Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Анастасия пересчитала эти листы. Их было ровно сорок. Рисунки и орнаменты на них не повторялись. Художник прекрасно изобразил сцены охот, царских приемов, пиров, сражений, а также пейзажи: горы, долины, сады, реки. Но больше всего удались ему цветы самых причудливых расцветок и очертаний.

— Что это? — спросила она, перебирая страницу за страницей.

— Стихи знаменитого пелситского поэта. Его имя Омал Хайям. Жил в отиннатцатом — твенатцатом веке.

— Рукописная книга двенадцатого века? — не поверила Анастасия.

— Нет, конечно. Это — сеснатцатый век. Хутожник Кемалеттин Бехзат. Он был начальником китабхане — книжной мастелской — в Теблизе, пли тфоле Сефефитов.

— Ее цена?

— О, не спласивайте меня о таких печальных фещах!

— Ну а все-таки?

— Фы считаете, книга ей потойтет?

— Безусловно.

— Стелаем так. — Попандопулос снова закрыл потайной шкаф. — Счет за нее я плиложу к сфоему лаполту о послетних событиях в Бахчи-салае. Уфелен, что Сфетлейсый его оплатит…

К обитательницам ханского гарема, как к настоящим заключенным, нельзя было обращаться напрямую. За такую дерзость могли и голову отрубить. Потому свое письмо для Лейлы и подарок Анастасия отдала Шахин-Гирею при их новой встрече. Теперь получить аудиенцию у Его Светлости для нее не составляло никакого труда.

До истории с ядом она была у Шахин-Гирея четырежды. Их беседы происходили всегда в Кофейной комнате. Анастасия даже облюбовала там диванчик-сет, покрытый красно-синим ковром, с парчовыми подушками. Хан обычно садился напротив нее. Им приносили кофе. Прихлебывая этот густой черный напиток без сахара, Шахин-Гирей рассказывал ей о какой-нибудь насущной проблеме в своем государстве, к решению которой он намеревался привлекать русское правительство.

Например, он уже все объяснил госпоже Аржановой про ручное огнестрельное оружие для первого в Крыму регулярного полка пехоты. Требовалось более тысячи однотипных фузей с кремнево-ударными замками. В Бахчи-сарае работали две оружейные мастерские. Но их уникальные изделия, красиво отделанные и потому слишком дорогие, предназначались богатым, знатным заказчикам. К тому же производительность труда в мастерских высоко не поднималась. В месяц они выпускали десять — пятнадцать ружей. Такими темпами хан мог вооружать свой полк лет пять.

Потому Шахин-Гирей хотел просить у императрицы Екатерины II тысячу армейских ружей, пусть старых, ремонтированных, но простых по внешнему оформлению и надежных, и лучше всего — безвозмездно, в дар, так сказать, союзному государству. Анастасия из ведомостей Херсонского арсенала знала отпускную цену на пехотную фузею образца 1758 года — 4 рубля 17 с половиной копеек. Она сказала об этом Его Светлости. Получалось, что подарок обошелся бы российской казне в четыре с небольшим тысячи рублей. Это было вполне сопоставимо с теми финансовыми средствами, которые предназначались для помощи крымскому правителю.

Теперь хан рассуждал о другом своем проекте. Для укрепления денежной системы страны Шахин-Гирей задумал учредить в Кафе монетный двор и чеканить там медные, серебряные и золотые монеты. Человек, знакомый с этим делом, у него имелся — верный соратник Абдул-Хамид-ага из рода Ширинов, учившийся в Турции. Не хватало металла нужного качества. Хан собирался просить о разрешении вывозить в Крым из России, причем беспошлинно, медь, серебро и золото.

Но Анастасия на этот раз слушала хана невнимательно. Вопрос о золоте казался ей несущественным в сравнении с четко определившейся угрозой ее собственной жизни и жизни ее слуг. Она сказала Его Светлости, что хочет продолжить путешествие по полуострову и отправиться к берегам Черного моря: в Инкерман, Ахти-яр и Балаклаву, — а оттуда на купеческом корабле вернуться в Херсон, пока не начался период сильных ноябрьских штормов. Потому на память об их встрече она дарит Лейле книгу четверостиший Омара Хайяма с миниатюрами Кемальэддина Бехзада, сделанную в придворной книжной мастерской в городе Тебризе в начале ХVI века.

При этих словах Шахин-Гирей открыл коробку. Книга ему понравилась. Он перелистывал ее, пристально рассматривая картинки и читая про себя стихи. Хан знал арабский язык, слышал о великом персидском поэте. Анастасия попросила его перевести что-нибудь на русский. Его Светлость выбрал следующее:

Звездный купол — не кровля покоя сердец.

Не для счастья воздвиг это небо Творец.

Смерть в любое мгновение мне угрожает.

В чем же польза творенья? — Ответь наконец!

Невольно поддавшись меланхолическому настроению, они пошли в гарем в гости к Лейле. Но третья жена хана встретила их весело. Она только что закончила рисовать узор для килима и была очень довольна своим новым произведением. Ей замечательно удалось вплести в растительный орнамент, придуманный для будущего ковра, разные исламские религиозные символы.

Анастасия видела, что подарок пришелся по душе юной художнице. На миг их взгляды встретились, и ее черные глаза просияли. Однако перед мужем Лейла держалась спокойно и невозмутимо. Прижав книгу к сердцу, она чуть наклонила голову.

— Ярдымынъыз китабынъыз, Анастасия ханым.

— Алла разы олсун! [50] — ответила Анастасия.

Хан с удивлением выслушал обмен вежливыми фразами и спросил Анастасию, действительно ли она говорит по-татарски. Русская путешественница ответила, что только начала изучать этот язык по учебным пособиям, предоставленным посланником Ее Величества в Бахчи-сарае господином Константиновым, и испытывает трудности, так как грамматика и произношение слишком непривычны для европейского человека. Шахин-Гирей улыбнулся.

— Пусть Лейла поможет вам.

— Для этого нужно время, — ответила Анастасия.

— Разве у вас его нет?

— Очень мало…

Хан поговорил со своей третьей женой по-татарски. Анастасия поняла всего три слова, часто повторявшихся: «чешме» — источник, «таш» — камень, «ел» — дорога. Далее последовало приглашение совершить вместе с Лейлой еще одно путешествие — к источнику Таш-Аир, расположенному в пяти верстах от Бахчи-сарая, в живописной горной местности, где есть скалы с таинственными рисунками и пещеры…

Это был необычный день.

Сначала наступило хрустальное утро. Тихое и ясное утро ранней крымской осени, когда небосвод прозрачен и чист, а солнце светит ослепительно, но совсем не жарко. В ханской карете, запряженной четверкой лошадей, они помчались по пустынной дороге на юго-восток, туда, где в горных ущельях еще прятался туман и в кронах деревьев, радуясь хорошей погоде, начали петь птицы. Анастасия слушала, что говорит Лейла. Вчера весь вечер она читала стихи Омара Хайяма и пыталась перевести их с арабского на французский. Однако сегодня этот перевод показался ей не особенно удачным.

Таш-Аир открылся за новым поворотом внезапно. Скала, нависающая над дорогой, поляна на опушке леса и тропинка, пересекающая ее. Древний источник, отделанный простым камнем, прятался среди деревьев. Надпись на камне гласила: «Бу чешме олды бахрият кель Мухаммад эшкине ич бир аб хаят» [51]. Только звон воды, падающей из оловянной трубки вниз, в маленький прямоугольный бассейн, выдавал его местонахождение.

Лейла присела на корточки. Она опустила ладони в бассейн, но не мыла их, а словно гладила и ласкала ими воду, любуясь игрой чистейших струй. Ее жесты походили на некое священнодействие. В нем Анастасии почудилось вечное благоговение детей иссушенной ветром и солнцем степи перед влагой, дающей жизнь. Она захотела точно так же погладить воду, но не знала, можно ли ей, чужестранке, принять участив в этом ритуале.

— Источник был разрушен, — сказала Лейла. — Его восстановили недавно.

— Да, я вижу, что камни совсем новые.

— Это сделал один местный житель на свои средства. Может быть, здесь мы увидим его…

— Он — мулла?

— Нет. Пастух по имени Айваз. Но так же, как я, большой любитель древностей.

вернуться

50

— Благодарю за книгу, госпожа Анастасия.

вернуться

51

Это обильный источник. Приди, испей лечебной воды во славу Пророка Мухаммада (тюрк. — тат.)

57
{"b":"932479","o":1}