Резким выдохом мастера додзё Хиракаву чуть не сорвало с подушки для гостей. Девушка аж прищурилась, а вот меня защитили очки.

— Кого ты нашел? — очень странным голосом почти прошептал Горо Кирью. В его глазах светилось нечто нездоровое.

— Её, — обозначил я кивок в сторону Хиракавы, которая аж подпрыгнула на месте, — Теперь меня будет учить она.

Потом пришлось ответить на вопрос «почему» новостью, что гениев должны обучать гении, а раз я тоже сумел инициироваться в шестнадцать… наверное, это всё-таки было перебором, потому что Горо Кирью соизволил самолично выгнать меня из додзё. Точнее, вынести. На руках. Потом, за воротами, выкинул, конечно, но я приземлился на ноги. Асуми выбежала сама, стараясь не смотреть на лицо моего старшего родственника. Рев мастера Джигокукен, проклинающий внука, мы слышали еще метров сто, удаляясь от ставшего опасным места.

— З-за что ты так с ним? — тихо пробормотала Хиракава, цепляясь за мою руку.

— За то, что он не видит ничего, кроме того, что хочет, — сухо уронил я, — Не только во мне, но и в остальных, включая своих учеников. Когда немного остынет, поймет, что всё, что я сейчас сделал — была голая формальность. Вежливость.

— Вежливость⁈ — испуганно каркнула моя новая учительница.

— Именно. А теперь у меня есть к тебе просьба. Ты можешь сходить к Мане и рассказать ей о том, как всё прошло у нас там, в деревне?

— Акира…

— Ей должно стать легче, если она узнает, что Огавазу я даже не ударил. Но умер он в бою.

Да, Суичиро, я забираю у тебя всё без остатка, всё, что можно и нельзя. Даже любовь твоей дочери.

— Гони деньги на четыре… нет, на шесть банок пива, и я пошла! — такие вещи Асуми понимает куда лучше, чем большинство других. Ну а что насчет преподавания одному скромному мне, так какой же дурой надо быть, чтобы отказаться? Делать ничего не надо, а вот потрахаться можно будет подольше и почаще!

Что за похотливые существа эти женщины…

///

— Слышь, что-то мне ссыкотно как-то… — пробормотал Жирный, ежась.

— Серьезно? — скептически взглянул на него только что закончивший говорить по мобильному Огава, — Ты вот сейчас подумал перед тем, как сказать? Или как обычно?

— Старик ворвался к нам, чуть не выбив ворота, — подумав пару секунд, объяснился бывший борец сумо, — Кем надо быть, чтобы его так довести?

— Это их родственные терки, — отмахнулся сятейгашира, — Ждем.

Ждать им пришлось недолго, калитка дома, невдалеке от которого они стояли, открылась, выпуская Акиру Кирью. Высокий молодой монстр, умудрившийся довести сегодня одну из японских легенд до истерики, сразу засек парочку якудза, отиравшуюся в конце улицы. И пошёл в их сторону.

— Жуткий он парень, — пробормотал Жирный себе под нос.

— Зато свой. Заткнись.

Нельзя сказать, что Огава дружески относился к этому Кирью. Принимал как внука оябуна, уважал за то, что тот делал, но, как старый опытный хищник, сторонился такого же. Недоверие возраста к молодости, можно было сказать. Юность, она такая… непредсказуемая. Тем более, что этот Акира себя очень уж по-взрослому ведет. Вот даже сейчас, идёт, вроде книжку читает, а сам сканирует окрестности в поисках свидетелей. Не увидит ли кто?

Жирный и Огава, оба в цивильном, конечно, но всё равно морды бандитские. Только кто в Аракаве об этом думать будет? Всем известна их репутация. Тем не менее, Кирью перестраховывается по-взрослому. Настораживают такие ухватки. Сразу думаешь — откуда он, пацан, их набрался?

«А ведь он сегодня человека замочил. В бою. Своего же учителя», — некстати подумал Огава, передергиваясь как Жирный. Шестнадцать лет пацану. Ребенком еще быть должен, сопли шмыгать, на мангу передергивать, да о бабьих трусах мечтать… Но нет, он людей убивает.

И они с Жирным пришли, подчиняясь приказу оябуна, для того чтобы уговорить этого чудовищного ребенка убивать еще.

В последние время старым кланам якудза, таким как Сенко-гуми, жить стало куда как тяжело. Репутация — это всё, а когда её постоянно портят выскочки из новичков, бандиты, да эксперименты их дорогого правительства, доходы становятся совсем нерегулярными. Крышевание лавочек и фестивалей многое может дать? Нет. Еще Злой Йадо откинул коньки потому, что они с отчаяния попытались ввинтиться в чужой бизнес.

Ну, отчаяние это сильное слово, конечно, но живется им не так уж и сладко, тем более что взятые на себя обязательства, даже не оплачиваемые, выполнять нужно. И хотя именно из-за косяка их парней Такао Кирью избил трех сукебан прямо на глазах у всей школы…

— У меня в планах было поучаствовать лишь в одном бою, — прямоугольные очки Акиры холодно блеснули в свете вечернего фонаря.

— А старик не просит тебя участвовать дальше, — ровно проговорил Огава, внутренне морщась, — Он лишь просит передать, что есть возможность заработать. И тебе и нам. Ставки там будут — закачаешься. Миллионы будут летать туда-сюда. Транслироваться эта муть будет много куда. Вникаешь?

— Вникаю, — спокойно и задумчиво кивнул гений, бросая мимолетный взгляд на молчаливо стоящего Жирного, делающего вид, что наблюдает за очень интересными голубями, — И какие условия предлагает оябун?

«Оябун. Не дед, не Конго», — довольно подумал Огава, — «Молодец, парень, не выжимается»

— Десять процентов от нашего выигрыша, — объявил он, тут же добавляя, — и сто процентов от тех денег, что ты поставишь через нас сам. Условие одно — только на победу. Только на свою победу.

— … разумно.

Сенко-гуми может быть небольшое, может быть относительно слабое, но не на своей территории. Защититься от чужих интересов они смогут. Одиночке да, такому выигрывать опасно, но никто не удивится, если якудза поставят на победу человека, тесно с ними связанного. Другой вопрос, что подписывать своего родственника на подобное… ну, как-то не очень. Тем более, в тайне от другого, который явился в страшном душевном расстройстве и вывалил на старика Конго всё, чем его озадачил молодой внук.

Конечно, они не настаивают, но мысли Огавы и Конго частенько совпадают, а уж насчет Акиры они были уверены стопроцентно — дай тому возможность прирезать кого-нибудь легально, пусть в маске, но за деньги, то этот высокий очкарик обязательно согласится. Вовсе не потому, что кровожадный, или там сволочь, или так деньги любит, нет…

Согласится просто потому, что обожает экономить время. Больше всего на свете. А зашибить кучу денег, одновременно подравшись — против такого Акира Кирью просто не устоит!

— Предварительно я согласен, — проговорил, наконец, молодой Кирью, а затем пронзительно на них взглянул, — Какие ограничения по сумме, которой я могу участвовать?

«Ох», — только и пронеслось в голове сятейгаширы, — «А какие⁈ Оябун! Ты мне ничего не сказал!»

Кто его знает? Сейчас назовешь сумму покрупнее, а он возьмет и достанет! И что потом делать? Как в глаза старику смотреть⁈ Ну нафиг, аккуратнее, Огава! Аккуратнее!

— Предварительно, — попытался Огава принять солидный вид, — Десять миллионов. Но я уточню.

— Чем раньше, тем лучше, — кивнул человек, убивший сегодня беспомощного инвалида, — Мне нужно будет время на сбор денег.

Жирный лишь гулко сглотнул, ставя метафорическую точку в этих очень странных переговорах.

Человек, которого прозывают Хигу Годаэмон, жил в чем-то, напоминающем потрепанную жизнью автомастерскую. Напоминающем лишь потому, что вокруг логова чемпиона крутилось немало крепких парней, составляющих то ли его банду, то ли секту, я с первого взгляда не понял, но к охране своего кумира или босса они относились ревностно… в отличие от починки автомобилей. Задержав меня и мою спутницу, эти мрачные и настороженные парни пошли докладываться Годаэмону, вскоре вернувшись вместе с ним. Видимо, этот заслуженный боец не захотел, чтобы женщина со стороны видела, что творится в его берлоге.