Победу Тамара встретила в Геленджике, где уже сама учила топографов из Грузии навыкам разминирования. Ребята устроили веселый фейерверк из припасенной на этот случай взрывчатки. Над тихим городком загремели мирные взрывы.

Мария Алпатская, Татьяна Белогруд, Матрена Бельская, Лидия Безбородова, Раиса Польская, Вера Купова, Елизавета Купова, Раиса Кизилова, Антон Кукушка – 1919-1929 годов рождения. Они шли туда, где притаилась смерть. Не думали о величии своей миссии, да и наград им за то не вручали. Кто были эти худенькие девчата и юноши в сравнении с бравыми усачами-гвардейцами? Неосознанно шли они на подвиг, и мир о нем едва ли узнает, но они его все-таки совершили. Теряя свои жизни, сберегли сотни, тысячи других.

До недавнего времени Тамара Владимировна Прасолова возглавляла секцию минеров в Новороссийске. Теперь она с трудом передвигается по комнате, ноги совсем не ходят. Война, кажется, догнала ее одним из своих последних осколков…

Новороссийские новости, 04.03.2005

Автор: Соня Ланская

Жительнице Новороссийска Елене Ерастовне Винник воевать не довелось. Но к войне у нее собственный счет: шестнадцатилетней девчонкой увезли ее в товарном вагоне с такими же, как она, сверстниками в самое вражье логово – Берлин. На работу. Там и прошли несладкие юные годы…

…Война застала Лену в Батайске, небольшом городке под Ростовом-на-Дону. Отца Лены репрессировали, мать осталась с тремя детьми на руках и пыталась как-то выживать.

Лену посылали в Ростов пешком – на рынок, не затихавший даже в дни бомбежек. Купив у батайских крестьян съестного подешевле, девочка меняла в Ростове продукты на вещи, а уж их – опять на яйца, муку, масло… В торговле Лена была удачлива, так что семья, по крайней мере, не голодала. Но такие походы километров по десять в одну сторону, через лиман, по дороге, на которой уже хозяйничали оккупанты, были небезопасны.

Обычно Лена опасливо отходила подальше, когда мимо проносились немецкие машины и мотоциклы. Но однажды, притомившись, отскочить не успела. Тяжелый немецкий мотоцикл ударил ее, сильно поранив ногу. Девочка еле добралась в тот день до дому…

А вскоре немцы объявили о наборе молодежи (кому исполнилось 16 лет) на работу. Якобы рыть окопы под Ростовом. Молодежи велели взять с собой минимум вещей: домой предполагалось вернуться через несколько дней. Накануне отъезда матери приснился сон: будто корову-кормилицу со двора выгнала. Сон оказался вещим, дочку-кормилицу забрали и увезли неведомо куда.

Нога у Лены сильно болела, воспалилась, однако немецкий доктор, осмотрев рану, все равно сказал: «Гут!». Рану засыпали каким-то порошком, видимо, стрептоцидом, и нога в самом деле зажила прямо в дороге.

Парней и девчат везли в товарняке, изредка выгоняя где-нибудь в степи или на полустанках – «в туалет». Одна из девушек, Мария, все подбивала бежать. Но бежать было страшно, ведь даже по нужде ходили под дулами автоматов.

В немецкой столице работать определили на завод «Alkett», выпускавший танки и самоходки. Свой берлинский барак Елена Ерастовна помнит до сих пор. Да его и захочешь – не забудешь. Нары с матрацами, набитыми соломой, в холода – по брикету угля на ночь. По утрам – одна булка хлеба на несколько человек, немножко чая и 15-20 граммов маргарина. На заводе варили еще баланду из брюквы. Ее вонь разносилась далеко по округе. Изредка по воскресеньям баловали – давали шпинат и даже (!) мясо.

А вот через дорогу от русских бараков был лагерь для итальянцев. Их жизнь была значительно легче. Итальянским рабочим даже посылки с родины приходили. У русских ребят и девчонок слюнки текли от запаха спагетти.

Впрочем, и нашим иногда везло: девушек брали на выходные жены немецких мастеров – потаскать уголь, убрать дом. Повезло и Елене. Белокурую девушку брала к себе одна фрау. И как ни странно, работой не нагружала – жалела. Накормит, что-нибудь даст из одежды. Лена кое-как уже говорить по-немецки умела, а где слов не хватало, там шли в ход жесты. И как-то раз она спросила добрую женщину, в чем причина такого ее отношения к русской девчонке. Немка объяснила: сын на фронте. Он там голодает, может, и ему кто-то поможет в трудную минуту. Фрау расспрашивала, как у русских налажен быт. А нашим все тогда было в диковинку, даже типичный берлинский многоквартирный дом. Внизу в нем устроена была прачечная – со стоками, огромными котлами, в которых вываривалось и крахмалилось белье. Лена не хотела ударить в грязь лицом перед немкой и говорила: да, у нас тоже так…

На заводе приходилось от звонка до звонка вытачивать какие-то детали. Некоторые немецкие рабочие не были лишены чувства сострадания. Бригадир, немолодой хромой немец, потихоньку подкладывал русским в рабочую тумбочку бутерброды.

Разговаривать на заводе с остарбайтерами немцы избегали, боялись гестапо. Но по их поведению можно было догадаться, как там дела на фронте. Однажды в огромном цеху собралась толпа немцев, бурно что-то обсуждая. Из их разговора стало понятно: в Сталинграде сдался фельдмаршал Паулюс. После того случая немецкие рабочие немного осмелели и даже показывали русским свои газеты со словами: «Гитлер капут!».

Но в положении узников события на далеком фронте ничего не меняли. Как-то раз несколько ребят ночью переправились через речку неподалеку от бараков собрать в поле чего-нибудь съестного. Их обнаружили и расстреляли прямо на месте. Тела убитых долго еще лежали у реки.

Наладив таким образом дисциплину, охрана стала иногда отпускать русских рабочих за пределы лагеря. Так повидали наши девчонки и Александер-плац, и Унтер-ден-Линден. Даже фотографировались там. Некоторые из этих снимков сохранились у Елены Ерастовны, хотя многое, возвращаясь в СССР, пришлось уничтожить: запросто можно было немецкий лагерь сменить на Колыму или Караганду.

22 апреля 1945 года началась страшная бомбежка. Советские войска штурмовали Берлин. Немцам было уже не до остарбайтеров, бараки никто не охранял. Первые советские солдаты, прорвавшиеся на окраину Берлина, сказали девчонкам: бегите из города куда-нибудь подальше, сейчас здесь будет кромешный ад!

– И мы с маленькими узелочками подались по дороге, – рассказывает Елена Ерастовна. – Из немецких фланелевых штор для светомаскировки мы сшили себе шаровары и были очень похожи друг на друга и приметны: русские, но не по-русски одеты. А навстречу нам танки с красными звездами и русские солдаты. Видят нас и… обзывают. «Немецкие суки» и все такое. Обидно было прямо до слез. Мы им отвечали: что ж вы нас не защитили, врагу оставили? Одна девушка даже стихи написала, ответ освободителям.

Когда бои стихли, вчерашних узников не спешили отправить домой. Им снова пришлось оказаться на тех же заводах. Только теперь – демонтировать оборудование и складывать в огромные ящики. Станки, машины, целые заводы отправляли в Советский Союз.

– Меня назначили бригадиром, – продолжает Елена Ерастовна. – А еще я собирала и разносила почту. Все ждала какую-нибудь весточку из дома. Всем пишут, а мне – нет. Я уж думала, погибли все. И вдруг радость: письмо от папы пришло, он дома, ждет меня! Только нас все не отпускали.