– Как ты и хотела, поговорим завтра, – Кеннет первым разорвал тишину.

Его тон смягчился, но Ана все равно не решилась поднять взгляд.

– Спасибо, – пробормотала она едва слышно, легла и отвернулась.

– Я рад, что ты в порядке. – Кеннет легко похлопал ее по плечу, как бы успокаивая, и поднялся. Тихий скрип двери возвестил, что он ушел.

Ана не спешила вставать. Даже помня, что под ее кроватью продолжает прятаться Джеймс, она не могла заставить себя собраться. Касания Кеннета все еще ощущались жаром на коже, а сознание прокручивало мгновения поцелуя снова и снова. И с каждым вздохом грудь сжималась, а сердце билось яростнее. Ана перевернулась на спину и несколько раз ударила себя по щекам. Звуки шлепков отрезвляюще разнеслись по комнате.

Ана осмотрелась и, убедившись, что вокруг тишина, позвала Джеймса. Тот в мгновение ока появился перед ней.

– Госпожа, все в порядке?

Ана поднялась с кровати и сдержанно кивнула. Перед ее глазами все еще стоял образ Кеннета в лунном свете. А сохранившийся в комнате свежий запах мыла только усиливал иллюзию. Ана старалась не обращать внимание на навязчивые воспоминания, села в кресло и заговорила:

– Джеймс, я помогу тебе, но не просто так.

– Хорошо, я сделаю все, что угодно. – Он сел напротив и бодро закивал.

– Не обещай то, что не сможешь выполнить.

Руки Джеймса напряглись, он впился в подлокотники, а взор, до этого с надеждой смотрящий на Ану, убежал куда-то вниз.

– От тебя мне тоже нужна информация, равноценный обмен, не находишь? – Ана вопросительно склонила голову на бок.

– Конечно! Я все что угодно расскажу! – голос Джеймса наполнился энтузиазмом.

– Что угодно не надо, только ответь на мои вопросы. Для начала – почему же ты не можешь обо всем рассказать графу Блэкфорду?

Джеймс замялся.

– Понимаете, госпожа, вы-то его любовница, вот он с вами и обращается хорошо…

– Я не… – Ана запротестовала с нотой возмущения, а потом почувствовала губы Кеннета на своих губах. – У нас не такие отношения.

– Конечно, простите за грубость. – Джеймс отвел взгляд, не став спорить. Было видно, что Ане он не поверил. – Так вот, граф терпеть не может любопытства, непослушания и сплетничества… Ездит по делам он всегда один, ест тоже без слуг, его кабинет прибирать запрещено. Горничная, что туда вошла, пропала. Никто не знает, что с ней стало.

– На что ты намекаешь? – Ана нахмурилась.

– Слуг граф нанимает довольно часто, а после увольнения все они бесследно исчезают. Никто о тебе не услышит. Только старухе Хельге все прощается, говорят, она ему как мать.

Ана не знала, что ответить. Она потерла ноющие запястья в задумчивости. Ей не верилось, что Кеннет убивает слуг и закапывает их на заднем дворе. Она не замечала, чтобы прислуга шарахалась от него, да и хоть как-то проявляла страх. А с самой Аной Кеннет был мягок и терпелив, даже заботлив.

– А почему ты здесь работаешь, раз граф так ужасен? – с сомнением спросила она.

– Граф Блэкфорд хорошо платит, а требует немного. Он благодарный хозяин, пока не суешь нос в его дела.

– И ты решил сунуть, да еще и меня в это втянуть?

– Госпожа! Я… нет… не специально, – залепетал Джеймс.

– Будем честны, не могу сказать, что полностью верю тебе. – Ана напряженно потерла переносицу. – Но оставлять тебя, а уж тем более Лиззи в опасности мне не хочется.

Она подумала, что все же расскажет обо всем Кеннету, только немного позже. Ана сомневалась, сказать правду или выдумать историю, но мысль, что тот, кто выведывает о Кеннете, один из инквизиторов, испугала ее. Она пересказала Джеймсу, как приходили инквизиторы, чтобы проверить, есть ли у нее Тьма, и ничего не нашли, что Карл подозревает графа в укрывательстве проклятых и в целом недолюбливает. Она умолчала только о святости Карла и о собственной Тьме: об этом распространяться точно небезопасно. На словах информация выглядела полезной, но особо репутации Кеннета она навредить не должна была. Ана рассчитывала выяснить, кому и для чего понадобилось шантажировать бедного лакея ради сведений о графе. Еще в ней теплилась надежда, что так она сможет сблизиться с Лиззи.

Джеймс слушал молча, изредка кивая. Иногда хмурился и покусывал губы, так старательно пытался запомнить каждую деталь.

– Госпожа… вы в порядке? – спросил он, когда Ана замолчала.

– Сколько раз ты меня об этом еще спросишь? – она слабо улыбнулась, беспокойство Джеймса тронуло ее.

– Я и не знал, что все так серьезно. Вас собирались казнить…

Ведь и правда, собирались, подумала Ана. А она уже почти позабыла чувство приближающегося конца. Может быть, потому что оно было с ней слишком часто?

– Теперь твоя очередь. Скажи, ты знаешь, почему Лиззи так недружелюбна и неискренна со мной, она как будто боится меня? И эти подслушанные сплетни о невесте графа на кухне… Ты ей что-то обо мне наговорил?

– Я! О вас! Да я бы никогда! – Джеймс быстро заморгал и нервно провел пятерней по волосам. – Ну, вообще вы странная женщина, да…

Ана закатила глаза и скрестила руки на груди, несмотря на то что внутри она была согласна с ним.

– Ближе к делу, пожалуйста. Я не хочу тут до рассвета сидеть. – Ана все больше вживалась в роль госпожи, которой ее величали слуги.

И Джеймс послушно заговорил.

– Возможно, вы уже слышали, но Лиззи бросили родители. Нет, правильнее сказать, продали. Она каждый раз плачет, стоит мне спросить ее о детстве, поэтому, что именно случилось, я не знаю. Когда пришел работать сюда год назад, тогда и познакомился с ней. Она всегда была жизнерадостной, веселой и очень милой, – Джеймс улыбнулся. – Вы и сами понимаете. Но Хельга рассказывала, что, когда Лиззи только взяли, она боялась всех, пряталась, убегала, лишь бы с ней кто не заговорил, да и плоха она была, бледная, как поганка, и тоненькая, как спичка. Ну, так Хельга говорила… Только она к Лиззи подход нашла и взяла к себе на кухню работать.

Так вот, в поместье ее прислала леди Вероника. Вроде как леди купила Лиззи, отмыла и попросила графа взять ее. Лиззи говорит, что жизнью обязана леди, и души в ней не чает. Ну, а вы госпожа… как бы сказать… о невесте графа и так все время сплетничают. Характер у нее скверный, замуж не берет никто, даже граф сколько обещает…

Ана кивнула, показывая, что ей достаточно. Ее плечи поникли, в мышцах появилась слабость. Новость, что Лиззи тоже была жертвой работорговцев, больно задела душевные раны. А что касалось причины, почему она недолюбливала Ану, – все оказалось предельно просто. Горничная считала Ану новой возлюбленной графа, тогда как Вероника была ее спасительницей и покровительницей. Ана не стала больше ничего спрашивать у Джеймса. За окном давно уже глубокая ночь.

Как только он ушел, Ана откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Она понимала, что ей лучше лечь в кровать и постараться выспаться, но сил не осталось. Расстроенная и подавленная, Ана не могла смириться с тем, что Лиззи никогда не примет ее, не станет ей подругой. От мысли, что ее надежда на поддержку и искренность разбилась о реальность, в уголках глаз защипало. Она не могла отрицать, что с Вероникой они теперь соперницы. Может, не в глазах Кеннета, но в глазах остального дома и, главное, в ее собственных. Оправдаться ли? Или бросить эти тщетные попытки? Мысли метались в поисках успокоения.

В свете последних событий с Джеймсом у нее назревал план, но удастся ли он? Сможет ли она сама понять, кто собирает информацию о Кеннете? И что сделает Кеннет, когда узнает обо всем? К разочарованию добавилась тянущая усталость и тревога. Ана на секунду представила, что исчезла, растворилась в темноте. И Лиззи этому обрадуется, и Вероника. Хельга только покачает головой да вздохнет. А кто вспомнит ее, какими словами? Ана с усилием зажмурилась, сбрасывая наваждение, потом сползла немного ниже, положила голову на мягкий подлокотник и свернулась клубочком. Свеча догорела, оставив после себя тонкую струйку дыма и едва слышный аромат гари.