Анастасия, следуя за ханом, вышла на песчаную дорожку из зарослей жасмина. Теперь Лейла увидела гостей. Она хотела обратиться к мужу. Однако присутствие молодой женщины в европейской одежде остановило ее. Она окинула Анастасию пристальным взглядом с головы до ног.

Пусть эта встреча проходила в неофициальной обстановке, пусть обе женщины не были парадно одеты, но этикет предписывал Анастасии первой и с должным почтением приветствовать третью жену крымского правителя. Потому она присела в глубоком реверансе перед шестнадцатилетней татарской принцессой и низко склонила голову.

— Bonjour, votre Clairemesse! [40] — на свой страх и риск Анастасия произвела от французского слова «claire» — светлый — обращение, заменяющее русское «ваша светлость» в женском роде.

— Bonjour, madame… — Лейла помедлила, не зная, как назвать незнакомку, и вопросительно посмотрела на Шахин-Гирея. Он спохватился и пришел ей на помощь, заговорив по-татарски:

— Сизлерни таныш атьмеге мусааде этинъиз. Бу — Анастасия Аржанова. Бу — Лейла… [41]

Снова наступила пауза. Говорить должна была третья жена. Но она молчала и испытующе смотрела на гостью, словно решала для себя, стоит ли продолжения этот разговор.

— Je suis heureuse de faire votre connaissance… — произнесла она наконец и добавила. — D’ou vene vous? [42]

— Je suis venu de ville Khercone. — Анастасия ответила и с облегчением перевела дух. — C’est la premiere fois que je viens dans votre pays [43].

— Notre pays est tres beau… [44] — Маленькая турчанка улыбнулась ей совсем по-дружески.

Через минуту они уже шли рядом по садовой дорожке, и Лейла рассказывала Анастасии о цветах, которые она выращивает здесь на клумбах. По-французски она говорила довольно бегло и с каким-то странным для Анастасии, неуловимым акцентом. Но это был очень хороший книжный французский язык, на котором тогда в Европе говорили все, не бывавшие во Франции. Возможно, они даже учились с Лейлой по одному и тому же учебнику. Анастасия легко узнавала фразеологические обороты, слова и грамматические схемы. Заинтересовавшись рассказом третьей жены хана, она задавала Лейле разные вопросы об этих цветах.

Шахин-Гирей шел следом за своей женой и гостьей и вслушивался в звуки чужой речи. Кое-что он понимал. В юности он увлекался изучением языков, но Аллах не дал ему тогда случая досконально изучить французский. Теперь для этого не было ни времени, ни сил.

Хан радовался, что ему в голову вовремя пришла идея познакомить маленькую Лейлу с русской путешественницей. Бывало, что Лейла отчаянно скучала в его пышном дворце. Оставив родину и всех близких ей людей на другом берегу Черного моря, в Бахчи-сарае она пока не приобрела подруг.

Первая жена Шахин-Гирея Мариам, черкешенка по происхождению, была старше Лейлы на двенадцать лет и целиком погружена в ведение сложного дворцового хозяйства и воспитание детей — троих ее собственных и двоих от второй жены. Хатидже, вторая жена хана, крымская татарка из знатного рода Ширин, отчего-то сразу невзлюбила юную турчанку и всегда старалась чем-нибудь досадить ей.

Однако хан очень любил Лейлу. Она была таким же необычным цветком в его саду, как и прекрасные орхидеи, которые она умудрилась вырастить на сухой и глинистой почве Бахчи-сарая.

Шахин-Гирей женился рано. Он сполна познал первые плотские радости с крупнотелой Мариам. Затем добавил к ним кое-что из острых ощущений с Хатидже, весьма раскованной в постели и готовой на все ради обладания мужчиной. К Лейле же хан по большей части заходил днем. Лежа рядом с третьей женой на подушках, он перебирал ее чудесные вьющиеся волосы, рассматривал ее последние рисунки и слушал новые стихи, сочиненные ею.

Редкие их ночные встречи были не столь поэтичны. Лейла, стиснув зубы от боли, молча выполняла свои супружеские обязанности.

Шахин-Гирей понимал, что это не доставляет ей ни малейшего удовольствия, но не знал, как исправить ситуацию. Для третьей жены существовал один-единственный и давно проверенный выход — забеременеть и родить, — но тут пока у нее ничего не получалось.

Тем не менее хан никогда не упрекал Лейлу. Дело было в том, что он знал ее ребенком. В Румелии поместье ее отца, важного придворного чиновника турецкого султана, часто выполнявшего дипломатические поручения, находилось рядом с владениями Гиреев. Младшая сестра Шахин-Гирея играла с пятилетней Лейлой, подвижной, озорной, похожей на кудрявого ангелочка. На правах старшего он наблюдал за малышами и в тот год решил для себя, что когда-нибудь эта живая куколка останется с ним навсегда.

Из Стамбула в Бахчи-сарай Лейла привезла целый сундук книг, коробки с красками и свитки китайской рисовой бумаги. В трех комнатах, отведенных ей в гареме, на стенах висели пейзажи, изображающие ее родные места в Румелии, на полках стояла медная и фарфоровая посуда, подаренная ей матерью, а в гостиной на самом видном месте висела большая картина, написанная маслом, — «Закат на Босфоре».

Наблюдая за приступами тоски, иногда мучавшей Лейлу, хан разрешил ей совершать краткие поездки к морю: в Ахтиар и в Балаклаву.

Две недели назад Лейла вернулась из такой поездки на берег моря. Она была в Балаклаве. Там она наблюдала шторм, сделала много набросков и в упоении рассказывала своему господину о мириадах морских брызг, обнимающих скалы, о деревьях, стонущих от порывов ветра, о грозовом, темно-пурпурном вечернем небе.

Как назло, позапрошлой ночью кто-то ходил по клумбам в саду гарема, сломал и бросил на землю самые красивые из ее орхидей. Лейла заперлась у себя. Хан пошел ее утешать, и тогда она прочитала ему новые стихи:

Если бы Лейла, как Хатидже, была помешана на сексе, то день и ночь с мужем, наполненные горячими ласками, сразу бы успокоили ее. Если бы Лейла, как Мариам, отдавала все силы дому и детям, то щедрые подарки и долгие разговоры о том, что в их жилище надо бы еще построить, починить или прикупить, восстановили бы ее душевное равновесие. Но третья жена Шахин-Гирея жила в своем, выдуманном мире, он был там не хозяином, а гостем, и порой терялся в догадках, как вновь наладить жизнь в ее удивительном царстве…

Анастасия вместе с Лейлой вернулась к пруду. Теперь больше говорила русская. Хан прислушался. Госпожа Аржанова объясняла собеседнице особенности нынешней европейской моды, демонстрируя свои длинные лайковые перчатки. Лейла взяла их и по предложению Анастасии примерила. Они были ей чуть-чуть велики. Анастасия сказала, что светская женщина не может выходить из дома без перчаток. Но лайковые — для улицы, а есть еще шелковые и кружевные, которые носят на балах, чтобы руки танцующих не соприкасались.

— Знаю, — сказала Лейла. — У вас на балах все танцуют парами. Вы тоже танцевали так?

— Да.

— Но ведь это неприлично. Женщине нельзя быть рядом с незнакомым мужчиной.

— Почему же? — улыбнулась Анастасия. — Во-первых, это приятно, во-вторых, интересно. Мужчина всячески угождает женщине, ухаживает за ней, говорит ей комплименты.

— Комплименты — приятные слова, — снова проявила эрудицию Лейла, — Я читала об этом у Жан-Жака Руссо в его романе «Новая Элоиза».