Корабли Зубова, тем самым, были полностью деблокированы и находились сейчас в безопасности, готовясь к новому этапу разворачивающейся грандиозной битвы…
…– Это просто невероятно! — воскликнул первый министр, с ужасом наблюдая, как на его тактической карте появляется огромный вражеский флот. Его лицо побледнело, а руки судорожно вцепились в подлокотники кресла, словно пытаясь найти в них опору и спасение от охватившего его страха и отчаяния. Он не мог поверить своим глазам, не хотел признавать реальность происходящего. Все его планы, надежды и амбиции рушились в одночасье, разбивались вдребезги о неумолимую стену фактов.
Еще несколько минут назад Птолемей чувствовал себя хозяином положения, вершителем судеб и триумфатором. Он предвкушал скорую и легкую победу, видел себя в лучах славы и всеобщего поклонения. А теперь он вдруг осознал всю глубину своего заблуждения и просчета. Понял, что недооценил противника, позволил обмануть и загнать себя в ловушку. И теперь ему предстояло расплачиваться за свою самонадеянность.
— Самсонов сам пришел к нам на свидание! — продолжал восклицать Птолемей, обращаясь к своим адмиралам, смотрящим на него с экрана. — И где все это время была наша хваленая разведка, которая проспала передвижение такого количества кораблей, совершающих прыжки через четыре звездные системы⁈ Как они могли прозевать такую армаду? Почему не доложили о ее приближении? Или «черноморцы» внезапно научились становиться невидимыми? Так объясните мне, черт возьми, как такое возможно⁈
— Теперь понятно, почему Демид Зубов был так самоуверен — в соседней системе его страховал сам Иван Федорович Самсонов, — только сейчас понял оплошность Павел Петрович Дессе, сильно разочарованный собственной близорукостью. Он сокрушенно покачал головой, не веря, что мог допустить такой промах. Как он, опытный и прозорливый стратег, прозванный «Лисом» за умение просчитывать ходы противника, не смог предвидеть столь очевидную угрозу? Как позволил обвести себя вокруг пальца, словно зеленого новичка? Эти мысли терзали его, заставляя краснеть от стыда и досады.
— Да, судя по всему, я становлюсь стар, если не додумался до такого дерзкого хода наших врагов раньше… — с горечью произнес Дессе, опустив глаза. В его голосе звучала неподдельная печаль и разочарование в себе.
— Не корите себя, Дессе, — успокаивал его Птолемей. Он видел, как тяжело переживает начальник его штаба свой просчет, и хотел подбодрить его, вселить уверенность в своих силах. — Никто не мог предположить, что Самсонов решится на подобное — атаковать нас у нашего же лагеря в глубине нашего сектора контроля. Это уму непостижимо! Даже самые смелые и безумные стратеги не решились бы на такой отчаянный шаг. Самсонов в очередной раз доказал, что способен на самые неожиданные и непредсказуемые действия.
Птолемей говорил с жаром, пытаясь приободрить Дессе и себя самого. Ему тоже было не по себе от случившегося, но он старался не подавать виду, сохранять хладнокровие и самообладание.
— Согласен, эта дерзость диктатора Самсонова скорей похожа на отчаяние, — кивнул, подумав, Павел Петрович. Его лицо приняло задумчивое выражение, словно он пытался проникнуть в мысли своего противника, понять его мотивы и логику. — Его Черноморский космический флот уступает союзному почти в два раза, то же касается и общих мобилизационных резервов двух противоборствующих сторон. У нашего противника просто нет достаточных сил и средств, чтобы вести затяжную войну на истощение. Они могут рассчитывать только на быструю и решительную победу, иначе их поражение неизбежно.
Дессе рассуждал вслух, словно разговаривая сам с собой. Его ум, привыкший анализировать и просчитывать, уже вовсю работал, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. И первым делом нужно было понять замысел врага, его конечную цель и способы ее достижения.
— Диктатор, видимо, понял, что если будет продолжать сидеть на одном месте в столичной звездной системе у Новой Москвы-3, то рано или поздно проиграет эту войну, — продолжал Дессе свои размышления. — Наше превосходство в кораблях и живой силе неоспоримо, мы можем позволить себе длительное противостояние, а противник — нет. Поэтому Самсонов решил пойти ва-банк, рискнуть всем ради призрачного шанса переломить ход кампании. А во внезапной атаке на наш Большой лагерь у него появляется хотя бы такой шанс…
— Да, я тоже так думаю, — согласился со своим начальником штаба Птолемей Граус. Его лицо приняло жесткое и решительное выражение, словно он принял какое-то бесповоротное решение. — Самсонов поставил на кон все: свою власть, свой флот, свою жизнь. Он бросил нам вызов, и мы должны принять его. Это будет последняя и решающая битва, которая определит судьбу Российской Империи на многие годы вперед. И мы не имеем права проиграть ее.
В голосе Птолемея звучала непоколебимая уверенность в своих силах и правоте своего дела. Он верил, что победа все равно будет за ним, что он сумеет разгромить своего врага здесь и сейчас.
— Что ж, чем раньше разобьем толстяка Самсонова, тем скорей установится мир в нашей многострадальной Империи, — произнес он с нескрываемым предвкушением в голосе. — Сейчас у нас тотальное превосходство в кораблях, и, уверен, мы без труда одолеем любой космофлот, даже такой большой, что разворачивается сейчас перед нами… «Черноморцам» не устоять против нашей мощи, они будут сметены и раздавлены, как букашки.
Дессе, более трезво оценивающий ситуацию, пытался охладить пыл первого министра и заставить того задуматься о возможных последствиях.
— Единственное, что может помешать нашей сегодняшней победе — это, скажем так, не очень высокий боевой дух наших экипажей и командующих некоторыми дивизиями, — напомнил он, Птолемею о реальной опасности. — Если на регулярные дивизии собственного Северного космофлота я еще могу хоть как-то положиться, то на эскадры например того же самого Трубецкого или тем более на дивизию великого князя Михаила, чьи подразделения слишком уж разбавлены гарнизонными кораблями, я бы сильно не рассчитывал, — Павел Петрович Дессе взглянул на своего главнокомандующего, стараясь уловить его реакцию. — Эти корабли не приспособлены к затяжным космическим сражениям. Их экипажи не имеют должного боевого опыта, а техническое состояние оставляет желать лучшего. Господин главнокомандующий, предлагаю поставить данные подразделения в резерв. Пусть они остаются во втором эшелоне, прикрывая наши тылы. При необходимости мы будем затыкать ими «дыры», если таковые образуются в нашей обороне в ходе сражения.
Птолемей, облаченный в парадный мундир главнокомандующего, внимательно выслушал своего начальника штаба. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень сомнений.
— Действительно, сейчас я могу рассчитывать только на дивизии, оставшиеся под вашим командованием, Дессе, — медленно произнес он, кивнув головой в знак согласия. Но тут же, словно спохватившись, Птолемей продолжил уже более решительно. — Они действительно самые боеспособные в нашей Коалиции… И я не горю желанием их терять в этой мясорубке. Каждый такой корабль на вес золота, каждый опытный экипаж бесценен. С другой стороны, Павел Петрович, — он повернулся к Дессе, пристально глядя ему в глаза через экран. — А вот если я выведу на передовой рубеж упомянутые вами подразделения, включая новоприбывшую 3-ю «линейную» вице-адмирала Козицына, то и главные потери понесут именно они. Пусть данные дивизии примут на себя первый удар врага и максимально ослабят его. Да, я не питаю иллюзий на их счет. Многие из них, конечно же, не устоят и побегут, не выдержав натиска флота Самсонова. Но главное, что они погасят силу удара противника, обескровят его авангард. И тогда, после этого, я введу в сражение свежие регулярные дивизии Северного флота и поставлю жирную точку в этом затянувшемся противостоянии! Мы обрушим на измотанного врага всю нашу мощь и одержим решительную победу.
Птолемей говорил вдохновенно, увлеченный своим замыслом. Его глаза горели азартом грядущей битвы. Но Павел Петрович Дессе лишь хмурил брови, выслушивая своего командующего. Когда тот закончил, Дессе осторожно, тщательно подбирая слова, ответил:
