Энергия. Срочно нужна была энергия. Восстановление – любым возможным способом.
Да.
Точно.
Был еще один способ насытить шейда.
Поцелуи. Ласки. Близость.
Голод – уже совершенно иной, телесный голод – накрыл с головой. Серебряное пламя спустилось ниже. Низ живота потянуло острым, неприятным спазмом.
Никогда прежде я не хотела секса так неистово, так яростно и слепо. Все равно где, все равно с кем – лишь бы сейчас. Волна дикой, животной, необузданной страсти захлестнула меня.
Шейд хотел жить.
Он хотел…
Чутье шейда безошибочно отыскало его посреди творящегося вокруг хаоса. Шейдер. Чистокровный. Вольный – моя вторая сущность чувствовала его шейда, никогда не знавшего литианского блокиратора. Казалось бы, что могло быть естественнее, правильнее, лучше…
«Не тот».
Но что-то мешало.
Он был не тем. Не подходил. И тот, высокий, что метался в толпе около покосившегося дома, тоже. И те, что помогали разгребать завалы. И двое, что выглянули из переулка, привлеченные зрелищем оглушенной полураздетой феммы, бесцельно бредущей по полуразрушенному семнадцатому. О, они абсолютно точно были не теми, и шейд, даже истощенный до предела, не хотел иметь с ними ничего общего.
Поздно.
– Ты в охоте, детка? – Один из маннов схватил меня за руку, затаскивая в темный проулок. – Сейчас, сейчас.
Никакого «сейчас»! Я ощерилась, как дикая тварь, готовая броситься при первой же попытке не того шейдера распустить руки. Уж на то, чтобы порвать обидчиков, у нас с серебристой сущностью энергии точно хватит.
«А потом можно и сожрать…»
– Понял, понял!.. – Манн отшатнулся, поднимая руки. – Тише, детка, успокойся… Не хочешь, не надо.
«Надо».
Но не так. Не с ним.
Опасливо пятясь, шейдеры затерялись в толпе. С трудом выпрямившись, я двинулась дальше, подгоняемая голодом. И вдруг…
«Тот».
Он был рядом – дуальный черный шейд – мощный, притягательный, горячий. Единственный, кто был так нужен мне для восстановления жизненной энергии.
– Сола…
Я еще не успела повернуть голову, еще не видела его лица, но шейд безошибочно узнал дуала за мгновение до того, как тот, преодолев одним прыжком половину улицы, заключил меня в крепкие объятия. Я почувствовала прилив сил от одного лишь его прикосновения.
Но нам нужно было больше. Куда больше.
– Хави…
Что-то холодное и мокрое капнуло на плечи, на нос. Начинался дождь… Нет, не совсем дождь. Я задрала голову вверх, щурясь от крупных капель, падавших все чаще и чаще, и увидела сквозь низкие клубы дыма силуэты пожарных ховеров. Наконец-то…
На плечи, укрывая от рукотворного дождя, опустилась неизвестно откуда взявшаяся у Кесселя форменная полицейская куртка. Хавьер прижал меня к себе, обнял за плечи. Толпа обтекала нас, спеша в укрытия. У проулка остались только мы и переминавшиеся позади нор-ры. Кажется, те самые, что нашли меня на мусорной куче.
– Хави… – Я вцепилась в ворот его футболки, шалея от терпкого запаха и близости манна. – Надо… сейчас.
– Я чувствую, – повлек он меня за собой. – Потерпи немного.
Не было у меня этого немного. И сил искать укромное, уединенное и сухое место тоже не было.
Мне нужен был Хавьер. Здесь. Сейчас.
– Сола… – Кессель не сопротивлялся, когда я, толкнув в грудь, прижала его спиной к темной стене проулка. Руки зашарили по мускулистому телу шейдера в поисках ремня. – Стой. Стой.
– Не могу… – Он был готов, я не могла не чувствовать этого. Готов… для меня. – Хави…
Быстрее, быстрее.
От гормонов, вброшенных в кровь моей второй сущностью, темнело в глазах и подкашивались колени. Пряжка поддалась легко, но дождь, хлеставший с небес, мешал быстро избавить манна от одежды. Добраться. Ощутить его длину и твердость под пальцами, а после – в себе.
– Стой, мелочь! – Хави все-таки удалось перехватить мои руки. – Я сам.
Но вместо того, чтобы раздеться и заняться наконец делом, он подхватил меня под ягодицы, подсаживая на невысокий козырек полуподвальной крыши. Мои широко разведенные бедра оказалась вровень с его лицом.
– Нет… не… так…
Но возмущение быстро пропало, сменившись стоном, когда язык Хави коснулся меня, когда губы, горячие и жадные, обхватили чувствительную кожу, а зубы чуть прикусили мою плоть, отчего все внутри взорвалось фейерверком удовольствия. Я прижалась к Кесселю, бесстыдно закинув ноги ему на плечи, пальцы впились в край крыши.
Прямо сейчас меня не волновало ничего – ни дождь, ни шум, ни возможные зрители… хотя вряд ли кто-нибудь решился бы заглянуть в полутемный переулок, когда у половины разрушенного района были дела поважнее. Ничто не имело значения. Важен был только он, Хавьер Кессель – мой манн, мой дуал, – и то пьянящее, невероятное чувство связанности, которое нарастало внутри, когда шейд Хави щедро делился энергией с моим серебристым шейдом.
– Да… да… еще…
Его руки скользнули вверх, обхватывая мои груди. Он ласкал меня и сверху, и снизу, прикасался ко всем чувствительным точкам сразу, и все, что я могла, – хрипло стонать его имя, захлебываясь от капель дождя, переполнявшей тело серебристо-черной энергии и чистого удовольствия, такого острого и безумного, какое я не испытывала никогда прежде.
– Хави… Хави…
Удовольствие пронзило тело мощным электрическим разрядом. Я выгнулась дугой в крепких руках и закричала уже в голос, бессвязно умоляя Хави не останавливаться, а продолжать, продолжать, продолжать…
Это было невероятно – сильно, ярко, – но все равно недостаточно для шейда, только что пережившего полную трансформацию.
Нужно было еще, еще, еще.
Желание вновь разгоралось во мне.
– Хави…
Я подалась к нему, соскальзывая с края, каждым движением намекая, что хочу большего, – и он уступил. Ладони легли под ягодицы, опуская меня ниже, прижимая к горячему мокрому телу. Я ощутила его жар, его пульсацию – и вновь не смогла сдержать стона. Одно движение…
Он не заставил меня ждать, изнывая от неудовлетворенной страсти и пустоты там, где должна была ощущаться желанная, чудесная наполненность. Хави ворвался в меня – резко и голодно, – одновременно впиваясь в губы жадным поцелуем. И этого оказалось достаточно, чтобы вновь бросить меня на самый пик, а после еще дальше за грань удовольствия, нарастающего с каждым мощным толчком.
– Да! Да! Хави…
– Моя… моя…
Хави прижал меня к стене. Два шейда сплелись в один плотный клубок, сверкающий ярче солнца. Их пульсация, особенно яркая и ощутимая там, где сливались наши тела, разгоралась и разгоралась, пока не стала совершенно нестерпимой для нас обоих. Мы были переполнены силой, энергией, друг другом до самых краев. И когда уже выносить это напряжение стало совсем невозможно…
– Мой… Хави!
– Сола!.. Моя, только моя…
Мы достигли пика одновременно, вжавшись друг в друга так плотно, что ни одна капля не проскользнула бы между наших тел. А потом выдохнули, тяжело дыша, чувствуя, как медленно возвращаются ощущения реального мира – полутемного переулка, отдаленного гудения ховеров, холодных капель. Струи искусственного дождя стекали по его спине и моим плечам, дразня чувствительную кожу, скользили по губам, припухшим от поцелуев.
– Сола!.. – Хави потерся носом о мою щеку. – Моя Сола. Никому никогда не отдам, никогда больше тебя не потеряю.
– Никогда больше, – откликнулась я эхом, прикусывая мочку его уха, оказавшуюся так соблазнительно близко, – игриво, но без прежней безумной страсти. – Ты мой. Только мой.
– Согласен.
Он попытался поставить меня на землю. Не лучшее решение. Хоть шейд и чувствовал себя полным сил, тело после всего пережитого было ватным и категорически отказывалось держаться на ногах. Да что там держаться – вообще пребывать в сознании…
– Похоже, я совсем измотал тебя, мелочь, – усмехнулся Кессель, подхватывая меня на руки.
– Кто кого измотал, это еще выяснить надо, – пробурчала я, удобно устраиваясь в его объятиях. – А после провести контрольную проверку.