Эти простые на первый взгляд детали имели огромное значение. Единая нумерация и цветовая кодировка позволяли четко отслеживать положение и статус каждой боевой единицы, мгновенно передавать приказы и координировать действия сотен кораблей. А бело-синие знамена стали зримым воплощением единства и боевого братства, напоминая каждому космоморяку и космопеху, за что и под чьим командованием он сражается.
Павел Петрович, облаченный в парадный мундир со всеми регалиями, несмотря на усталость, продолжал совещаться с ближайшими соратниками. Его лицо было сосредоточенным и суровым, но в глазах горела непреклонная решимость и вера в победу.
— Господа, — негромко, но твердо произнес адмирал, обведя взглядом присутствующих. — Я знаю, через что всем нам пришлось пройти, чтобы оказаться здесь и сейчас. Знаю, скольких друзей и боевых товарищей мы потеряли. Но я также знаю, что судьба дала нам шанс покончить с этим гражданский противостоянием, раздирающим нашу Империи, раз и навсегда. Шанс не только отомстить, но и подарить будущее нашим детям и внукам. Ради этого стоит сражаться и умирать. И я верю, что вместе мы сможем победить. Потому что правда и справедливость на нашей стороне…
…Несколько суток противоборствующие стороны усердно готовились к решающему сражению. Наш флот значительно уступал флоту первого министра в численности и поэтому Павел Петрович Дессе вынужден был максимально растянуть свой строй. Это было вынужденное, но необходимое решение. Имея всего сто шестьдесят вымпелов против четырехсот с лишним у противника, «Лис» не мог позволить себе сконцентрировать силы в одной точке.
Командующий сделал это для того, чтобы попросту не быть окруженным, однако такое «тонкое» в один слой построение было очень слабым для эффективного отражения массированного удара сотен вымпелов Птолемея Грауса. Растянутые на многие километры боевые порядки, лишенные глубины и резервов, легко могли быть прорваны сосредоточенным ударом тяжелых кораблей первого министра.
В резерве у себя адмирал Дессе оставил лишь 1-ю «ударную» «бело-синюю» дивизию, не путать с 1-ой «ударной», которая по-прежнему входила в состав Балтийского флота, усиленную кораблями, которые привел к нему я. Эта дивизия, сформированная из лучших экипажей и новейших кораблей, должна была стать последним козырем Павла Петровича. Также в резерве находилась и 12-ая «линейная» дивизия Доминики Кантор.
Мы пока с Доминикой лично не виделись, я решил, что в такой ответственный момент нужно поставить наши отношения на паузу. Сейчас было не время для личных чувств и привязанностей. На кону стояло слишком многое, и малейшая ошибка, вызванная эмоциями или потерей концентрации, могла стоить тысяч жизней. Наш долг как офицеров требовал абстрагироваться от всего, кроме долга и чести. Личные дела могли подождать.
Сначала разберемся с первым министром и его союзной эскадрой, а сама Доминика пусть расставить точки в отношениях с крестным… Непростой выбор встал перед девушкой. Я понимал, через что ей приходится проходить, но также знал, что Доминика достаточно сильна духом, чтобы принять единственно верное решение…
Ладно, вернемся к более насущным делам… Птолемей видя, что боевые порядки «Лиса» состоят всего из одной «линии», решил сразу же перейти в наступление. Самоуверенность и высокомерие первого министра сыграли с ним злую шутку. Недооценив противника и переоценив свои силы, он жаждал одним мощным ударом покончить с ненавистным врагом. Четыре сотни кораблей, собранные в кулак, должны были одним махом смести растянутые порядки «северян», разметав их жалкие силы по просторам космоса. План Грауса был прост и очевиден — навалиться всей массой и задавить числом.
Илайя Джонс, который в тот момент находился на прямой связи с командующим коалиционных сил, не советовал тому так безрассудно и без разведки боем идти в полномасштабную атаку. Американский вице-адмирал, опытный и хитроумный, чуял подвох в кажущейся слабости противника. Он подозревал, что за подобным построением может крыться ловушка или военная хитрость, и настаивал на более осторожном подходе.
— Давайте сначала измотаем дивизии Дессе малыми наскоками, которые ослабят флот «Лиса», а также укажут нам на самые ненадежные его соединения в данном построении, — говорил американец, Птолемею. — Серия коротких, но мощных атак на разные участки вражеской линии позволит нам прощупать ее на прочность, выявить уязвимые точки и заставить «Лиса» раскрыть свои резервы…
Птолемей сохранял молчание.
— Так мы обескровим нашего противника и выявим слабые места в его обороне, а уже потом навалимся всем числом и разбросаем корабли «северян» по космосу… — продолжал увещевать Джонс своего несговорчивого патрона. — Необходимо заставить Дессе первым пойти ва-банк и втянуться сражение в невыгодной ситуации. Тогда наша победа будет неизбежна…
— Мы превосходим флот Дессе по всем параметрам, в этом сомнений никаких, — уверенно ответил на это Птолемей Граус, указывая на цифры своих и вражеских кораблей. — Численность, огневая мощь, качество техники — все говорит в нашу пользу. С таким подавляющим перевесом на нашей стороне нет нужды в излишних ухищрениях и тонкостях. Грубая сила и массированный натиск решат исход боя…
— Подождите, сэр, — пытался остановить первого министра Илайя…
— Если я начну атаковать его «линию», каждый раз небольшими силами, то в каждой такой атаке буду терять в несколько раз больше вымпелов, чем обороняющаяся сторона. Это вы прекрасно знаете, вице-адмирал, это закономерность… — продолжал настаивать первый министр. — На узких участках фронта огневая плотность защитников всегда будет выше. Фокусируя весь огонь на атакующих, они смогут наносить нам несоразмерные потери. И эти потери будут тем больше, чем меньше сил мы будем привлекать для каждого удара. При этом может статься, что мы вообще не выявим слабых мест в построении «Лиса» Дессе, зато сами понесем очень большие потери. Вице-адмирал Джонс, стратегия прощупывания и изматывания противника хороша, когда силы примерно равны и командующий не уверен в своем превосходстве. Но когда ты заведомо сильнее врага, подобная осторожность лишь развеет твой перевес и затянет сражение. Нет, мы должны действовать решительно — собрать армаду в кулак и одним страшным ударом покончить с этим самозванцем и бунтовщиком!
— Потери в кораблях в любом случае будут серьезными, — не отступал Илайя Джонс, пытаясь переубедить первого министра не рубить с плеча. В его голосе звучала неподдельная тревога и озабоченность. Как опытный космофлотоводец, он понимал, что безрассудная атака на подготовленную оборону противника, пусть и ослабленную, грозит обернуться катастрофой. Сотни кораблей и тысячи жизней могут быть потеряны в одночасье, если не подойти к делу со всей тщательностью и осмотрительностью.
— Господин первый министр, вы назначили меня своим помощником и начальником авангарда, зачем, если не слушаете моих советов? — продолжал настаивать американец, глядя прямо в глаза Граусу. В его взгляде читалась решимость отстаивать свою точку зрения до конца, даже если это будет стоить ему должности или расположения начальства. Преданность делу и профессиональная честь были для Джонса превыше всего.
— Я слушаю вас и слышу, вице-адмирал, — перебил его Птолемей, поднимая руку и показывая тем самым, что он не желает спорить, — но сейчас, очевидно, что тактика боя, избранная мной, будет более эффективной… В голосе первого министра звучали нотки раздражения и нетерпения. Он явно не привык, чтобы его решения подвергались сомнению, особенно со стороны подчиненных. Уверенность в собственной непогрешимости и безграничной власти застилала ему глаза, мешая здраво оценить ситуацию.
— В чем же она заключается? — сдерживаясь, спросил Илайя. Только железная выдержка и годы службы помогали ему держать себя в руках перед лицом этого начальственного самодура. Но внутри у него все клокотало от негодования и дурных предчувствий. Он видел, что Птолемей ведет флот к погибели, но был бессилен что-либо изменить.
