Что же за источники живительные питают такое крепкое дерево?
" … И светлая грусть от невозможности вновь испытать чувства откипевших дней"
Одну из книг Георгий Георгиевич посвятил Любови Илларионовне Чернявской-Савенковой, своей матери. Перед этой женщиной он преклонялся всю жизнь, и до сей поры она для него более жива, чем многие иные, прошедшие длинной чередой мимо …
– Мама у меня была учителем учителей. Более 50 лет она отдала просвещению, основала первую школу в селе Благовещенском. Отец – не менее уважаемый человек, радиоинженер, строил радиостанции в Поти, Керчи, Новороссийске, на Тамани, в Грозном, Орджоникидзе, Самарканде, Бухаре… Чтобы представить масштаб этой личности, стоит вспомнить один эпизод. Году в тридцать втором или тридцать третьем на американском судне по выходе из порта обнаружили серьезную поломку радиостанции. Ни в одном из портов захода в Португалии, Испании, Италии аппаратуру отремонтировать не смогли. В Поти обратились к отцу. Четыре дня он корпел над приборами и все-таки добился результата. Капитан, благодаря русского умельца, сказал, что такие специалисты нужны Америке. Отец же ответил, что еще больше такие специалисты нужны своей Родине. ·
Или другой факт: отца звали в состав экспедиции Папанина, чтобы иметь надежную связь с землей. Мама тогда молодая была, не хотела одна оставаться и отговорила отца ехать. "Тогда хоть посоветуйте, кого взять", – попросили его. И отец порекомендовал взять Эрнста Кренкеля. Из той экспедиции Кренкель вернулся Героем Советского Союза, одним из первых в стране. Долго после этого отец подтрунивал над мамой по этому поводу…
Вообще между матерью и отцом были очень теплые отношения. Я не помню, чтобы он когда-то повысил голос на нее или на детей. Мама, правда, следовала иной методе, считала, что за одного битого двух небитых дают.
Вот я думаю, откуда у меня такая тяга к книгам, стихам. Да мы впитывали это самым естественным образом, от отца и матери, а те – от своих родителей. Папин отец (кстати, фамилия его была Савенко, это мне уже по ошибке в документах букву добавили) был купцом первой гильдии в Екатеринодаре и почитал за главное дать сыну образование. Да и трудолюбия родителям было не занимать. Когда мы жили в Благовещенском, мама и папа помимо преподавания еще и хозяйство вели: огород, куры, гуси. И нам с братом Николаем поручалось за всем ухаживать. Из школы придем, и один – на кухню, другой – во дворе хозяйничать. На другой день меняемся. Родители с работы придут, а у нас уже и борщ сварен, и второе, хлебушек нарезан и салфеточкой прикрыт.
Такая вот закалка. Так что и сегодня не всякая хозяйка со мной на кухне посоревнуется. У меня – чистота и порядок. Приготовить могу самые замысловатые блюда.
"Поговори со мною, братик… "
Так назвал Савенков книгу, посвященную брату Коле. К нему у Георгия Георгиевича особое чувство. Хотя Георгий был младшим, но заводилой во всех начинаниях был все-таки он. Поэтому очень огорчился, когда Коля уже пошел в школу, а он – еще нет. И – тоже пошел, только сел за последнюю парту. Учительница заметила лишнего ученика. "Чей это братик?" – строго спросила она. Коля признался и попросил: "Только не прогоняйте". "А ты будешь в точности исполнять все вместе с другими?" – обратилась учительница уже к Жоре. "Буду", – ответил пятилетний малыш. "Тогда что ж ты так далеко сидишь?". Сел Жора рядом с братом да так вместе с ним и школу закончил.
А потом пришла война. Отец и брат отправились на фронт. А Георгий опять возрастом не вышел и… опять добился своего.
И отец, и брат погибли. Уже в наши дни Георгий Георгиевич предпринял серьезные исследования, чтобы отыскать следы брата. Погиб он под станицей Крымской, и уцелеть в тех боях не было практически никакой возможности. Молодые курсанты держали врага перед своими окопами целых пять дней и все в той земле остались.
– Такое вот горе свалилось на нас с мамой, – вспоминает Георгий Георгиевич, и словно тень наплывает на его глаза…
Младший Савенков, несмотря на юные годы, испил всю чашу солдатских трудов до дна. Москву оборонял, под Керчью дрался, Сапун-гору штурмовал – и так до конца, до Победы. Вернулся молодой фронтовик с инвалидностью, но не расслабился, а делал, как и сейчас, все наперекор. Закончил три вуза, работал … Личная жизнь вот не задалась. Мама умерла в 77-м. Вот тогда и окружило его одиночество. То самое одиночество, которое одних ломает, а у других выковывает характер еще более сильный. У Георгия Георгиевича как раз этот случай.
"Война всегда тлеет где-то рядом"
На презентации книг Георгия Георгиевича один из гостей, отмечая бойцовский характер юбиляра, сказал именно эту фразу. Ему и сегодня нипочем выйти вместе с молодежью на митинг, встать в пикете, протестуя против варварского уничтожения уникальных островков заповедной природы Южной Озерейки, Утриша. А те, кто купились на сладкие обещания нефтяных магнатов и остались у разбитого корыта, теперь кусают локти, жалеют, что гнали "зеленых", – да поздно.
А вообще-то интерес к морю, к природе морской у Савенкова абсолютно естественный. Военным моряком бывал он и на Чукотке, и в дальневосточных морях, и в Красном, и в Средиземном, а вот лучше нашего Черного моря не знает ничего. Георгия Георгиевича называют профессором рыбалки, но я бы назвала его, скорее, поэтом и естествоиспытателем одновременно. Ибо научный подход в его книгах о Черном море сочетается с великолепными образными сравнениями, на которые способен человек с чуткой, романтической душой. Вот каким он видит самого себя на рыбалке: "Удивительный спектакль разыгрывается на натуре, где ты и автор, и режиссер, и герой". А еще "Брюлловым ухи и поварешки" называет.
Ясно, что такие вещи – не из разряда мелких увлечений. Вот благодаря этой страсти рыбацкой и пришла впервые мысль о книге. Изучив соответствующую литературу, Савенков обнаружил: о Черном море, по существу, практически ничего нет. Только отдельные и весьма скромные сведения. По крупицам собирал Георгий Георгиевич информацию о каждой из черноморских рыб, нередко сам отправлялся в маске и ластах наблюдать за повадками морской живности. Выловив рыбку, клал ее на стол и подробнейшим образом зарисовывал. Все иллюстрации, напомню, выполнены в книге о рыбалке им собственноручно.
Наблюдая жизнь моря, он не мог не заметить изменений, произошедших с ним за последние десятилетия. Прекрасный, но хрупкий мир разрушается, и скоро может быть навсегда утеряно даже представление о нем. Тревога эта не дает покоя. Ведь тот, кто не прочувствовал всю красоту подводной стихии, не способен оценить ее в полной мере. Читателям своим Георгий Георгиевич дает возможность понять, что Черное море – это наше море, наше национальное достояние и наша честь. Он призывает сохранить его хотя бы в том испорченном уже состоянии, в котором оно находится сейчас, – в надежде, что природа, если дать ей отдохнуть, восстановит силы. Но с каждым годом у моря все меньше шансов на выживание. Несмотря на многочисленные заверения в надежности техники, аварии продолжаются, в море выбрасываются многие тонны нефтепродуктов, неочищенных сточных вод. А катастрофа на Шесхарисе, произошедшая три года назад, нанесла природе нашего побережья вообще страшный урон. Война безжалостной техногенной цивилизации не тлеет, – она грохочет вовсю.
