Так чего ж я сомневаюсь и стесняюсь его? Ведь понятно же, что это и есть моя судьба. Моя половинка. А значит — примет всё, что я могу ему предложить.

Облизнув ноющие от поцелуя губы, я наконец выдавила то, что очень долго не могла произнести вслух.

— Я хотела… хотела, посмотреть, как ты… ну… м-мастурбируешь. Ой! — наваждение спало, как только я произнесла позорные слова вслух, и мне снова стало дико стыдно. Закрыв рот ладонью, я попыталась отвернуться от него, спрятать голову в плечи, уйти в себя, да поглубже…

Но он не позволил. И не стал смеяться надо мной — наоборот, подхватил мой подбородок пальцами и вернул в поцелуй, на этот раз короткий, хоть и не менее жаркий.

— Это самая эротичная вещь, которую я слышал за свою жизнь, — выдохнул, как только оторвался от меня. — Думаю, что кончить перед тобой я смог бы и не трогая себя… просто от того, что ты на меня смотришь… вот так.

— Но я хотела… — вырвалось у меня невольно, и я снова вспыхнула, не договорив.

Он коротко рассмеялся, чуть отстраняясь и начиная развязывать тесемку на пижамных штанах, и так сидящих слишком низко на бедрах.

— Ты хотела, чтобы я именно потрогал себя, не так ли Птичкина?

Штаны вместе с боксерами скользнули вниз по бедрам и хорошо прокачанным ногам, улегшись на пол мягкой горкой. Не выдержав, мой взгляд скользнул следом, остановившись на полностью возбужденном члене, направленном в мою сторону.

От одного только вида в бедрах словно огонь вспыхнул, ноги ослабли, а рука сама по себе потянулась к нему… Боже, что я делаю… Жар поднялся до груди, залил шею и щеки, и уже было непонятно, возбуждение это или стыд.

Это ведь теперь не проститут, с которым можно вести себя как угодно, потому что «уплочено»… Ты знаешь, что Багинский — настоящий профессор, мало того — мужчина, тот, с которым ты теперь будешь видеться каждый день, с которым у тебя будут… отношения. Можно ли быть с ним такой? Честной до полного бесстыдства?

Можно! — твердо ответил кто-то внутри меня, годами мечтавший о таком вот мужчине. Умном, красивом, с кубиками на животе и членом, который само совершенство. И сейчас я это совершенство возьму в…

— Ну уж нет, — мою потянувшуюся руку легко отбили в сторону. Дернув головой вверх, я ошалело уставилась в усмехающиеся глаза Багинского. — Ты не это заказывала, Марго. Так что смотреть можно, а руки распускать — нельзя. Пока, во всяком случае.

От стыда уже наверняка вся багровая, я шарахнулась от него к двери, готовая выскочить и бежать отсюда куда глаза глядят… но не смогла, взглядом зацепившись за его руку, которая, медленно, пройдясь по крепкому животу, скользнула ниже — к черной поросли в паху… а потом, все так же медленно огладила возбужденный мужской орган по всей его длине, задерживаясь на головке и размазывая по ней прозрачную каплю смазки…

Скопившуюся во рту слюну невозможно было проглотить тихо. Наверняка, Багинский услышал это и сейчас снова рассмеется надо мной. Но сбежать я уже не смогла бы, даже если бы очень захотела — ноги буквально вросли в плитку пола ванной, а спина в дверь. Я даже взгляд оторвать от его члена больше не могла. Так и стояла, замерев, словно меня околдовали — только зрачки двигались следом за его рукой, уже успевшей охватить член пальцами…

— Нет, так тоже не пойдет… — сиплым голосом сообщил мне Багинский спустя всего несколько секунд медленной, но несомненной мастурбации. — Ты ТАК смотришь, что твоё шоу кончится, не успев начаться… Давай-ка кое-что подкорректируем.

Отпустив член — а заодно и меня «расколдовав» — он повернулся и шагнул в просторную, остекленную кабинку душа, одновременно в нем открывая в нем воду. Не дожидаясь, пока она нагреется, шагнул под хлесткие, прохладные струи и поежился.

— Ух ты! Холодная… — прокомментировал, снова поворачиваясь ко мне и явно красуясь, мокрыми руками растирая тело… спускаясь к члену и почти касаясь его… но тут же отводя руку, словно передумал. И каждый раз у меня дыхание перехватывало в ожидании того, что сейчас, вот уже сейчас продолжится моё «шоу».

— Ты не против, если я заодно помоюсь? — нарочито небрежным голосом спросил Максим и, не дожидаясь ответа, выдавил на руку мыла из висящей на стене матово-синей бутыли. Я закусила губу, чтобы не заскулить от нетерпения, и мотнула головой. — Ну вот и отлично… А то со вчера еще в душе не был…

И словно не замечая меня, принялся спокойно намыливаться — сначала плечи, потом грудь, голову даже помыл, стащив с волос маленькую, черную резинку… Потом медленно, закрыв глаза, спустился мыльными руками к паху… намылил его… и не затронув хозяйство, перешел к ногам.

— Ах ты зараза… — процедила я, уже втянув воздух, предвкушая встречу его руки и члена.

Багинский немедленно приоткрыл один глаз, выгибая бровь.

— Что-то сказала, Птичкина?

Отводя глаза, я пробурчала что-то неразборчиво-ругательское.

— Неужели тебе не нравится мое представление? — в голосе его прозвучали обиженные нотки, которые немедленно сменились на тягучие, бархатно-хрипловатые, от которых мурашки тут же побежали вдоль позвоночника. — Может, подскажешь мне, что делать дальше? А то я, знаешь ли, ничем подобным раньше не занимался…

Не дрочил в душе, что ли? — чуть не зарычала я на него. Ты серьезно? Я понимаю, если в куни ты не эксперт, но в мастурбации-то, которой каждый мужик по нескольку раз на дню занимается, уж всяко должен разбираться!

Однако по всей видимости, Багинский не шутил и, действительно, ждал от меня указаний.

Указаний? Или… грязных разговоров?! — осенило вдруг меня.

О боже… Он хочет, чтобы я сказала ему… чтобы я попросила…

— Чего ты хочешь, Марго? — неожиданно жестким голосом подтвердил он мои опасения. — Скажи мне, или я продолжу намыливать всё, кроме…

— Да положи уже руку на член! — выпалила я на одном дыхании, боясь, что передумаю. И тут же зажмурилась.

— Так? Просто положить?

Еле услышав вопрос от грохочущего в ушах бешенного пульса, я открыла глаза — его рука действительно лежала на члене — открытой ладонью вниз, касаясь, но не охватывая его пальцами.

— Нет… — я облизнула губы, пытаясь совладать с дыханием. — Обхвати его… сожми…

— Ммм… — он застонал раньше, чем выполнил мое указание, словно мои слова возбудили его сильнее, чем действие. Запрокинул голову, позволяя воде струиться по его лицу и груди, смывая пену… Но всё это я видела уже переферийно, потому что взгляд мой снова намертво вцепился в то, что происходило ниже — там, где намыленная, мужская рука ритмично скользила вверх и вниз по всей длине его возбужденного органа.

— Так, Марго? Это то, что ты хотела видеть? — сдавленно спросил Багинский, вновь опуская голову, сам наблюдая за тем, что делал с собой.

— Да… — вырвалось у меня помимо моей воли. — О да…

Он вдруг зашипел, явно заставляя себя притормозить, и от мысли, что он чуть не кончил от моих слов — вот так просто, от того, что мне нравится смотреть на него — у меня окончательно всё поплыло и закружилось в голове. Колени стали совсем ватными, стоять стало совершенно невозможно… Медленно, утягивая за собой висящее на двери полотенце, я съехала на пол. И только тогда — с размаху плюхнувшись на попу, почувствовала, что между бедер уже всё скрутилось в готовый взорваться, горячий и тугой комок…

— Смотри на меня… Смотри, Марго… уже скоро… совсем близко… — подгоняя то ли меня, то ли себя, Багинский говорил теперь почти не останавливаясь, поедая меня темным, обжигающим взглядом. И каждое его слово, каждый прерывистый вымученный вздох распаляли меня всё сильнее, заставляя сжимать ноги, чтобы создать между ними то самое, сладкое, ритмичное трение, поймав которое, уже очень трудно остановиться, где бы вы ни были…

— О да… близко… так близко… — вторила я, еле слыша свой голос из-за шума крови в ушах, извиваясь и чуть не плача от нетерпения. — Ну же… пожалуйста… хочу…

Крепко прикусив губу и дернувшись всем торсом вперед, он вдруг застонал, и краем глаза я увидела, как вместе с водой из-под руки брызгает на пол его семя.