Моя Кэтлин была такой чертовски очаровательной!

Я хотел сжать ее в объятиях и покрыть поцелуями лицо. Но это разбудило бы ее. Несмотря на спокойствие сна, эмоции Кэтлин свидетельствовали как о счастье, так и о необходимости дальнейшего отдыха. Однако скоро ей пора было идти на работу. С большой неохотой я осторожно высвободился из объятий своей женщины и встал с кровати. Ночью Ворф свернулся клубочком в ногах, чтобы Кэтлин, ворочаясь с боку на бок, его не раздавила. Он оживился и тихонько ухнул, чтобы не разбудить ее.

Несмотря на ограниченность, интеллект маленького фудиана производил впечатление. Но прежде всего, меня тронула его безусловная любовь к моей половинке. Такое большое сердце в таком маленьком теле. Я ни секунды не сомневался, что Ворф с радостью отдал бы свою жизнь, чтобы защитить Кэтлин, если бы это понадобилось. То, что он так открыто принял меня в свой близкий круг, тронуло до глубины души. Я протянул руку Ворфу, он запрыгнул, а затем вскарабкался мне на плечо, прежде чем обхватить за шею. Маленький негодяй уже украл частичку моего сердца.

Осторожно, чтобы не разбудить Кэтлин, я вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Поставив Ворфа на стол, я порылся в довольно пустом холодильнике, чтобы найти что-нибудь, из чего можно приготовить завтрак для моей пары. В одном из шкафов я нашел немного кофе. Вспомнив, что для людей это, по-видимому, важное событие по утрам, я приготовил свежий кофе и как раз начал готовить оладьи из оставшегося картофеля к яичнице с беконом, когда Кэтлин, спотыкаясь, вышла из спальни.

Она выглядела сонной, терла глаза, пересекая гостиную, наткнулась на диван и что-то пробормотала в его адрес, как будто мебель намеренно встала у нее на пути. Я прикусил внутреннюю сторону щек, чтобы не рассмеяться.

— Скажи мне, что я чувствую запах кофе, — взмолилась она.

— Так и есть. Сахар? Молоко? — спросил я, наливая ей чашку.

Она нахмурилась и неодобрительно покачала головой. Я протянул чашку Кэтлин, которая приняла ее обеими руками. Она сделала глоток, закрыла глаза и застонала, как будто была на грани оргазма.

— Я так сильно люблю тебя прямо сейчас, — пробормотала она, прежде чем развернуться на пятках и направиться в свою спальню.

Эти слова ударили меня, как огненный шар в живот. Кэтлин не имела в виду их в том смысле. Но я хотел, чтобы так и было. Я был без ума от нее и готов к сближению. Однако она — нет. Люди, к сожалению, не чувствуют ауры так, как мы. Эмоции моей женщины ясно выражали сильное влечение, которое она испытывала ко мне. Она была поражена и надеялась на постоянное будущее между нами в долгосрочной перспективе, но Кэтлин не любила меня. Пройдет много недель, вероятно, много-много месяцев, прежде чем она по-настоящему полюбит меня. Сейчас, как никогда, мне нужно было управлять своими ожиданиями.

Я заканчивал накрывать на стол, когда Кэтлин вернулась из своей комнаты, посвежевшая, с укрощенной дикой гривой и должным образом одетая для работы. Хотя одежда была удобной, она была ей великовата. Хотя это и не беспокоило меня, но она не соответствовала человеческим модным канонам и не подчеркивала ее красивое тело. Я не мог решить, стоит ли вести этот разговор, и особенно беспокоился, что она может неправильно истолковать мои мотивы, побудившие меня заговорить об этом. Часть меня верила, что мешковатая одежда была не только вопросом комфорта, но и способом скрыть ее кажущиеся недостатки.

Я снова наполнил ее пустую чашку кофе, и мы сели есть.

— Спасибо тебе за это. Ты действительно подарок судьбы, — сказала Кэтлин с искренней благодарностью. — Утром я становлюсь настоящей ворчуньей, прежде чем выпиваю кофе и надеваю человеческое лицо.

Я усмехнулся, услышав глупое выражение.

— Пожалуйста.

— Надеюсь, я не слишком громко храпела, — застенчиво сказала Кэтлин, сделав еще один глоток кофе.

— Вовсе нет, — ответил я, забавляясь. — Это самый милый мурлыкающий звук.

— Ты очень добр, — сказала она с сомнением. — Моя сестра говорит, что я храплю как старый двигатель, который вот-вот заглохнет. Время от времени он шипит, останавливается, а затем снова набирает обороты для очередного мучительного раунда.

Я расхохотался. Хотя образ было сильно преувеличен, он не было полностью ложным. Однако звуки, которые она издавала, показались мне милыми.

— Человеческие братья и сестры всегда так жестоки друг с другом? — спросил я, прежде чем положить в рот кусочек яичницы-болтуньи.

— О! В словах моей сестры совсем нет жестокости, — воскликнула Кэтлин, как будто я сказал что-то нелепое. — В лучшем случае, это любящее подкалывание. Веселье за счет брата или сестры — национальный вид спорта. Вы не настоящие сестры, если не подкалываете друг друга при каждом удобном случае. Разве ты не дразнил своих братьев на Лирии?

— Нет, не совсем, — сказал я, очарованный этим знакомством с человеческой культурой. — Семейная ячейка на Лирии совершенно иная, чем у людей. У нас очень мало женщин, которых мы называем Матриархами. Они составляют всего 15 % нашего населения.

— Боже мой! — воскликнула Кэтлин. — Это безумие! Неудивительно, что вам приходится искать пары среди инопланетян.

Я кивнул.

— В среднем, каждая Матриарх выходит замуж за десять Патриархов. Для каждого из нас огромная честь быть избранным Матриархом, — объяснил я. — Естественно, это случается с очень немногими. Никто из моих тридцати четырех братьев и сестер не был выбран. Поэтому, хотя мы знаем нашу мать, мы не знаем, кто из ее супругов является нашим отцом, не то чтобы это имело значение.

— Ого, — сказала Кэтлин, от нее исходило сочувствие, смешанное с грустью. — Мне жаль.

Я усмехнулся.

— Жаль что? Наше общество другое. Стандартная семейная ячейка, подобная человеческой, оказала бы чрезмерное влияние на наше представление о том, какой должна быть семья. Но мы не знаем, в какой культуре окажемся в конечном итоге, — сказал я. — Поэтому для нас важно иметь как можно более чистый разум. Как бы то ни было, я не был одинок, не с таким количеством братьев, с которыми можно поиграть. Все мы, Птенцы, были любимы и окружены нежностью наших Патриархов, а иногда и наших Матриархов.

— Только иногда? — спросила она.

— Да. Лирия — это матриархат. Наши матери заняты управлением нашим родным миром, установлением дипломатических отношений с другими планетами, которые могли бы быть заинтересованы в нас в качестве партнеров, и улаживанием различных договоров и соглашений с различными видами.

— Но не слишком ли сложно растить столько детей-эмпатов? — спросила она, проглотив полный рот своего завтрака.

— Не совсем, — сказал я с улыбкой. — Патриархи растят потомство Матриарха, десять мужчин, разделяющих общее бремя. Как эмпаты, они полностью понимают — и часто предвидят — потребности молодежи. Там, где человеческие родители пытаются угадать, почему их ребенок плачет, наши Патриархи чувствуют и могут с большей легкостью решить эту проблему.

— Ладно, это супер круто, — сказала впечатленная Кэтлин. — Но как только ты спариваешься с кем-то не твоего вида, ты теряешь эту способность?

— Нет. Мы навсегда останемся эмпатами, независимо от того, к какому виду принадлежим, — самодовольно ответил я. — И когда у нас с тобой появятся дети, я смогу точно рассказать тебе, что ты сделала такого, из-за чего наши дети закатили истерику.

— Подожди, что?! Почему я? — воскликнула она, притворно возмущенная. — Если что, Ворф будет нести ответственность.

Я фыркнул, прежде чем кивнуть.

— Вероятно, это тоже будет правдой.

Часы Кэтлин запищали.

— Черт возьми, мне нужно идти на работу, — сказала она, нахмурившись. — Что ты собираешься делать со своим временем? — спросила она, и на ее лице появилось виноватое выражение.

— Я узнаю больше о том, что выяснил от тебя прошлым вечером, теперь, когда я, наконец, получил больше представления о том, что тебе нравится, — сказал я с улыбкой.

— О, хорошо. Я действительно ужасная хозяйка и плохой организатор, — добавила она со смущенным выражением лица. — Мама серьезно отреклась бы от меня. Я постараюсь вернуться и пообедать с тобой.