Иногда ограничение собственного видения приводит к неспособности встретиться с новым. Осознать его достаточно быстро.
Например, с реальностью третьего турнира Ямикен.
Мой первый противник, смуглый житель гор откуда-то из России, оскорбился, когда я, вытянув вперед руку с катаной, уронил меч на песок подземной арены еще до того, как нам подали сигнал начинать бой. В его руках была метровая стальная палка, которую он полагал не менее эффективным оружием, чем катану. Возможно, так оно и было, но на сам бой отсутствие у меня или наличие у него оружия никак не повлияло. Всё потому, что сам этот бородатый парень был абсолютно не готов к подпольному турнирному поединку. Он выступал по общим правилам.
Он готовился к длительному бою.
Сократив дистанцию и перехватив тычок палки, зафиксировав ту в пространстве на секунду, я нанес второй рукой обманный удар, превращая его в захват. Вцепившись в затылок моментально растерявшегося противника, всё еще пытающегося понять, что делать с палкой, я с подшагом и разворотом швырнул его на пол арены, а затем, наклонившись, коротко и сильно ударил несколько раз сзади и сбоку по голове, выключая того, кто так и не понял, куда попал.
Выпрямился, забрал меч, и ушел с арены под крики и свист огромной толпы, наблюдающей все как вживую, так и с экранов, свисающих с потолков подземной арены.
Для страны, постоянно терзаемой землетрясениями, в Японии что-то многовато подземных арен…
Как только я зашел в комнату отдыха лидеров, как перед моим носом оказалось лезвие китайской алебарды, гуань дао. Тяжелое орудие удерживала всего одна тонкая девичья конечность. Сама её обладательница, светловолосая хрупкая девушка какой-то из юго-восточных народностей, одетая в яркий национальный костюм, смотрела на меня зло и с вызовом. Я ответил ей легким любопытством. В подобном хрупком теле никак не наблюдается достаточного количества мышц, чтобы удерживать такое орудие, но, тем не менее, видим то, что видим.
Светловолосая что-то резко бросила, кажется, на румынском.
— Она говорит, — с сильным немецким акцентом обратился ко мне высокий мускулистый парень, — Что хотела бы, чтобы ты с ней попробовал провернуть тот же фокус, что выполнил сейчас в бою. Ну, с захватом чужого оружия.
— Возможно, у неё будет шанс, — уронил я, не отводя взгляда от воинственной румынки, — Правда, в таком случае я предпочту начать размахивать ею как флагом. Это будет гораздо зрелищнее.
Знающий румынский язык парень хохотнул, отказавшись сразу переводить заворчавшей амазонке. По его словам, у девушки, продолжающей удерживать тяжелый гуань дао напротив моего лица, были серьезные проблемы с контролем гнева. Остальные, сидящие в зале и рассматривающие бесплатное представление, начали негромко и ехидно давать мне советы, предлагающие сделать обратное. Кажется, не знающая японский блондинка не отличалась усидчивостью, поэтому уже доставила «лидерам» проблем своим поведением. Теперь мне предлагалось избавить их от неё… или быть покалеченным в процессе.
— Я могу взбесить её, а затем убежать через дверь за спиной… — подумав, внес контрпредложение я, — … и припереть.
Присутствующим подобное категорически не понравилось, поэтому они, в меру осторожно, начали отговаривать меня от этого шага, утверждая, что девочка совсем больная на голову и это может быть крайне опасно. Я интересовался для кого именно, нагнетая напряжение. Блондинистая румынка стояла, подозрительно рассматривая тех, кого могла, а тяжелое орудие в её руке совершенно не дрожало.
Последнее было крайне любопытно. Все мои знания кричали о том, что подобная физическая сила невозможна для столь хрупкого организма, глаза доказывали, что никакой энергией девушка не пользуется, а её физическое состояние не слишком отличается от нормы. То есть, она была злой и заведенной, но отнюдь не под веществами. Тем не менее, удерживать алебарду в такой позиции несколько минут подряд не смог бы и я. Единственное, что приходило на ум — это навыки Онивабаши Хайсо, тоже совершенно необъяснимые.
Румынка была крайне опасна, это понимали все присутствующие.
Впрочем, накалять ситуацию я не собирался, а начавший негромко бурчать на языке девушки немец умудрился её слегка успокоить, объяснив, видимо, что окружающие не смеются над ней, а наоборот, даже слегка уважают продемонстрированную силу. По крайней мере, мне так показалось. Этого хватило, чтобы воинственная девушка, фыркнув, убрала, наконец, своё оружие и прошествовала назад в угол. Усевшись в стоящее отдельно кресло, она надулась и затихла, прижимая к груди древко гуань дао. Последовав её примеру, я занял такое же кресло в другом углу, где достал свою книгу, начав её читать.
Через два часа зашел служитель арены, оповестивший, что можно расходиться. Сегодня нас было на одного меньше, чем тогда, когда стояли на сцене. Проигравшим «лидерам» предписывалось сидеть дома, тренироваться и ждать, когда начнутся соревнования основного состава.
Ответ на вопрос, откуда столько человек заинтересовано в боях между молодежью, не способной показать ничего впечатляющего, мне предоставил сам Тануки Ойя. Всё оказалось предельно просто — опытные «надевшие черное», заслуженные бойцы, слишком далеко ушли от простых смертных. Их бои были зрелищны, удивительны, но это было «не то». Людям нравилось смотреть на других людей. Жестоких, эмоциональных, яростно стремящихся к победе. Зрелище ударов, способных ломать ноги слонам, приедается быстро, а вот кровавый спорт — никогда.
Как, впрочем, и нечто другое. Просмотрев на мониторах с полтора десятка поединков, я подметил, что воинственная румынка с алебардой была крайне скромно одета. Большинство девушек и некоторые молодые люди, участвующие в турнире, одевались очень откровенно. Может, это было для отвлечения внимания противника (да, оно работало), либо демонстрировало, что боец ищет спонсора (любовника?), но, по факту, молодые «надевшие черное» старались выделиться. Я в своём костюме «сараримэна» был как черная ворона среди толпы радужных павлинов.
Покинув первым и единственным комнату отдыха, я отправился на куда более сложный бой с непредставимым по меркам турнира Ямикен противником. Меня ждал Горо Кирью, собирающийся ворчать, ругаться, негодовать, возмущаться, изливать свою скорбь недостойным потомкам…
По крайней мере, я так ожидал, но ошибся. Вместо ворчливого медведя, ужасающегося неотесанной бездуховной молодежи, меня встретил пребывающий в настоящей ярости Горо Кирью, Кулак Грома, стоящий на пороге своего додзё.
— Решили сговориться за моей спиной, тупые мальчишки⁈ — грохотнул он на всю округу, привлекая внимание учеников, — Подзаработать деньжат, да⁈ На крови?!!
От такого театрального выступления я и сам, в кои то веки начал раздражаться. Дед позвал меня, и я пришёл, хотя сам завален прорвой дел. Он меня не учил, не наставлял, и не имеет права решать, что и как мне делать. Хуже того, ему плевать на причины, из-за которых я вышел на турнир.
— Никто не сговаривался за твоей спиной, оджи-сама, — формально, с поклоном, ответил я, встав перед разгневанным мастером додзё, — Никто о ней даже не думал. Даже не собирался.
На это Горо лишь дёрнул бровью. Не оскорбление, но ответ грубый и резкий, в переводе на западный манер значит, что он полез не в своё дело. Услышать такое от шестнадцатилетнего внука при своих учениках, уже собравшихся вокруг… неприятно, как минимум.
Но у него был готов ответ.
— Что же, тогда я отвечу той же монетой, Акира Кирью, — скрежетнул старик, — Я вызываю тебя на бой. Сейчас.
— Отказываюсь, — тут же бросил я, разворачиваясь, чтобы уйти.
Поздно. За моей спиной обнаружился Химэдзима Джотаро, старший ученик Джигокукен.
— Вызываю тебя на бой, Акира Кирью, — спокойно проговорил он, складывая руки на груди, — Без Ки.
Ловушка. Её цель — нанести мне достаточно повреждений, чтобы я снялся с турнира. Просто, эффективно, доступно. Очень в духе деда, если так рассудить. Отказаться я могу, но вот репутационные потери от двух отказов подряд — будут огромны. К тому же, я не хочу отказываться.