— У Поля Дессе один слой обороны в его построении, — нервно отвечал первый министр, раздраженный тем, что этот тугодум Джонс не понимает очевидных вещей. — Он максимально растянул корабли по пространству, опасаясь окружения, и даже не удосужился вывести навстречу свою передовую группу, чтобы хоть как-то смягчить наш первый навал. Птолемей говорил быстро, с жаром, словно стремясь убедить не столько собеседника, сколько самого себя. Он упивался своей мнимой прозорливостью, видя в действиях противника лишь проявления слабости и страха.

— Поэтому мы атакуем немедленно, всеми имеющимися силами. Обладая тотальным численным перевесом, союзный флот рано или поздно прорвет эту тонкую «линию» обороны Дессе и зайдет ему в «тыл»… — продолжал разглагольствовать Граус, все больше распаляясь и повышая голос. В его глазах горел фанатичный огонь, а на губах играла торжествующая улыбка. Казалось, он уже видел себя победителем, триумфально въезжающим в столицу на белом звездолете.

— Кстати, почему данного адмирала называют «Северным Лисом»? Если это прозвище дано Павлу Петровичу за его хитрость и тонкий нюх в планировании боевых операций, то это явное преувеличение. Старик очень предсказуем в своих действиях, которые сумел просчитать, даже я, абсолютно гражданский человек, не имеющий специального военного образования… — продолжал ерничать первый министр, откровенно издеваясь над противником. Его переполняла спесь и самоуверенность. Он не желал признавать ни заслуг, ни талантов своего визави, считая того жалким трусом и недотепой.

— Я знаю адмирала Дессе и его тактику в секторе сражения достаточно, чтобы не согласиться с вами, сэр, — дипломатично ответил Илайя, удивленный недалекостью и легкомысленностью рассуждений первого министра. Вице-адмирал лишь покачал головой, поражаясь тому, как быстро власть и вседозволенность развращают людей, лишая их разума и осторожности. Он понимал, что спорить дальше бесполезно — Птолемей уже все решил и не отступится от своего безумного плана.

— Вот сейчас и проверим, кто из нас прав, мистер Джонс, — пожал плечами Птолемей и объявил о начале общего наступления… Его голос разнесся по эфиру, вселяя в сердца одних — уверенность и предвкушение скорой победы, в сердца других — тревогу и обреченность. Военная машина, запущенная безрассудным приказом, пришла в движение…

Первыми пошли в атаку на врага сводные имперские дивизии Птолемея. Их, как командующий авангардом, повел лично вице-адмирал Джонс. Сто с лишним крейсеров и линкоров огромной волной накатились на своих, некогда бывших товарищей по оружию, теперь сражающихся по другую сторону. Силы, и атакующего, и обороняющегося флотов в данный момент времени оказались примерно равными. Две армады сошлись в смертельной схватке среди холодных и безжизненных просторов космоса. И те, и другие были полны решимости биться до последнего корабля, до последнего человека…

У подразделений Павла Петровича Дессе было преимущество в более удачном расположении кораблей, так как они стояли в «глухой» обороне, прикрывая друг друга и успевая перегруппировываться внутри построения в зависимости от направления удара того или иного «конуса» атакующей стороны. Это был классический пример грамотно выстроенной эшелонированной обороны. Тяжелые линкоры и крейсера, словно неприступные бастионы, составляли костяк боевых порядков. За ними скрывались более легкие и маневренные корабли, готовые в любой момент ринуться в контратаку или прикрыть брешь, образовавшуюся в строю.

У наступающих подразделений не было такой возможности для перегруппировки, сжатые в плотные «клинья», они не могли так же быстро маневрировать, и менять направление, как это делали корабли, вытянутые в оборонительную «линию». Это было главным недостатком ударных построений. Стремясь нанести противнику максимальный урон в кратчайшие сроки, они вынуждены были концентрировать силы в нескольких точках, лишая себя гибкости и возможности быстро реагировать на изменения обстановки. Любая заминка, любой промах грозил обернуться катастрофой — попав под перекрестный огонь, плотные формации атакующих рисковали быть стертыми в космическую пыль в считанные минуты…

В том числе и поэтому первая волна атаки флота Птолемея Грауса не привела к какому-либо положительному для них результату. «Желто-черные» имперские дивизии, так и не сумев пробить порядки «Лиса» Дессе, отошли назад на безопасное расстояние для восстановления мощностей своих энергополей, что они растеряли от заградительного огня «северян».

Когда противники подсчитали потери, оказалось, что атакующие, как ранее и предсказывал сам же первый министр в разговоре с командующим своего авангарда, потеряли в два раза больше кораблей и общих характеристик, чем обороняющиеся. Это был тяжелый удар по самолюбию Птолемея. А ведь стоило лишь прислушаться к голосу разума, стоило лишь взглянуть на вещи трезво — и всего этого можно было избежать.

— Не давайте им времени восстановить поля и собственные порядки! — тут же связался с Птолемеем, вице-адмирал Джонс. Его голос звучал резко и отрывисто, а на лице застыло выражение мрачной решимости. Он понимал, что сейчас решается не только исход сражения, но и возможно судьба всей кампании.

— Теперь уже поздно горевать о погибших кораблях… — продолжал американец, глядя прямо в глаза первому министру. — Каждая потерянная минута приближает нас к поражению. У «северян» достаточно сил, чтобы держаться хоть до скончания времен. Наш единственный шанс — задавить их числом, не давая передышки. Иначе все жертвы окажутся напрасными.

Первый министр сомневался.

— Сразу же посылайте вторую волну на врага! Только в непрекращающихся навалах сейчас залог нашей победы… — подытожил Джонс, всем своим видом давая понять, что не потерпит дальнейших колебаний и промедлений.

Птолемей, послушавшись совета Илайи, приказал теперь адмиралам-князьям вступить в битву. Это было непростое решение для первого министра. С одной стороны, аристократы составляли костяк его политической опоры, и ссориться с ними было чревато. С другой — он понимал, что без их помощи шансы на победу стремятся к нулю. А победа сейчас была для Грауса превыше всего…

Практически уже личные, частные дивизии имперских вельмож: а именно Никиты Львовича Трубецкого, великого князя Михаила Романова и графа Салтыкова наступали не таким сомкнутым строем, как перед этим авангард вице-адмирала Джонса, но они были сейчас со ста процентными характеристиками и также подавляли своей численностью. Почти сто боевых вымпелов ударили по дивизиям Павла Петровича Дессе, и этот удар оказался куда более сильным, чем первый…

«Линия», состоящая из «бело-синих» дивизий, нехотя изогнулась, но и сейчас сумела выдержать этот мощнейший удар. Казалось невероятным, что столь растянутое и ослабленное построение сможет устоять. Но «северяне» в очередной раз доказали свою стойкость и мастерство. Искусно маневрируя и прикрывая друг друга огнем, они смогли погасить инерцию вражеского натиска, не допустив прорыва своих порядков.

Наши храбрые на словах князья, как только осознали, что слой построения противника ни в одном из мест не удалось прорвать, не желая умножать потери в своих частных эскадрах, которые они так рьяно формировали весь прошлый месяц, сразу снизили накал атаки и продолжали сражаться куда менее яростней, чем несколькими мгновениями ранее…

Это был постыдный и малодушный поступок. Едва столкнувшись с серьезным сопротивлением, эти надменные вельможи сразу же пошли на попятную, позабыв о долге и чести. Их больше заботила сохранность собственных кораблей и экипажей, на оснащение и обучение которых были потрачены огромные средства, чем достижение общей победы. Они не желали рисковать своим добром ради какого-то там первого министра и его амбиций. Пусть другие проливают кровь и несут потери, а им и так хорошо…

В итоге, через тридцать стандартных минут ближнего боя вторая волна «желто-черных» дивизий откатилась на прежние рубежи, также, не достигнув никакого результата. Несмотря на свое численное и техническое превосходство, имперцы так и не смогли добиться решающего успеха. Все их атаки разбивались о несокрушимую стену из кораблей и людей, готовых стоять до последнего.