— Что значит убиты? Оба этих русских, которых мы наняли? А документы с курьера? — строго спросил старший мужчина.

Капитан, вытянувшись ещё больше, доложил:

— Так точно, пан начальник. Наша группа ждала их на разъезде с машиной. После того как поезд прошёл, никто с него не сошёл. Группа подождала ещё час и, согласно плану, выдвинулась в сторону Слубице. Наш наблюдатель с поезда сообщил, что никакого шума и тем более стрельбы не было, но, так как была команда соблюдать скрытность, он не стал ничего предпринимать, решив, что операцию перенесли. На следующий день, ближе к вечеру, поступило сообщение, что обходчик железной дороги обнаружил два трупа. Пока сообщение дошло до полиции, пока оно было передано нам… сами понимаете.

Начальник нахмурился, раздумывая. Его голос стал ещё строже:

— А что с курьером? Запросили пограничников?

— Да, пан начальник. Ответ пришёл: за данное число русские дипкурьеры границу не пересекали, — ответил капитан с ноткой злорадства в голосе.

Пожилой разведчик напрягся, его глаза зажглись подозрением:

— Куда же он пропал! Похоже, у нас где-то течь… Русские сняли курьера в Варшаве и заменили его своими боевиками. Или вообще сразу отправили боевиков из Москвы… Будем искать, — задумчиво пробормотал престарелый лев польской «Двуйки», не подозревая о случайно устроенной Лёхой подставе, уже погружённый в свои мысли.

13 августа 1936. Где то на железной дороге после Берлина.

Дождавшись пока безотказный Кузьмич уснёт и включит свой храпельник на полную мощность, Лёха аккуратно выскользнул в коридор, огляделся — вагон спал. Свеже позаимствованным железнодорожным ключом он открыл купе дипкурьера и проник во внутрь.

Заперев дверь изнутри на защелку, Лёха быстро огляделся, убедившись, что ничего не изменилось со вчерашнего дня. Глухие звуки храпа Кузьмича доносились из соседнего купе, что давало Лёхе некое чувство безопасности, время у него было, но не так уж и много. Он осторожно стащил матрас с верхней полки, положив его на пол и с любопытством принялся вытаскивать и рассматривать секретную дипломатическую корреспонденцию.

Вчера в ужасе и спешке выгребая документы и деньги из дипломатических пакетов, он не глядя судорожно заталкивал бумаги в устроенную им дыру в матрасе. Лёха не успел даже мельком глянуть на содержание бумаг, забрав с собой только наличность.

Наличности кстати оказалось на приличную сумму, примерно пополам в английских фунтах стерлингов и немецких марках, и совсем немного во французских франках.

— Можно больше не работать, на пару лет безбедной жизни хватит, — подумалось тогда Лёхе.

Найденную прошлой ночью валюту, Лёха затолкал уже в свой матрас, с прицелом позднее перепрятать находку в свой замечательный аккордеон, надеясь что ночью польские и немецкие пограничники не будут активно его потрошить под спящим человеком. Так и получилось, никому мексиканские артист и географ не были интересны.

С утра, дождавшись, когда Кузьмич отправится умываться и курить, Лёха открыл фальшь панель в своём аккордеоне. Панель с легкостью отодвинулась, и он ловко перепрятал свёрточек с деньгами внутрь. Аккордеон стал для Лёхи ещё дороже.

Матрас в купе дипкурьера, в который он втиснул вчера документы, был на своём месте.

Лёха надел модные кожаные перчатки, купленные в Москве по случаю с рук, и торопливо стал доставать заклеенные пакеты и складывать их на стол. Он не был уверен в том, насколько развита дактилоскопия в этом времени, но решил перестраховаться.

Лёха вскрывал пакеты, хотя сердце уже начинало бешено колотиться, разворачивал страницу за страницей, проглядывал документы и сортировал их на кровати.

Основной поток документов был адресован советскому посольству в Берлине.

Влево пошло все, что на взгляд Лёхи было откровенной туфтой. Куча справок, отчетов, смет, указаний как и что проводить. Помимо рядовой бюрократической переписки туда же отправились все возможные циркуляры и распоряжения комиссариата иностранных дел.

На правую кровать Лёха откидывал бумаги, которые могли иметь интерес.

Один из пакетов был явно предназначен уполномоченному от НКВД. В нём содержались приказы, касающиеся усиления слежки за определёнными лицами, указания по вербовке агентов и инструкции по компрометации сотрудников самого советского посольства.

Такой подход был частью шпионской работы НКВД, которая вела широкую сеть наблюдения и вербовки как среди эмигрантов, так и среди советских граждан за границей, особенно в крупных посольствах. Этот пакет тоже улетел в левую сторону.

Лёхе казалось, что он копается в чьем то старом нестиранном белье.

— Как только меня угораздило вляпаться в очередное гуано, — думал он, чувствуя, как волна злости и раздражения нарастает внутри него.

В конце он наткнулся на небольшой засургученный пакет с надписью «В третий отдел, совершенно секретно.»

Гонимый любопытством Лёха вскрыл его, вытащил приличных размеров бутылку с залитой сургучом пробкой, достал несколько листочков и принялся за чтение.

— Ни Херова, ни Хренова, — Лёха в ступоре откинулся на мягкое сиденье дивана.

В пакете шла речь об устранении одного их лидеров белого движения.

По отрывочным указаниям, Лёха понял, что речь шла об приглашении преемника Кутепова — генерала Миллера якобы на секретную встречу с германскими дипломатами, где его приказывалось усыпить хлороформом. Потом давались указания, как доставить в порт Гамбурга для передачи дальше по этапу встречающим. Как начинал Лёха догадываться, и дальнейшего его вывоза в СССР. Организатором встречи должен был быть некий агент именуемый в документах Скобля, к которому и были надлежало передать приказы. В случае невозможности вывезти приказывалось ликвидировать генерала.

— Суки НКВДешные, из-за вашего безумного стремления насрать всем вокруг, тьфу… насадить коммунизм во всем мире, дипкурьер жизнью пожертвовал, — в кои то веки Лёха был согласен с пристрелянным им прошлой ночью бандитом.

Быстро проглядев остальные документы, Лёха стал реализовывать пришедший в голову очередной безумный план по ликвидации всей этой корреспонденции.

Хотя поезд был модным по местным меркам и отапливался паром от локомотива, их последним прицепленный вагон слегка выделялся из общего ряда своей допотопностью. Как вчера выяснил Лёха, в конце вагона, между туалетом и тамбуром был маленький закуток с титаном и топкой, который раньше использовался для персонального отопления вагона. Теперь старую систему отключили, подключив к пару от локомотива, но сама топка осталась на месте, хотя и не использовалась.

Сложив бумаги в мешок, Лёха тихонько потянул дверь, выглядывая в коридор, людей не было видно, только скрипел вагон на ходу, осторожно пройдя мимо купе проводника он вышел в тамбур. Заперев тамбурную дверь все тем же железнодорожным ключом, Лёха затолкал половину бумаг в топку, открыл поддувало и чиркнул спичкой. Весело заплясали язычки пламени и топка стала поглощать давно забытое угощение. На улице было лето и дополнительное тепло заставило Леха хорошенько пропотеть. Он смотрел на огонь, открывал дверку, кидал очередную порцию документов и ничуть не жалел, о сорванных кому то в Москве операциях.

Утром не выспавшийся Лёха выполз из купе и услышал ворчание проводника, что курящие черти совсем обнаглели столько курить, даже у титана воняет. «Ага, точно черти курили в не положенном месте!» — ухмыльнулся Лёха.

14 августа 1936. кабинет начальника Секретно-политического отдела НКВД

Тишина кабинета нарушалась лишь тихим шорохом бумаг и напряжённым дыханием. Кабинет начальника Секретно-политического отдела НКВД был погружён сумрак и только мягкий свет настольной лампы слегка разгонял его. За массивным столом сидел Бригадный комиссар, задумчиво постукивая пальцами по крышке стола.

— Есть новости по дипкурьеру? — его голос прозвучал низко и требовательно.