Бросив косой взгляд на парня из Сенко-гуми, заговаривающего зубы невесть откуда нарисовавшемуся полицейскому, Такао подхватил очень тихую, очень молчаливую, очень большеглазую Эну за руку, сунул ей свой портфель, а затем потащил домой, набирая попутно номер брата. За их спинами остались три шокированных избитых девицы, первый раз в жизни встретивших отпор от обычного школьника.

— Тако… ты что устроил⁈ — спустя пару минут торопливого шага, тихо пискнула Эна, по-прежнему выглядящая как будто её пыльным мешком огрели, — Ты же…

— Всё нормально, — буркнул уже поговоривший с Акирой Кирью парень, которого начал бить отходняк, — Так Кира велел. Так надо.

— Надо⁈ Кому надо⁈ — смелела девочка.

— «Нам надо», — мысленно ответил ей старший брат, продолжая вести её домой, — «Ты не видела, как тренируется твой старший брат. Как он машет катаной. Как обсуждает с друзьями… реальный мир. Мир, в котором это всё нужно, чтобы выжить. Ты не знаешь, как он нас защищает, не знаешь от чего»

— Надо! — вместо этого выдохнул он, — Для того, чтобы мы завтра снова могли пойти в школу! Поняла?

— Нет!

— Ну и молчи тогда, женщина!

Его и так трясёт от того, что пришлось сделать.

— Когда на улицы выбросили синтетическое Снадобье, то нашлось множество дураков, решивших приобщиться к силе. Они думали, что достаточно только съесть пилюлю, как сразу станешь сильнее. Что не нужно хорошо питаться, не нужно тренироваться до изнеможения каждый день, что не нужно проливать кровь в боях… Их было так много, что познакомиться с этими «сильными» парнями сумели все, даже вы. А познакомившись, поняли, что удар битой по голове делает с ними тоже самое, что и с простыми людьми. Что они ничем от вас не отличаются… да?

Развернувшись, я отбросил в сторону девушку, которую держал перед собой, сжимая за голову. Она шмякнулась ненужной куклой в угол, полный поломанных диванов и прочей мебели, которую сукебан периодически таскали на растопку в холодное время. Как она там упала и что сломала, внимания не обращал. Заслужила. Пытаться напасть исподтишка, с двумя танто, при этом являясь «надевшей черное»? Это перебор.

С остальными, кто попытался защищать это логово, я обошелся помягче. В основном они заплатили зубами. Да, я выбивал молодым женщинам зубы. Есть за что. Точнее, за кого. За других молодых женщин, находящихся в заброшенной душевой, в этом же здании. Раздетых до исподнего, со скованными руками, грязных, со следами побоев. Это, как мне сообщила одна, еще тогда имевшая зубы сукебан, были «упрямицы», не желавшие выходить на улицу. Их тут держали несколько суток. Это перебор даже для сукебан.

— Ты понимаешь, что ты уже мертвый, да? — хрипло заявила крепкая девица лет двадцати двух, глава этой банды, наблюдавшая вместе со своими четырьмя подругами мою расправу над их «козырем» в виде девки с ножами, — Мы в альянсе Джакко, осёл ты тупой! Тебя и твою семью просто убьют! Да будь ты хоть премьер-министром, тебе хана, гнилой ублюдок, слышишь!

— Поэтому я и посетовал на то, что вы, идиотки, ничего не понимаете в «надевших черное». Не знаете причин, почему нас не трогают, — подошёл я поближе к девицам, которые на чистом упрямстве и привычке сжимали свои палки и ножи, — Сюда к тебе, Томизава-сан, я прошёл через одиннадцать девушек. Труда это не составило. Не составило бы даже простому крепкому человеку, если дать ему, скажем, резиновую дубинку. Любой из Сенко-гуми мог бы сделать тоже самое. Всего один человек. Вы это знаете, иначе б их так их не боялись, тусуясь у школы. Думаешь, твои старшие не понимают, что будет, если ваш альянс взбесит всю Аракаву?

— Можешь болтать, что хочешь, урод… — Томизава Майко пыталась держать марку, — … тебя уроют. Всех твоих уроют.

— Неправильный ответ. Но и вопрос для вас неподходящий, Томизава-сан. Попробуйте ответить тогда на другой — почему вы до сих пор стоите на своих ногах, с целыми пальцами и не переломанными ребрами? — хмыкнул я, слыша шаги в коридоре.

Отвечать, правда, Томизаве было уже не с руки, потому что в комнату уже входили люди. Девушки в длинных черных юбках, сжимающие в руках биты, цепи, ножи… Да и тон голоса одной из них, раздавшийся, как только она вошла, не подразумевал, что её могут перебить.

— Томизава-Томизава… Мелкая, но такая наглая мошка. Решила расшириться за счет Аракавы? Тц-тц-тц…

Я никогда не был героем или благодетелем, но неоднократно делал то, что считал нужным. Сжигал погрязших в разврате правителей, прилюдно потрошил фанатичных жрецов, клавших на алтари детей, заставлял магией медленно разлагаться тела виновных в массовых бедах… в общем, был иногда судьей и палачом, когда считал нужным. Но тогда, в той жизни, я ни разу не испытывал такого искушения разорвать в клочья человека, стоящего сейчас со мной плечом к плечу. В банде Томизавы было всего двадцать три девушки. Не просто мелкая мошка… ничтожество.

В альянсе Джакко более двух тысяч девушек-сукебан, а заправляет всем Ирис Плакса — стоящая около меня высокая молодая женщина, носящая черную повязку через левый глаз. Еще у неё отсутствуют два пальца на правой руке и есть особый чехол, закрывающий правое ухо наполовину. Маскирующий утерянный кусок плоти. Плаксой её прозвали потому, что при сильных физических нагрузках из-под повязки на лице начинают бежать слезы. Например, когда она кого-нибудь забивает до смерти.

— О девчонках позаботятся, Кирью-сан, — говорит это существо, — Обо всех. Спасибо, что дал мне возможность сохранить слёзы для Томизавы. А теперь, уходи. Тут пойдет чисто женский разговор.

Бросив мимолетный взгляд на полумёртвую от ужаса Майко и её лейтенантов, я просто ухожу, не говоря ни слова. Хочется, конечно, другого… но нельзя. Мой визит сюда и так был своеобразным реверансом со стороны Плаксы, эдаким подарком. Я провел рекламную стоматологическую компанию, наглядно показывающую, почему в Аракаву ходить нельзя. Теперь же Ирис будет вбивать в своих подчиненных понимание, почему вольнодумство у сукебан смертельно опасно. То есть, по сути, тоже проводить рекламную компанию.

Все получат выгоду с этого события. Кроме Такао, наверное. Теперь он целый год будет считаться в школе князем демонов или кем-то вроде. Зато к Эне теперь не сунется никто, даже чересчур наглые одноклассники.

Живешь в Темном мире — привыкай к компромиссам. Думаю, что если появится какой-нибудь «надевший черное» герой, который начнет метелить бандитов направо и налево, то быстро возникнет тот, кто вызовет его на бой еще до того, как «герою» даст по мозгам от самого себя за избиение слабых. А затем, после поединка, защитник сирых и убогих получит несколько ударов заточкой от неизвестного злодея, ибо экологическую обстановку в Японии уважают все.

Поэтому я ухожу, оставляя за спиной тех, кто уже многократно заслужил перелом шеи.

После того, как принял Снадобье, долго и упорно расспрашивал Огавазу и деда о самом механизме выбора противника у «надевших черное», но они ничего внятного сказать не могли. Честь воина, сражение равных… общие слова. Самостоятельные изыскания увенчались большим успехом, особенно когда я провёл параллели с социальными механизмами внутри группы приматов. Ключевым значением оказался подростковый максимализм… Дети все принимают близко к сердцу.

И приматы.

Механизм работы Снадобья, помогающий организму сформироваться, работал именно на этом, поощряя примата за стремление вверх по социальной лестнице, конкуренцию. Только ли его, непонятно, но это, для ясности, я отложил в сторону. Соответственно, в эволюции и деградации тканей напрямую была «виновата» психика, что дополнительно доказывали другие механизмы. Спарринг, тренировка, наказание, самозащита — всё это вовсе не задействовало механизм деградации. Почему? Ответ был теперь ясен. Расшвырять десяток девчонок отнюдь не равно целенаправленной атаке на какого-нибудь доходягу.

Однако, в этом механизме крылись и крайне грустные для меня новости. По всем расчетам, я в свои шестнадцать лет был уже крайне близок к пику собственного развития, просто потому что моя психика была кратно более устойчивой и «старой» по сравнению не только со сверстниками, но и с большинством людей. Мне, тому, кто раньше мог стирать с лица планеты города, было крайне сложно воспринять стоящего напротив меня смертного как противника. Это частично выравнивалось получаемыми ударами, всё-таки, каким бы я ни был ранее, в своей природе я остаюсь обезьяной, а та, получая удары, воспринимает их так, как должна, но…