наполнен горечью. – Доступно объясняю или тебе более детально все по полочкам разложить? – Лана усмехнулась, но в ее глазах не было веселья. Там была только боль.

– Понятно… – пробормотала я, а потом посмотрела на нее. – Лана… Ты… зависишь от обезболивающих, но это из-за болезни, которую нельзя излечить? – мои слова прозвучали осторожно, но я чувствовала, что была близка к истине.

Лана молчала. Ее лицо менялось на глазах, как будто маска, которую она носила все это время, трескалась, и за ней проступала ее настоящая боль. В глазах, обычно холодных и отстраненных, вспыхнуло отчаяние, которое она так долго прятала от всего мира. Она была словно оголенным нервом, и я внезапно осознала, насколько тяжело ей это все признавать.

– А что говорят врачи? – спросила я, не в силах подавить тревогу, которая накатывала волной.

Лана, насмешливо дернув уголком губ, не ответила сразу. Ее молчание было таким красноречивым, что мне не нужно было больше слов. Ответ был очевиден. Она не ходила к врачам.

– Ты серьезно? – я едва не закричала, чувствуя, как внутри все переворачивается. – Ты пьешь таблетки без назначения врача и не лечишься при этом? А если это что-то серьезное?

Лана бросила на меня усталый, чуть ли не презрительный взгляд, как будто мои слова были для нее чем-то наивным.

– Что врачи? – сухо произнесла она, усмехнувшись. – Думаешь, они мне помогут? У них для всех одна панацея – больше лекарств, больше анализов, химиотерапия, а в итоге что? Я знаю, что со мной. И никто не сможет это исправить.

Я смотрела на нее, пораженная ее упрямством. Она буквально рушила свое здоровье, игнорируя реальную возможность помощи. Но что могло заставить ее так поступать? Страх? Или смирение перед неизбежным?

– Лана, – голос сорвался, и я не могла удержать гнев, который поднялся от ее слов. – Ты не можешь просто продолжать пить обезболивающие, как будто это решит все твои проблемы! Ты должна хотя бы попытаться. Вдруг это еще можно вылечить? Вдруг не все потеряно?

Ее лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление.

– Лана, ты сумасшедшая! – сказала я видя, что с ней бесполезно спорить.

– И что теперь? Ты побежишь рассказывать Лазареву? Думаешь, это даст тебе контроль надо мной? – она подошла ближе, ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего. Я чувствовала ее дыхание на своей коже.

– Нет, – я покачала головой, стараясь сохранять спокойствие. – Это твое дело. Твой выбор. – Я старалась говорить как можно мягче, хотя внутри меня все сжималось от страха и жалости.

Ее пальцы медленно разжались, и она отпустила меня. Она тяжело опустилась на пол, привалившись к стене, как будто больше не могла держаться на ногах. Я посмотрела на нее и поняла – Лана была сломлена.

– Думаешь, я этого хочу? – ее голос дрожал от эмоций. – Каждый день – это борьба, и боль становится только хуже. Эти таблетки – единственное, что держит меня на плаву. Без них я просто сдохну, – она закрыла глаза, словно пытаясь отгородиться от всего мира.

Я стояла рядом, не зная, что сказать. Внутри меня все переворачивалось. Лана, та, которую я считала ледяной и бесчувственной, на самом деле была человеком, разрушающимся от боли, отчаяния и страха. Она не была той безупречной девушкой, которой я ее видела. Все это было лишь фасадом, за которым скрывалась настоящая трагедия.