Узнав, что Акиры нет дома, а вместо него внизу какие-то вооруженные люди, Эна, наконец, включила мозг и, выпучив глаза, мелко закивала. Через минуту Такао уже впихнул к ней в комнату совершенно растерянную Ману с зубной щеткой во рту, а затем, чувствуя легкое головокружение и мандраж, быстро спустился вниз. Несмотря на то, что у него на всё про всё не ушло больше пять минут, людей внизу прибавилось.

Только новые, количеством четверо, лежали на полу под дулами пистолетов-пулеметов, а Рио Коджима, еще более хмурый чем раньше, застегивал на них пластиковые наручники, безжалостно выворачивая руки. Один из его людей держал в руках небольшую компактную камеру, снимая всё, а второй помогал ему, заворачивая лица взятых в плен так, чтобы они как можно лучше попали в объектив. Комментировал для камеры всё мрачный громила с рацией.

— Как видите, «соцуюковцы» совсем потеряли берега. Ворвались в дом к детям, обычным, не замешанным вообще ни в чем подросткам. Школьникам. Уровень, до которого даже центровые якудза не опускаются. Попытка взять Тануки Ойю, теперь дети. Причем за Тануки до сих пор бегают. Наезд на Сенко-групп, там их никто не обыскивал, но ордер каратели не показывали. Сейчас уже известно, что никто операции им не санкционировал, кроме самого Соцуюки. Творится полная беззаконщина, расстрельная команда города решила, что ей теперь можно всё…

На плечо Такао легла рука.

— Идём на кухню, — шепнул знакомый голос Хайсо, друга и одноклассника Акиры и Рио.

А он тут откуда⁈

Ничего не понимающего, но уже чуть более спокойного Кирью уволокли на кухню, где заставили делать чай белоголовому и себе. Тем временем, люди в доме продолжали нести охрану, тщательно записывая любое слово пленников, очень быстро догадавшихся, что это им на пользу не пойдет. Здоровяк с рацией почти не затыкался, еще и названия постоянно разным абонентам, но тут уже и сам Такао был заинтересован — этот зловещий мужик, попросивший тоже чая и представившийся странным именем «Хигу Годаэмон», пытался узнать, где сейчас Акира и какой-то «Тануки» и что им вообще грозит.

Как будто этого оказалось мало для такого утра, вскоре Рио, чувствующий себя как дома (Эну потом натравлю, решил мрачный Такао), вновь открыл входную дверь, пуская в чужое жилище мрачного худого старикана с мешками под глазами, и просто потрясную офисную леди, похожую на прекрасную фарфоровую куклу и на… Ману. Эта самая строгая дама тут же прошла в комнату Эны, и вскоре вышла, но Такао почему-то показалось, что теперь обе девушки сидят, закрыв свои рты, и боясь пискнуть хотя бы слово.

Затем леди и «Годаэмон» немного поругались, выставляя друг другу различные, непонятные школьнику претензии, затем поругались с несколькими полузнакомыми Такао побитыми мужиками из якудза, тоже решившими посетить семью Кирью этим прекрасным утром, а через полчаса к дому прибежал взволнованный всклокоченный дед с целым десятком своих учеников. Вот деду их троих и отдали, выгнав из родного дома с утра и в додзё. Впрочем, никто из Кирью против не был, как и Мана. Всё-таки, огнестрельное оружие — это слишком серьезно.

Эна, правда, проблем не доставляла, что было для среднего сына семьи Кирью большим облегчением. Она сейчас была какой-то потерянной и бледной, с чересчур расширенными глазами, периодически икала… тайну такого поведения старший брат узнал лишь через пару часов, когда они, отпившись чаем под надежной защитой додзё Джигокукен, слегка пришли в себя от такого поворота судьбы.

— Мана, — страшным шепотом выдавила из себя Эна Кирью, — Это действительно была… твоя мама? Да? Она жуть какая строгая! Прямо как Акира!

Такао закатил глаза.

Эна… в ней слишком много от родных родителей. Может, они её кусали в детстве? Надо спросить у брата…

Иногда судьбу определяет сущая мелочь. Нечто незначительное, совершенно обыденное, но случившееся в нужное время и в нужном месте. Когда-то, давным-давно и совсем не в этом мире, всего один взгляд полного придурка, сопротивляющегося моей воле, смог вынудить меня изменить свой план, затрагивающий судьбу всего мира и всех, в нем живущих. Пусть не обычного придурка, а похожей на человека обезьяны божественного происхождения… но тогда последнее не сыграло никакой роли. Сыграл лишь его взгляд, его отказ падать наземь.

Сегодняшним утром всё тоже изменил взгляд. В нем не было упорства, воли к жизни и гордости, это был обычный взгляд японской школьницы, прижатой ко мне в транспорте бесчувственной толпой. Она подняла перед собой руки, чтобы не упираться в меня грудью, а в одной из них сжимала телефон… ну и смотрела на меня неотрывно. Убедившись, что Тануки Ойя где-то там внизу занят разговором с Харимой, я молча протянул руку, школьница молча вложила в неё свой телефон… и я позвонил Такао.

Через полторы минуты я неторопливо и бережно душу Тануки Ойю, вынуждая этого совсем неплохого (с моей точки зрения) человека потерять сознание. Экстренный сигнал машинисту, остановка на станции, проинструктированная Харима суетится возле вынесенного из вагона начальника, к ней бегут полицейские, а я уезжаю дальше, на станцию Ариаке.

На ней меня встречают одетые в гражданское люди, незаметно прислоняющие к моим бокам пистолеты.

— Сдаюсь, — равнодушно говорю я, позволяя заковать меня в наручники и набросить на них сверху пиджак. У меня пытаются допытаться, куда я дел Тануки Ойю и его спутницу, но просто молчу, позволяя тащить меня по направлению к автобусу. Тот, нарушая все правила движения, везет меня и моих конвоиров по улицам Токио. Через полчаса я стою перед штаб-квартирой подразделения по борьбе с организованной преступностью. Перед её черным входом.

Крепостью Соцуюки Шина. Оплотом надежды для измученных жителей страны. Самым страшным местом для любого представителя Темного мира.

Меня ведут внутрь под прицелами пистолетов. Об этом каждые несколько минут предупреждает один из спутников, несмотря на то что мои руки закованы в специальные наручники для «надевших черное». Довольно остроумное изобретение. Никаких сверхтвердых сплавов или килограмма металла, просто довольно острая внутренняя кромка и строенная цепочка. Дешево, сердито, крайне эффективно.

Внутри хорошо, светло, много суетящихся людей с бумагами и без. Стоит явный аврал. Камеры, очень много камер наблюдения. Смотрю на них, висящих чуть ли не на каждом углу, и понимаю, что за ними, за камерами, будущее. Нужно продавать акции компаний, производящих мобильные телефоны, и срочно вкладываться в производителей камер. Соцуюки эффективен и обожает контроль, а государство — это структура, которая быстро учится необходимому.

Хорошо. Я надеялся на подобное.

Мои пленители времени не теряют, его у них просто нет, остатки утекают сквозь пальцы. Им срочно, буквально сейчас нужен Тануки Ойя, по каким-то совершенно непонятным причинам. Суета в здании за счет того, что всю организацию буквально атакуют со всех сторон звонками. Меня выводили через спец. вход, за автоматическими воротами. Скорее всего, перед парадным входом целая куча людей.

Я не знаю, что именно хотят от этого низкорослого человека, и мог бы поставить свою левую руку на то, что и сам Тануки Ойя понятия не имеет, почему за ним охотятся, но только теперь на это начхать.

Меня сажают в допросной комнате на этаже, близком к верхнему. Вокруг сильно пахнет табаком. Не успеваю утвердиться на стуле под прицелами двоих автоматчиков, как залетевший японец в гражданском начинает орать один-единственный вопрос. «Где он?!!»

Молчу. Приемы, которые пытается применять этот, в общем-то, стандартный японец, не могут впечатлить человека моих габаритов, а учитывая, что я «надевший черное», то выглядят вообще смешно, как будто ребенок орёт на взрослого. Вскоре мужик это понимает, после чего поспешно удаляется с багровым от гнева лицом.

Сижу дальше. Тут хорошо, спокойно, легко сосредоточиться. Отрешиться от волнения, гнева, злости. От мыслей о семье. Это всё навязчивое, липкое, душащее, но совершенно неактуальное здесь и сейчас. Панда по имени Пангао, чудесное явление Рио с Хигу Годаэмоном у меня дома, придушенный карлик и его помощница, откровенно радующаяся возможности соскочить с рискованного плана. Отец и мать, которые обязательно обо всем этом узнают, дед, который попробует снять кожу с задницы собственного сына, но тот, скорее всего, снова настучит ему (фигурально) по голове.