– Что с тобой? – Кеннет обернулся к ней.

– Ничего. – Ана гордо тряхнула головой и невозмутимо пошла дальше, цокая каблуками с удвоенной силой.

Они дошли до ее спальни в молчании. Ана погрузилась в мысли, пытаясь придумать, как ответить графу на его упрек. В голову ничего не шло, только разъедающее чувство обиды подкидывало самоуничижительные мысли. Но когда она уже открыла дверь, собираясь за ней исчезнуть, Кеннет заговорил:

– Я хотел, чтобы ты пошла на бал со мной.

Ана замерла на пороге и обернулась.

– А как же ваша невеста?

– Вероника бы поняла. Это ради твоей безопасности, – невозмутимо ответил он.

Сердце Аны забилось, как дикая птица в клетке.

– Вы на удивление плохо разбираетесь в женщинах, граф Блэкфорд, – сказав это, она скользнула за дверь и поспешно захлопнула ее за собой, не дав Кеннету и шанса на ответ.

Постояв пару мгновений, она услышала удаляющиеся шаги и только тогда бросилась на кровать, обняла подушку и тихонько в нее запищала.

«Как он может спокойно говорить такие вещи?!» – «Конечно, вспомни, что он раньше делал!»

Метания Аны прервались, когда в дверь постучали. Она подскочила и стала приглаживать растрепавшиеся волосы, надеясь, что вернулся Кеннет.

– Госпожа… можно войти? – послышался тихий девичий голос.

– Ах, да, конечно. – Ана прикусила губу и нахмурилась.

В комнату вошла совсем юная девушка в одежде горничной. Ана сразу ее узнала по светло-рыжим кудрям и загорелой коже. Это была Лиззи, та, что под окнами миловалась с Джеймсом. Ана вспомнила, как чуть не навредила бедняжке из-за случайной вспышки Тьмы. Кольнула совесть.

Лиззи неловко мялась с ноги на ногу в дверях, держа в руках увесистый поднос с едой и не решаясь заговорить первой. Ана опомнилась и сказала:

– Поставь, пожалуйста, на стол.

Лиззи послушно исполнила указание, но, не рассчитав усилия, громко звякнула посудой и расплескала суп.

Она испуганно вскрикнула и зажала рот руками.

– П-простите, госпожа!

«Чего она так боится? Неужели Джеймс ей глупостей обо мне наговорил?» – Ана стиснула кулаки, но быстро разжала, не желая выдавать свою досаду.

– Не переживай. Почему ты пришла, где Хельга?

– Г-граф приказал мне… вам… – Губы Лиззи дрожали, а лицо побелело.

«Кеннет говорил, что Тьма не повредила ее разум. Тогда отчего она так трясется?» – Ана подошла к горничной ближе и предложила присесть. Лиззи начала было отнекиваться, но все же села.

Юная горничная вытерла руки об одежду и потупила взгляд. Ана заметила на декольте своего платья кровавое пятно. Она совсем о нем забыла!

– Испугалась крови? Это я просто поранилась, ничего страшного, – Ана старалась говорить будничным тоном, – а теперь успокойся и ответь, пожалуйста, почему ты пришла? – Она взяла чайник, стоящий на подносе, налила чай и протянула Лиззи.

– Я принесла вам обед, потому что так граф Блэкфорд п-приказал! – почти без запинок выпалила та.

– Хорошо, спасибо, – Ана улыбнулась. – Раньше мне помогала Хельга, вот я и удивилась.

– Г-граф Блэкфорд сказал, что теперь я б-буду вашей личной г-горничной. – Лиззи нервно сжимала в руках чашку. – Б-бабуся, ой, Хельга работает на кухне, она не может б-быть все время рядом с вами, г-госпожа.

Ана хотела еще расспросить Лиззи, но та так распереживалась, что Ана решила ее отпустить.

«И все же, неужели пятно крови ее так напугало?..» – мысль оставляла во рту неприятное послевкусие, пока Ана хмуро ковыряла ложкой в тарелке. Луковый суп, что так пряно пах, не лез в горло. Ей было неприятно чувствовать на себе страх и отторжение. Ана бы хотела с ней сблизиться, найти союзницу в этом доме: в горничной она увидела что-то знакомое, то, что она потеряла в далеком детстве. Но она давно позабыла, как дружить, а может, никогда и не умела.

Ана задумчиво смотрела на чашку, из которой Лиззи не сделала ни глотка.

Ана в одиночестве лежала на кровати, ее взгляд блуждал с нависающего над ней балдахина, расшитого золотыми нитями, до увядающих гортензий. Мыслями она была глубоко внутри себя, пыталась нащупать Тьму, так удачно спрятавшуюся от инквизиторов. Ана подумала, что сейчас может потренироваться управлять ей. Сама собой Тьма никак не находилась, будто ее и никогда не было. Последний раз Ана чувствовала себя так спокойно, когда еще была в академии. Но теперь спокойствие больше походило на опустошение.

Она вспомнила, как готовилась к церемонии совершеннолетия. Рано утром хотела примерить платье, которое только забрала у портного. Как хорошо оно вышло: глубокий квадратный вырез, откровенный, но не вульгарный; темно-зеленый атлас, переливающийся на свету, многослойная юбка. Но больше всего Ана гордилась вышивкой на корсете, над которой она трудилась украдкой, воруя часы у сна, – серебряная луна переплеталась с полевыми цветами.

Этот день должен был изменить ее жизнь. Наконец-то она освободится! И это платье было символом свободы: оно было другим. Не таким, как от нее ожидали. Темным, когда ученицы традиционно носили светлое, дорогим, тогда как Ану дразнили за бедность, дерзким – она больше не собиралась терпеть унижения.

Ана развязала ленты на коробке и развернула упаковочную бумагу. Ткань мягко скользила в руках и имела приятную тяжесть. Счастью Аны не было предела. Она начала одеваться: с чулками, нижним платьем и юбками трудностей не возникло. Однако самостоятельно затянуть корсет у нее не получалось. У портного в мастерской работали две помощницы, которые без труда справились с платьем, но теперь Ана была совсем одна. Поэтому она старательно изгибалась, надеясь, что все же дотянется и в руках хватит сил.

В ее маленькой келье было практически не развернуться, между кроватью и стеной двум людям не разойтись. В углу у окна притаился маленький столик с зеркалом, в котором она и старалась рассмотреть праздничное одеяние.

Дверь за спиной скрипнула. Ана вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стоял сам первосвященник. Ана удивленно попятилась, но тут же уперлась в стол. Она была совсем неприлично одета для встречи с главой Церкви: расшнурованный корсет, растрепанные волосы, в одном нижнем платье… Ей хотелось провалиться под землю от смущения, пока незваный гость молча ее разглядывал.

Ана узнала его. Это был человек, которого она когда-то считала родителем. Он работал в храме при монастыре, где она жила до семи лет. Первосвященник всегда был к ней добр. Когда Ану отправили в академию, они перестали видеться.

Он ступил в келью и опустился на кровать. Его белоснежная ряса слепила, седые волосы были аккуратно собраны в хвост, а морщины стали глубже с тех пор, как Ана видела его в последний раз.

– Моя милая, как я по тебе скучал, – низкий голос разорвал неловкую тишину. «Моя милая» – он всегда к ней так обращался.

– Ч-что вы здесь делаете? – Ана покраснела и прикрыла себя руками.

– Разве мог я пропустить твой переход во взрослую жизнь? Ты расцвела, моя милая.

По спине Аны пробежал холодок. Когда-то он заменил ей отца, которого она никогда не знала, но теперь между ними осталось только отчуждение.

– Ваше Святейшество, благодарю, что навестили меня, но мой вид слишком неуместен для вашего взора. – Ана опустила глаза вниз.

– Я видел тебя и более неприглядной, неужели ты забыла? – первосвященник говорил размеренно, и так же размеренно полз по ней его взгляд.

Она помнила, он купал ее. Но она больше не ребенок.

– Садись рядышком, моя милая, поговорим. – Он похлопал рукой по кровати.

Ана была смущена и озадачена, но подчинилась. Наверное, он все еще видел ее маленькой девочкой, одинокой и всеми покинутой, и пришел поддержать в такой важный день.

– Как ты планируешь жить дальше? – Первосвященник немного развернулся к ней.

– Пойду работать гувернанткой, – ответила Ана, но умолчала, что мечтала открыть цветочную лавку.

– Думаешь, тебя возьмут, моя милая? – сочувственно спросил он и положил руку ей на колено.