— Но вмешалось провидение и здравый смысл в лице моей сестры, — добавляю я. — Паша, я уже тогда была беременна.

— Но я-то этого не знал, да и по тебе не видно было. Я влюбился в девушку, а не в ее положение. Не из жалости, если ты так подумала, когда призналась мне в парке, что тебя бросили. Я и матери это объяснил сегодня, но она… Маша, поверь мне! Я думал, что уже не смогу полюбить, потеряв однажды, но ты все изменила. Увидев тебя снова, я обрел смысл жизни.

— И тебя не смущает, что я.… — кладу ладонь на живот.

— Беременная от меня, — произносит он, а я рассыпаюсь от смеха, неожиданно для себя.

— Что⁈ Ты с ума сошел, Паша! И когда, скажи мне на милость, мы успели с тобой сотворить это?

— Когда встретились глазами в поезде.

И вот тут мне уже становится совсем не смешно…

— Ты серьезно? Павел Николаевич, такими вещами не шутят.

— Абсолютно, Мария Александровна, — отвечает в тон мне, но в глазах ни капли иронии. — Я готов усыновить ребенка. Просто дай нам шанс!

— Паш, я…

Делаю глубокий вдох, но кислорода все равно не хватает. Слишком уж эмоциональный сегодня день!

Протягиваю руку, чтобы ухватиться за полочку, но Павел перехватывает. Крепко держит, прижимая к себе. Второй рукой за спину, чуть пониже талии. Не позволяет упасть, потерять равновесие. Опять!

И так хочется, чтобы поддерживал и впредь, не только беременную. Снова поверить в любовь? Смогу ли?

А что если ему нужна не жена, а мать для дочери, чтобы сэкономить на няне? Тогда зачем ему усыновлять чужого ребенка? Это вдвойне накладно. Нет-нет, совсем уж бредовые мысли.

Тогда получается, что я нравлюсь ему? Это правда?

Но ведь сходятся пары, у которых от первого брака есть дети. Сводные братья и сестры получаются. И любовь царит в семье. То, чего не доставало раньше.

— Машенька, я ведь не тороплю тебя. Подумай, взвесь, как ты это делаешь, когда печешь тортики. Представь, что нижний бисквитный корж — это я. Оплот всей конструкции под названием «Семья». Что там дальше?

— Крем или фруктовая прослойка, а после второй корж, — подсказываю, невольно загораясь его азартом и неординарной идеей представить наше будущее.

— Да, малышня наша, между нами.

— Красиво, но…

— Просто дай шанс, — смотрит в глаза, — поверь мне, Маша!

— Твоя мама будет против. Она не примет ни меня, ни моего сына.

— Ее проблемы! Она живет отдельно от нас с Викусей, так и останется. И, если начистоту, она и первым моим браком была недовольна.

— Правда?

— В ее идеальную схему невестки не уляжется ни одна кандидатура. Потому, просто забей!

— Как адвокат, ты не находишь веских аргументов? — усмехаюсь и продолжаю то, зачем пришла.

Достаю с полки какао и изучаю состав: не входит ли в него сахар. Мне нужен чистый какао порошок, чтобы не скрипел на зубах.

— О да, тут я проиграл стороне обвинения, но порой это вынужденная мера, чтобы после подать апелляцию и выиграть процесс.

— Ух ты, насколько все не просто.

— Маша…

— Павел, я не могу сейчас дать однозначный ответ. Пойми меня правильно! Слишком много вопросов.

— Задавай, а я отвечу на каждый.

— Не сегодня! Я, действительно, занята. У меня срочный заказ. Надо испечь коржи, а завтра с утра собрать торт, чтобы к вечеру уже отвезти.

— Но ты подумаешь над моим предложением?

— А ты не оставляешь выбора, Паш! Кстати, как там Вика? У меня остались кейк-попсы. Четыре штучки. Отвезешь дочке?

— Кейк что? — переспрашивает и такую милую рожицу корчит, что я не выдерживаю и поясняю сквозь смех:

— Это бисквитное пирожное в шоколадной глазури на палочке. Эдакий мини-торт, стилизованный под леденец.

— Никогда ничего подобного не слышал, — признается Павел, идя следом за мной на кассу. Достает банковскую карту, но я протестую:

— Я оплачу! Вот же деньги.

Раскрываю ладошку, демонстрируя смятые купюры, но Паша снова зажимает пальцы в кулачок, оттеснив меня за пределы кассы.

— Прекрасно! Оставь себе, на мороженое. Больше ничего не надо?

— Нет.

— Тогда нам только какао, — уточняет кассиру и оплачивает мою покупку.

Да, сумма невелика, но даже столь маленький жест щедрости довольно приятен.

Подходим к выходу, а за стеклянной дверью дождь барабанит. Сбавляю скорость и корчу гримасу неудовольствия: до нитки вымокну, пока до подъезда добегу. А Павел уже пиджак снимает, мне отдает:

— Накинь и голову прикрой. Только ускориться надо! Я поддержу тебя, чтобы не поскользнулась.

— А ты?

— Не сахарный. Я не растаю. Готова? Побежали!

Прячусь под импровизированной крышей, мелкими шажочками перебирая в сторону дома. Паша под локоть удерживает.

Быстро провожу чипом, открывая двери и влетаем в теплый подъезд. Перевожу дыхание, скидывая промокший пиджак.

— Слушай, ну я не могу так тебя отпустить. Надо высушить и его, и тебя. Там, глядишь, дождь закончится.

— Я согласен.

Идем к лифту, а я лихорадочно соображаю: правильно ли поступаю, позволив Павлу сделать шаг и переступить черту, входя не только в дом, но и в мою жизнь.

Казалось бы, что тут такого странного. Ну, понравилась ему девушка, пусть и беременная. Но ведь увидел меня впервые, не зная о тайне, которая скрывалась под сердцем.

Я окончательно запуталась, не понимая, что предпринять. Но в первую очередь, повесила просушить пиджак. Поставила чайник и достала из холодильника кейк-попсы для Вики.

— Скажи, а с кем сейчас твоя дочь, учитывая, что бабушка ее совсем недавно беседовала со мной?

— С няней, — сидит на табурете, вытирая мокрые волосы полотенцем, и внимательно следит за мной. — И, предупреждая возможный твой вопрос: няне за пятьдесят. Ревновать не стоит.

— Спасибо за откровенность, — ставлю перед ним чашку ароматного чая, когда входная дверь открывается и на пороге возникает Аня.

Вызываю такси, чтобы доставить торт в ресторан к назначенному времени, а сама нет-нет да возвращаюсь мысленно ко вчерашнему дню, когда сестра неожиданно застала Павла у нас дома.

Как нашкодивший подросток, я стояла перед ней и краснела, застигнутая врасплох. Не ожидала, что сестра вернется с работы так рано.

Да, все было прилично. Придраться не к чему, но почему я так засмущалась под взглядом Ани? А она не без искорки в глазах смотрела то на одного, то на другого.

Павел поднялся. Откинул полотенце махровое, которым волосы просушил после дождя, и протянул ей руку:

— Вы Анна, сестра Марии. Очень похожи! Я Павел.

— Адвокат и случайный попутчик в поезде, — добавила она. — Наслышана!

— Даже так, — он перевел взгляд на меня, а я уже не знала, куда глаза девать.

Схватила чистую чашку, заварной чайник в другую руку:

— Аннушка, я налью тебе? Посиди за компанию!

— С удовольствием, только переоденусь и руки помою, — улыбнулась сестра, покидая кухню, а я уже заранее знала, что сулит мне вечер: нескончаемый разговор на тему «А я говорила, что…»

Усаживаюсь в такси, пристраивая рядом на заднем сиденье коробку с тортом, продолжая мысленно барахтаться в воспоминаниях.

Посидели душевно. Анна умело вела разговор, не наглея, но искусно выуживая правду, сопоставляя с теми сведениями, которые подчерпнула о Павле ранее.

Привыкший к дискуссиям, он говорил настолько красиво и легко подбирал слова, что я невольно заслушалась, любуясь Павлом. Что в свою очередь не укрылось от внимательного взгляда сестры.

Но и она в карман за словом не полезла, выдав с ходу:

— Насколько я понимаю, Павел, вы уже в курсе жизненных перипетий Маши. И то, что вас впустили дальше порога, говорит о доверии.

— У Омара Хайяма есть замечательное высказывание по этому поводу, — улыбнулся он. — Если позволите, я процитирую: «Доверие, как бумага, раз помнешь — идеальным оно уже не будет никогда, как не ровняй».