Его действия не прошли даром. Наташа, смягчившись перед этим мужественным зрелищем, проявила особую заботу: с улыбкой она подлила ему чаю и, словно это было самым естественным делом в мире, заботливо приготовила очередной бутерброд, а затем с видимым удовлетворением наблюдала, как он с жадностью поглощает его. Сцена была одновременно комичной и немного неловкой – словно два актера играли свои роли, старательно, но с преувеличенной серьезностью.
Я наблюдала за этим, как за представлением, одновременно развлекаясь и чувствуя какое-то отстранение. Все это напоминало фарс, где внимание Наташи к Артуру было не столько искренним, сколько показным, а его попытки впечатлить ее выглядели слишком нарочито. Но в этом была своя странная, тихая игра – игра, в которой я была лишь зрителем, а не участником.
Артур, полностью увлечен своей ролью, даже предусмотрительно отодвинул от меня масленку с лежащим на ней столовым ножом. Я тихо фыркнула: как будто он ожидал, что я внезапно стану опасной даже для себя.
– Завтра опять ни свет ни заря гулять пойдешь? – спросил Артур у меня, по-прежнему работая челюстями над бутербродом.
– Возможно, – ответила я с легкой усмешкой, внутренне радуясь тому, что его утренние дежурства станут чуть напряженнее. Пусть привыкает держать себя в форме.
Артур, не останавливаясь на полуслове, хитро прищурился и, словно между прочим, спросил у Наташи:
– А вы бы не хотели к нам присоединиться? Утренние прогулки, знаете ли, очень полезны.
Наташа, заметив его заинтересованный взгляд, кокетливо улыбнулась, как будто ждала этого приглашения целую вечность:
– Ну, если вы настаиваете, – ее голос прозвучал мягко, словно флирт стал частью ее обычного общения.
Я чуть не фыркнула от смеха, глядя на это представление. Лана, если бы увидела, точно бы не одобрила. Хотя, ее сейчас волнует совсем другое. Когда я возвращалась с пробежки, столкнулась с ней у входа. Она выглядела как-то помято, слегка шатаясь, с мутной пьяной улыбкой. С трудом держалась на ногах, и едва не растянулась на ступеньках.
– Помощь не нужна? – спросила я ее, видя, что она с трудом двигается.
В ответ она буркнула что-то невнятное и не слишком приличное, махнув рукой, как будто говорила: «Отвали».
Прошло несколько дней, и утренние прогулки перестали быть теми нервными пробежками с преследователем на хвосте. Теперь Наташа и Артур чинно вышагивали позади меня, беседуя обо всем подряд, словно и не замечая моего присутствия.
Они будто наслаждались каждым моментом, не обращая внимания на окружающий мир. Я, в свою очередь, наблюдала за ними, как за декорациями, которые лишь обрамляли мой путь.
Артур больше не обращал внимания на мои провокации и не пытался догнать меня, как раньше. Теперь он только усмехался, когда я поднимала темп, но продолжал свой размеренный шаг.
Наташа, в свою очередь, за эти дни стала совсем другой. Губы ее каждый день сияли винным оттенком помады, который резко выделялся на ее лице. От Артура больше не пахло табаком – вместо этого я уловила нотки парфюма, чем-то напоминающего древесные ароматы, смешанные с чем-то свежим и пряным. Казалось, он теперь старался больше для нее, чем для работы.
И все это время Лана почти не показывалась. Я видела ее лишь мельком, и то чаще всего ближе к вечеру, когда она наконец вылезала из своей комнаты, едва проснувшись. Словно после долгой ночной смены она лениво поднималась, неспешно ела, а потом надолго исчезала в своей комнате, выбирая очередной «образ» для выхода в свет.
Часа два-три крутилась перед огромным зеркалом в прихожей, проверяя каждую деталь: от обуви до мелочей в прическе. А затем, едва дождавшись заката, вызывала такси и исчезала, растворяясь в ночной темноте.
И вот, несколько дней я ни разу не видела ни Лану, ни Олега в течение дня. Олег, тот самый охранник, который оставался до сих пор для меня загадочным персонажем в этом доме.
Его присутствие всегда чувствовалось в доме, но вдруг он тоже исчез. Я не могла не задуматься: а что, если они вместе? Может, их странные исчезновения не просто совпадение? Ведь Лана каждый вечер уходила в неизвестность, а Олег – именно в те же самые часы – также был «вне дома».
Все изменилось в один момент. Наши размеренные, пусть и странные дни пошли под откос после одного телефонного звонка. Наташа сидела на кухне, мирно попивая чай, и вдруг ее телефон завибрировал. Она сначала посмотрела на экран с легкой отстраненностью, затем, как будто предчувствуя что-то недоброе, подняла трубку. «Алло! Я вас слушаю», – прозвучало обыденное приветствие. Но, буквально через секунду, ее лицо начало стремительно меняться. Вся ее легкая расслабленность исчезла, уступив место холодной, тревожной маске.
Наташа резко встала и вышла в коридор, чтобы продолжить разговор, но даже оттуда доносились ее сбивчивые и едва понятные слова. Я почувствовала, как внутри что-то кольнуло – тревога, напряжение. Все это не предвещало ничего хорошего. Когда Наташа вернулась, ее обычно румяное лицо выглядело так, словно вся кровь разом отхлынула, оставив ее мертвенно-бледной. Ее пальцы беспорядочно сцеплялись, словно в отчаянной попытке найти хоть какую-то опору в этом внезапно рухнувшем мире.
– Сын… сын в реанимации. Я… я нужна ему, – ее голос был таким чужим, что на мгновение я не узнала Наташу. В нем не осталось ни капли ее привычного бодрого, жизнерадостного тона. Он был пустым, словно из нее вытянули все эмоции.
– Я попрошу ребят, кто-нибудь вас отвезет, – Артур вскочил так резко, что стул заскрипел под ним, а его лицо напряглось. Он не стал задавать лишних вопросов, не просил подробностей – ему было достаточно одного взгляда на Наташу, чтобы понять, насколько все серьезно.
Наташа, все еще цепляясь за руки Артура, обессиленно залила его ладонь слезами. Ее большие, пухлые руки казались такими беспомощными, и, казалось, Артур, с его огромными, мощными ладонями, мог бы с легкостью взять всю ее боль на себя.
– Спасибо… спасибо вам большое, – прерывисто повторяла Наташа, словно хваталась за эти слова, как за спасательный круг. Слезы стекали по ее щекам, падая на пол, и ее дыхание стало тяжелым, почти удушающим.
– Я поговорю с Лазаревым, он… он поймет, – продолжила она, поднимая глаза на Артура с благодарностью и тревогой.
Он кивнул, крепко сжав ее руки в своих, словно говоря этим жестом, что все будет хорошо, даже если слова сейчас казались бессильными.
Наташа тяжело поднялась по лестнице, направляясь к комнате Ланы. Я шла следом, ощущая, как ее подавленное состояние давит на меня. При всей моей неприязни к Наташе, сейчас ее было по-настоящему жаль.
Лана, как всегда, спала посреди дня, развалившись на широкой кровати. Наташа подошла осторожно, словно боялась потревожить ее сон. Но, собравшись с духом, слегка потрясла Лану за плечо. Та лишь сонно шевельнулась, приоткрыла глаза и, не сразу понимая, кто ее будит, раздраженно приподнялась на локте.
– Лана… пообещай мне, – голос Наташи дрожал. Видно было, как она изо всех сил старается сохранить спокойствие, но ей это давалось с трудом. – Пожалуйста, присмотри за Дашей. Не оставляй ее одну, следи за ней.
Лана, явно недовольная тем, что ее потревожили, потянулась, едва сдерживая зевок, и лениво кивнула:
– Не переживайте, Наташа, – сказала она, все еще зевая и поворачиваясь обратно к стене. – Все будет в порядке, я прослежу.
Я стояла у дверей, наблюдая за этим сценарием, и в груди сжалось от неприятного чувства. Лана говорила это так небрежно, будто бы ее попросили просто выключить свет в комнате, а не позаботиться обо мне. Не знаю, поверила ли Наташа, но она кивнула самой себе, словно пытаясь убедить в этом не только Лану, но и себя, и медленно ушла собирать вещи.
Конечно, я мечтала, чтобы ее больше не было рядом, но не такой ценой.
На следующее утро таблетки мне выдал Артур. В отличие от Наташи, он не заморачивался. Просто кинул мне пачку с лекарствами, и даже не проследил, проглотила ли я их. От его безразличия мне стало немного легче – таблетки тут же оказались зарытыми в горшке с розовой фиалкой, которая тихо грустила на подоконнике спальни. Каждый раз, когда я прикапывала таблетки, казалось, что она вот-вот оживет и скажет что-то вроде: «Хватит, ты меня уже перекормила!».